Мужчина ввёл его в курс дела: он с помощниками был карманником и домушником. Алан даже не ужаснулся услышанному. Он тут же согласился. Мораль и принципы стали забываться после смерти отца.

Жизнь пошла в гору. Из Алана получился прекрасный вор. Он не нуждался даже в уходе хозяев из дома, люди просто не подозревали, что кто-то орудует в их комнатах. Алан всё чаще стал прикасаться к картам, где ему ещё с детства не было равных. В скором времени онсовместил кражи в домах с уличным грабежом. Он просто не мог сидеть без дела, когда его шайка отдыхала. Поначалу Алан отнимал деньги и ценные вещи у детей и женщин, повзрослев и окрепнув, грабить стал и мужчин. Новая жизнь нравилась Алану, но в душе он понимал всю её низость и отвратительность. Но чтобы не мучила совесть, он решил обвинить в своём выборе других. „Это общество меня заставило пойти по преступному пути. Не моя вина“, — убеждал он себя. Алан скрывал своё постыдное ремесло от родных, он рассказывал им, что устроился слугой в дом богатого господина и поэтому получает много денег. Но родные всё подозревали. Они молчали, боясь за брата и сына, но долго терпеть не смогли.

Однажды мама и сестра признались, что всё знают о нём. Они стали умолять Алана вернуться на честный путь. Он отказался. Разговор превращался в склоку. Мама и сестра перестали стесняться в словах и речах, они требовали, приказывали Алану остановиться. Таких оскорблений молодой человек снести не мог. Он быстро собрал сумку и ушёл из дома, даже не попрощавшись с женщинами и младшим братом.

Алан перебрался в Париж к новой шайке. С другими людьми он разучился общаться. Он их ненавидел всей душой. Но в один мрачный день Алан повстречал девушку. Её звали Кларой. Она была сиротой, выросшей на улице. Молодые люди полюбили друг друга. Они расцветали, когда были вместе, и горевали, когда приходилось расставаться. Клара стала лучом света для Алана. Он захотел семью. Но девушка не желала быть женой разбойника, каждый день она пыталась изменить любимого. Но всё было тщетно. Устав от напрасных стараний Клары, Алан бросил и её. Потом он узнал — Клара носила под сердцем его ребёнка.

Грабежи и драки стали обыденностью, Алан и не заметил, как в драке ему повредили левый глаз. Ему была противна своя жизнь, но менять ничего Алан не хотел. Это для него было ещё омерзительнее, Алану нравилось ненавидеть. Он забывал, что такое любовь. Редко во снах он видел маму, брата и сестру, отца. Как-то Алан мимоходом оказался в родном городе. Он не собирался интересоваться семьёй, но чисто случайно встретил давних знакомых. От них он и узнал, что после его исчезновения здоровье матери ухудшилось ещё сильнее, зарабатывать деньги пришлось идти семилетнему брату. Вскоре мама умерла. Кредиторы грозились сестре отобрать за долги дом. За ней давно ухаживал старый и лысый хозяин мебельного магазина. Сестра долго противилась, но она осознавала, что сама не сможет прокормить себя и брата. Она сдалась и вышла замуж. Муж каждый день избивал её и младшего брата.

— Понятно, — ответил Алан знакомым и пошёл своей дорогой.

Больше он не думал о родных. Ему запрещали убеждения. „Любви не существует. Человеческая жизнь — ничто. Человек — ничтожество“, — повторял он изо дня в день. О его девизе знали все знакомые и подельники Алана, что подвергало их в глубокое изумление — человеконенавистник Одноглазый Алан мог сделать всё, кроме одного. Он не умел убивать. Много раз он подносил нож к горлу жертве, собирался нажать на спусковой крючок, но в последний миг его всегда что-то останавливало. Запрещал убивать он не только себе, но и сообщникам. Его подручный и правая рука по прозвищу Ангел, убивавший с пятнадцати лет и сделавший жестокую надпись на лбу, насмехаясь над жертвами, порой люто презирал главаря за жалость:

— Были бы у меня мозги, я бы убил Алана и сам стал главарём. Но я слишком туп, чтобы управлять людьми.

