Государственный департамент надеялся, что он добьется осуществления своего тактического плана. 5 мая госсекретарь Грю положил на стол Трумэна меморандум, в котором приводились обоснованные доводы в пользу дальнейшего продвижения американских войск в Чехословакии. Это было мудрым и оправданным политическим решением. Ход рассуждений в меморандуме был таким же, как и у Черчилля, и предложения, содержавшиеся в нем, отличались от всех тех советов, что давались президенту в то время. У нас были все основания ожидать от Советов сотрудничества в отношении Австрии и Чехословакии. Но, к большому сожалению, советское руководство полностью отказалось с нами сотрудничать. Так, оно признало временное правительство Австрии без предварительных консультаций с нами и британцами; оно затягивало ответ на понятную просьбу разрешить нашему дипломатическому корпусу иметь своих представителей при чехословацком правительстве. Однако Государственный департамент полагал, что была настоятельная необходимость в переговорах и что следовало использовать сложившуюся военную обстановку в наших политических целях. Он рекомендовал, чтобы американское командование отдало приказ о продолжении наступления американских войск в восточном направлении от Влтавы. В этой связи департамент указал на то, что советское руководство пыталось заручиться согласием американцев о переводе в их зону оккупации части области Верхняя Австрия к северу от Дуная, в которую вошла 3-я американская армия. Смысл во всем этом был тот, что если американские войска выйдут на реку Влтава на всем ее протяжении, то тогда США смогут вести переговоры с Советским Союзом на равных условиях как в отношении Австрии, так и Чехословакии. В противном случае советская сторона будет и дальше игнорировать американские протесты.

Однако эта операция так и не была осуществлена. Ответ Антонова, который получил Эйзенхауэр, не позволил ему решиться на дальнейшее наступление. Советское Верховное главнокомандование обратилось к союзным вооруженным силам в Чехословакии с просьбой не пересекать «первоначально обозначенную линию». Антонов подчеркнул, что Красная армия остановила продвижение в районе Нижней Эльбы в Германии по просьбе Эйзенхауэра. Главнокомандующий пошел навстречу просьбе Антонова. Красная армия вошла в Прагу. Немецкие войска частью сдались американцам – в месте соприкосновения с ними, частью русским. Период сепаратной военной оккупации Чехословакии начался.

Рядовые солдаты и гражданские лица в войсках коалиции и не подозревали, какая выдержка и осторожность требовались со стороны командующих, чтобы избежать раскола в рядах союзников во время окончательной капитуляции противника. Для них ничто не могло омрачить дни победы. В Британии царило всеобщее ликование. В Соединенных Штатах у людей было чувство удовлетворения и одновременно глубокой обеспокоенности, ведь еще предстояло закончить войну с Японией. В Москве американское посольство окружили шумные толпы жителей столицы, которых переполняли искренние и дружеские чувства. Членов посольства и американской военной миссии сердечно приветствовали и качали на руках. Даже декана Кентерберийского собора пронесли по улицам Москвы на плечах москвичей.

Главы трех держав направили друг другу теплые поздравления. Но даже когда солдаты обнимались и матери плакали слезами благодарности, государственные деятели, до сих пор стоявшие в одном строю, начинали испытывать все большее отчуждение.

В те две недели, что прошли со дня капитуляции Германии, американские и британские власти должны были напряженно думать над тем, чем ответить на требования и претензии Москвы. Их беспокоили намерения коммунистической России в отношении тех стран Европы и областей Дальнего Востока, которые могли оказаться в сфере их влияния и контроля. Суждено ли им было, избавившись от жестокого правления стран оси, перейти под жесткий контроль советского правления? Было ли обречено на забвение сотрудничество стран, что выиграли войну? Или имелась возможность сохранить его для достижения справедливого и мирного будущего? Различий, существовавших между союзниками, после всех клятв в совместной борьбе военного времени, было достаточно, чтобы повлиять на власть и роль в послевоенном мире. Прочие неудачи в достижении соглашения о зонах влияния начали обращать взаимное уважение в агрессивное неприятие друг друга. И новые вопросы появились в повестке дня, как только военные проблемы перестали быть основными.

Теперь мы должны рассмотреть эти новые тенденции, а затем уделить внимание предложениям и усилиям, предпринимаемым Западом для выработки справедливой для всех народов программы на будущие времена.

В совместном хоре стран коалиции любой человек мог услышать стройное и слаженное исполнение основной темы его участниками. Но постепенно начинали звучать ноты дисгармонии. Теперь, когда общий враг был повержен, возник вопрос: распадется ли коалиция, когда у каждого ее участника свой путь в истории, у каждого свои цели и опасения? Или чувство партнерства будет и дальше объединять их?

Пострадать могли все, в случае если не удастся сохранить единство, сложившееся во время войны. Не станет ли следующая, возможно, последняя миля на их общем пути продолжением уже имевших место в истории войн всех против всех? Или она станет поворотным пунктом и откроются перспективы на будущее? Или победители займутся подготовкой к новому и ужасному акту трагедии человечества? Или они будут достаточно смелыми, сделают все возможное, чтобы мир вновь не постигла катастрофа, и докажут, что народы могут жить в мире? Невозможно было надеяться на то, что люди, приверженные своим национальным святыням, пойдут по стопам святого Франциска. Но последуют ли они тому кодексу поведения, основание для которого заложили решения, принятые в Сан-Франциско?

История напоминает нам о том, что судьбу послевоенного, а возможно, и последующих поколений определяют те решения, которые были приняты в первые месяцы после окончания великой войны. Поскольку пророки не выступали прежде в роли дипломатов, настало время призвать дипломатов стать пророками.

Ни одно решение в это время не было принято столь поспешно, как постановление о резком сокращении помощи по Акту о ленд-лизе. Едва успели высохнуть чернила на Акте о безоговорочной капитуляции Германии, как американское правительство дало понять, что оно не собирается в дальнейшем осуществлять поставки вооружений и продовольствия своим союзникам (Британскому Содружеству наций, Советскому Союзу и другим более мелким сателлитам). Исключение делалось для тех сил, что сражались на Тихом океане. Это решение стало шокирующим для всех. По причине того, что оно было принято без всякого предварительного оповещения и без проведения консультаций, в условиях стремительно менявшейся обстановки, последствия его были, к сожалению, весьма ощутимыми.

Щедрость, проявляемая даже ради общих целей и интересов, обходится дорого. Когда в отношениях между дарителем и одаряемым появляется некая напряженность, у дарителя появляется потребность перестать оказывать помощь. Так и произошло в случае помощи Советскому Союзу по Акту о ленд-лизе.

В последующие после окончания Ялтинской конференции месяцы, когда действия советского руководства стали провокационными и вызывавшими обеспокоенность, американские официальные лица задумались о необходимости регулировать поставки бесплатного продовольствия Советскому Союзу. Представлявшие интересы Соединенных Штатов в Москве посол У.А. Гарриман и глава военной миссии генерал-майор У.Ф. Дин пришли к выводу, что настало время принять окончательное решение. Оба были возмущены безразличным, как они считали, отношением к справедливым американским просьбам о сотрудничестве.