Присутствие Юны вызвало же среди соплеменников такую бурю возмущения, злобы и гнева, что даже сам Экене поразился насколько могут быть злыми его товарищи и соседи. Среди толпы слышались самые разнообразные крики, кто-то вопил, чтобы Юне отрезали голову, кто-то — чтобы её забили камнями, а кто-то так вообще голосил за четвертование. Тех, кто хотел помиловать Юну и не причинять ей зла было всё же большинство, но их голоса растворялись в оре ненависти и ярости.
Вождь Азубуик смотрел на Юну с такой злостью и отвращением, будто бы в него вселился демон.
— Ты понимаешь, что ты сейчас перечертила всю свою судьбу? — сказал вождь. Он пытался говорить спокойно, величаво, но он не мог скрыть лютой ярости.
— Азубуик, не цацкайся с нею! — крикнул кто-то в толпе.
Четверо рассвирепевших мужчин вышли вперёд, чтобы схватить девушку. К ним присоединился Ненмарди. Неожиданно для всех Экене закрыл собой Юну. Он был полон отваги и стремления защитить девушку любой ценой.
— Только посмейте тронуть её! Будете иметь дело со мной! — заявил Экене решительно и смело. — Не знаю, какое решение примет вождь и старейшины, но я не позволю, чтобы кто-то из вас, хоть пальцем к ней прикоснулся. Вот, вы четверо, называете гаапи злом, убийцам, душегубами, которые отняли у вас брата или отца, а взгляните на свои руки, у скольких лично вы отобрали брата или отца? Или это называется “нам можно, им нельзя”? Не подумайте, я не оправдываю тех тварей, я даже рад, что благодаря моему другу, — Экене указал на Пьера, — некоторые из них уже лежат в земле. Я всего лишь не перекладываю вину на всех подряд. Я умею мыслить трезво и без миражей.
Эта девушка пострадала от рук гаапи не меньше, чем мы. И не только от гаапи она пострадала, — Экене покосился на Азубуика, который, к счастью, не заметил этого. — Вы теперь хотите полностью доказать своим врагам, а заодно и своим подрастающим сыновьям и дочерям, какие же справедливые, милостивые и добрые люди живут в племени Тинуваку, лишив невинную девушку жизни на глазах у сыновей и дочерей?
В толпе воцарилось молчание. Те четверо мужчин очень многое хотели сказать Экене, чтобы заткнуть ему рот, но не могли подобрать нужных для этого слов. У молодого Ненмарди тоже не было веских доказательством, чтобы побороть Экене, он решил действовать своими методами, надавив на больное.
— Так быстро забыл мать, отца и сестру? А может над тобой в Америке не так уж и сильно издевались, чтобы считать тех, кто тебя продал, своими приятелями? — ехидно спросил он.
Экене ни чуть не покоробился, хоть его сердце и сильно ёкнуло об упоминаниях о семье, он ожидал от Ненмарди подобного.
— А ты забыл свои слова, когда мы только познакомились с Абени? А я вот помню: “Она мразь, она тварь, она зло, мы должны уничтожить её!”. Точно так же кричали гаапи, когда я был у них. Они, признаюсь, даже уступали тебе в жестокости и гневе. Я никогда не прощу тех мерзавцев, но я никогда не опущусь до их уровня, причинив вред невиновному только ради мести или удовлетворения своей жестокости.
Ненмарди немного сконфузился. Он стал думать, что ещё сказать Экене. Ненмарди понимал, что его призывы к банальной мести никому не покажутся убедительными.
— Не простил… Как же. Да ты Пьера простил, за то, что он убил твою семью. А гаапи-то точно простишь!
— Пьер не убийца моей семьи. Он как никто другой желал их спасти! Невозможно передать, какие муки совести он сейчас испытывает, как ему сейчас тяжело! — воскликнул Экене. — Если ты это не видишь, то мне не о чём с тобой разговаривать. И с остальными тоже, — Экене взглянул на соплеменников.
— Да он же всё это время лгал, смотря тебе и нам прямо в глаза! Ложь — одно из самых страшных злодейств, — сказала одна женщина из толпы.
— Если ложь — это злодейство, то почему вот ты себе это позволяешь, вот ты, вот ты? — спросил Экене, указав на некоторых из соплеменников, которые отличались подлым характером и привычкой лгать как чужим, так и близким из самых разных побуждений. — Честно сказать, я немного благодарен Пьеру. Он научил меня смотреть на мир без миражей, без предрассудков. Он научил меня мыслить трезво, доверять не только друзьям, но и врагам, но не быть наивным. Отличать ложь от правды, реальность от миража.
Мой друг совершил страшную ошибку, но он пытается исправить её, пытается измениться. В христианстве есть одни хорошие слова: “Пусть тот, кто без греха, первым бросит камень”.
Экене завершил свою речь. Даже Ненмарди не стал возражать ему, но и не согласился ни с чем. В толпе слышалось лишь тихое перешёптывание. Азубуик посмотрел на Экене, затем обратил свой взгляд на Юну и сказал Бохлейну и другим старейшинам:
— Нам нужно поговорить.
Прошёл час, если не меньше. Но ни вождь, ни кто-либо из старейшин не выходил из главной хижины. Юна спокойно и безропотно ожидала решения своей дальнейшей судьбы. Рядом с ней был Мадива, нежно державший её за руку. В этот миг решалась и его судьба. Мадива, только увидев Юну, дал себе клятву, защитить сестру любимой всеми силами.
А пока старейшины решали что да как, Экене вернулся домой. Он рассказал брату и сёстрам про смерть их приёмной сестрички Марани. Но дети отнеслись к этому без слёз, многочисленных вопросов. Они словно ждали, что нечто подобное услышат, как только увидели старшего брата. За время долгого ожидания родителей и старших, после трагической новости о гибели мамы, папы и сестры, предательстве брата, они словно привыкли к разным бедам в их семье. Детишки только печально опустили глаза.
Пьер ждал Экене на улице. В хижину его не пустил Коу. Мальчик, как когда-то его старший брат, возненавидел Пьера:
— Пошёл вон, убийца! — закричал он.
Экене попытался вразумить братишку, объяснить, что Пьер не убийца, он хотел спасти папу, маму и Мейкну. Но Коу дал Экене пощёчину, пнул ногой в живот и с криком убежал из дома:
— Ты, значит, оправдываешь его! Видеть тебя не хочу!
Экене грустно вздохнул.
— Что ты про меня ему рассказал? — спросил Пьер.
— Ничего я про тебя не говорил. Про тебя те дни мы даже не заикались. Он сам так решил, когда услышал весь наш разговор во время твоего изгнания. Будет сложно теперь вернуть Коу доверие к тебе. Даже сложнее, чем пришлось это сделать мне.
Наконец-то Азубуик и старейшины закончили своё совещание. Они собрались в центре деревни. Азубуик сухо промолвил:
— Я и уважаемые старейшины решили, что Юна остаётся у нас.
Мадива, Экене и Пьер радостно обняли девушку.
Вождь осмотрел их, а затем произнёс:
— Экене, готовься, через десять дней тебе придётся пройти инициацию взросления.
========== Эпилог ==========
Один день стремительно летел за другим. Друзья и не заметили, как прошло три месяца. За это время их жизнь сильно изменилась. Экене блестяще прошёл церемонию инициации, он больше не считался ребёнком.
Инициация взросления всегда проходила в семнадцать лет. Очень, очень в редких случаях кому-то разрешалось проходить её раньше. Экене же не хватало всего одного месяца до шестнадцатилетия. На него после решения вождя обрушился шквал похвал и восторгов от соплеменников. То, как Экене умело разделался с гаапи, смог облапошить их и незаметно на глазах гаапи освободить Пьера, восхищало многих тинуваку. Но ещё больше им понравилась то, как ловко Экене смог заткнуть высокомерного Ненмарди.
Вместе с Экене инициацию проходили два его друга, старшие на год, — Гарани и Ненмарди. К огромнейшему негодованию последнему. Ненмарди был не просто раздражён тем, что этот идиот и придурок (а именно так Ненмарди называл про себя своего “друга”) проходил инициации на год раньше, он был в страшном гневе. Он считал, что такого как Экене вообще в жизни не допустят на церемонию, а оказалось, что балбес Экене смог обогнать его, Ненмарди. Экене смог доказать соплеменникам, что он взрослый, что он может считаться мужчиной. А по законам Тинуваку только избранные становились мужчинами и женщинами раньше семнадцати лет.