Алан был неуязвим для полиции, умел обчищать даже дома полицейских. Никто не знал, как он выглядит. Но недолго радовался он привольной жизни. Ночная гроза попался на простой карманной краже. Но никто тогда смог доказать, что это сам Одноглазый Алан. Судебные и полицейские чины были уверены, что неуловимый Алан слеп на один глаз, а у воришки лишь слегка этот глаз не закрывался. Ему дали шесть лет тюрьмы.

Тюрьма стала для Алана бесплатным походом в театр или цирк. Он посещал исправительные мероприятия с целью посмеяться. Когда священник говорил:

— Покайтесь! И обретёте счастье в раю, иначе вечность будете страдать в аду!

Алан отвечал:

— Поскорей бы туда попасть.

Заключённые сторонились Алана, считая его сумасшедшим палачом. Он смеялся над мелкими воришками, смотря на них как на детишек.

Но тюрьма стала и пыткой для Алана. Он не мог находиться рядом с насильниками и убийцами, которых обходил стороной. Они стали для него ненавистнее всех остальных людей. Алан зарёкся, что никогда больше не окажется в тюрьме. Выйдя на свободу, он завязал с прошлым. Занялся бродяжничеством и путешествием по стране, стараясь заработать своими честными талантами. Но честная жизнь продлилась недолго. Случайно встретившись с подручными, Алан бросил труппу и вновь сколотил шайку.

Жизнь влилась в привычную колею.

Алан взирал на холодную чёрную стену и тихо бурчал себе под нос.

— О чём я жалею? Я же сам выбрал эту дорогу. Кого я жалею, люди — мрази и ничтожества. Их можно уничтожать и надо. Как того Орефье.»

Тело Алана пронзила дрожь. Он вспомнил во всех деталях тот день, когда смог преодолеть самую тяжёлую границу — человеческую жизнь.

Алан любил кабаки, но больше он любил карты. В один из вечеров он выиграл у господина по фамилии Орефье целых пятьсот франков. Такая сумма была невероятной победой даже для Алана. Проигравший Орефье был обескуражен, но он не уныл.

— Брат, я тебе отдам все пятьсот франков до последнего су, — мило сказал ему мужчина. — Ты меня честно победил. Я верну тебе деньги, но через неделю. Сейчас у меня нет такой суммы.

Алан был поражён любезностью Орефье больше чем своим громадным выигрышем. За тридцать лет никто не разговаривал с ним как с равным. Алан дал отсрочку.

Но в назначенное время Орефье не явился.

Алан встретил его возле дома. Орефье непонятливыми и испуганными глазами оглядывал недавнего знакомого.

— Вы кто? Что вам от меня надо? — прошептал он.

— Ты должен вернуть мне долг.

— Какой долг? — притворно изумился Орефье и громко закричал. — Полиция, спасите! У меня вымогают деньги! Грабят!

Впервые за тридцать лет Алан поверил человеку, но тот предал его. Вся злость, зависть ненависть, копившая последние тридцать лет, выплеснулась наружу. Он больше не мог сдерживаться, он забыл обо всём, что ещё вчера сдерживало его главного греха. Алан покорно дождался ночи и бесшумно пробрался в дом Орефье. Он поджигал занавески, книги, деревянный пол. А потом так же бесшумно спрятался на соседнем чердаке. Алан равнодушно наблюдал за огнём, пожирающим дом, равнодушно слушал стоны и и крики о помощи. Он ни о чём не думал и ничего не чувствовал. Ни совести и жалости к горящим людям, ни радости за свершившуюся месть. Когда он собирался уходить, то невольно взгляд Алан зацепила маленькая девочка, которая сильно хотела домой, потому что от огня ей было жарко.

На следующий день он узнал, что семью Орефье спасли. Алан не досадовал и не радовался. Ему было всё равно. В Париже он оставаться больше не мог и с шайкой перебрался в Марсель. Сообщники стали относится к главарю ещё с большим уважением. Ангел перестал презирать исподтишка Алана.

— Можешь, если захочешь, — часто говорил он и советовал иногда главарю. — А давай ты тоже себе клеймо набьёшь на лбу, как у меня. И на твоём прекрасном личике будет написано „ангел“, хотя все будут знать, что ты исчадие ада.

Алан только недовольно фыркал на предложение сообщника.

Однажды на очередной попойке в волчьем логове Ангел, распалённый виной и мужественностью своего главаря, воскликнул: