Бесконечная благодарность моей маме.

Еве Натали Августе Каминска, – моему другу, первому читателю и критику, шлю глубочайшие и самые тёплые пожелания благоденствия и успехов в судьбе.

Спасибо всем, встреченным на пути за вдохновение в написании моей первой книги.

Посвящается не вернувшимся домой

“Раздав долги – исчезни без следа” – так говорит эпитафия покойника Бэна из Гластонбери, которого я если и знал, то лишь по образу, который укладывался, разваливался, пересобирался и снова укладывался в моей голове на протяжении бесконечно долгих пяти лет перехода – из жизни в обществе вообще – в жизнь среди него, а также и в самой его глубине. Как стало ясно с течением дней, неизвестный Бэн вовсе не был при жизни игроком, да и вообще не интересовался играми, как можно было бы ошибочно представить. Напротив. Был ли он бродягой или ученым, пьяницей или законником, отцом или сыном, не так уж и важно. Важно то, что он был человеком. А это вовсе не такое уж и прозаичное или невообразимое явление, как о том заявляют многочисленные религии и их последователи, задача коих, по их собственным измышлениям, и состоит только в том, чтобы оберегать жизнь человека от жизни сьехавших с катушкек безумцев, то и дело являющихся к кому ни попадя со странными заявлениями о необходимости чего-либо и прямо сейчас. Видимых или невидимых – совершенно не важно. В любом случае, дойдя до многочисленных крайностей множества подобных историй, однажды, я просто отказался принимать в них участие, благоразумно решив, что ни одно занятие на свете не поможет мне не только вообразить, принять или изобрести, но даже и сохранить ту самую простую, свою собственную жизнь, которой однажды одаряется любое существо бескрайней Вселенной – видимое ли, невидимое, одержимое ли целью или почивающее в глубокой неге сна. Однажды, все это оказалось не важно. Как ни крути, чему ни отдавай предпочтение – ход событий неизменен и несокрушим. Не то чтобы он написан заранее или не может существовать независимо. Ограничений нет. Есть то, что есть. А чего нет, того нет.

Книга, которую вы держите сейчас в руках, о том, чего у вас нет, но что обязательно и непременно есть у меня – где бы и кем я ни был, чем бы ни оказался занят или поглощён, будь я жив или (случается и такое), будь мертв.

Гиперион Граас

19 апреля 2017, среда, где-то во Вселенной.

Почта для связи – [email protected]

Мэг проснулась рано. Океан шумел ещё по ночному – прохладой и забвением, одиноко рассказывая свою историю спящим жильцам яхт-марины “Гипербау”, а точнее – её пятнадцатой пристани, этаж В-31, где и расположилась всего-то сутки назад крохотная по океанским меркам яхта “Дойче Зир”, вот уже несколько недель принадлежавшая Меган Романски, – одинокой журналистке, каждый из своих редких отпусков проводившей в море. Решив избежать неудобной и разрушительной для её маршрута погоды, накрывавшей в эту самую минуту весь северо-восток Санта-Атлантики, от мыса Розамундо и до прибрежных хребтов Ченна-сейпы, где в это время года обычно и вовсе не бывало ветра, пару суток назад Мэг увела восьмиметровую “Дойче Зир” с запланированного курса, привела на стоянку, и в данную минуту расположилась в своей каюте, предоставляя себя и яхту безопасности и комфорту цивилизованной пристани.

Мэг выбралась из спального мешка, натянула трусы с майкой и шортами, просунула ноги в новенькие скрипучие сникеры и вскарабкалась на палубу. Табло причала показывало хорошие прогнозы на завтра и рекламировало кофе с круассанами. Идея была весьма неплоха. Приняв душ в одной из общественных душевых и неспешно почистив зубы, Мэг вернулась на борт и сварила кофе. Круассанов не было, но булочки с марципаном вполне неплохо их заменили. Мэг даже поморщилась от удовольствия – после трехсуточного перехода и мертвого сна тело изнывало от болей в самых разных местах и приятный легкий завтрак на палубе, в одиночестве, с видом на восход, подходили к ситуации как нельзя лучше. Тем более, что спешить было некуда. Отпуск кончился, но как начальству, ей удалось наскрести дополнительный месяц свободы, сведя необходимые дела к паре нужд и просто свалив их на своего заместителя… Энн была бы в ярости, узнай она, как Мэг проводит свое время.

Самолеты, жужжавшие туда-сюда всю предыдущую неделю, исчезли вслед за хорошей погодой, в марине царили тишина, легкий перезвон мачт и искусственный подогрев всей зоны гостевого причала. На верхних этажах тепло было настоящим – от солнца, но цена кусалась. Да и социальный фон там, по только что сформированному мнению Мэг, к полудню наверняка оказывался либо слишком стерилен, либо чересчур сладок, к вечеру и вовсе обращаясь в сплошной эмоциональный деготь…

Мэг наслаждалась одиночеством.

Вылив остатки кофе в термос и сделав пару глотков, она решила прогуляться, и хотя температура воздуха, как в марине, так и снаружи, была далеко за двадцать градусов, все-таки натянула теплый, мягкий блейзер. Из вискозы, заказанный ещё до покупки судна, он был подобран уже по пути, на одной из стоянок, провалявшись едва ли не месяц, пока Мэг, наконец, не ввалилась туда, вконец измотанная усталостью длительного перехода.

Привыкая к своей первой яхте, Мэг заново привыкала жить именно так, как всегда любила.

Пройдя холл 31-го этажа и насладившись своим откровенно сонным и не вполне опрятным голоногим видом в зеркале лифта, Мэг спустилась к набережной. Помахав рукой не менее сонному служащему, отвечавшему на довольно ранний для Гипербау запрос швартовки, она попала в стеклянный, залитый искусственным солнцем коридор, с видом на гигантские ворота в марину, рассчитанные на яхты до тридцати метров в длину. Пройдя по нему, Мэг вышла на подогреваемый деревянный настил прогулочной дорожки. Проложенная вдоль всей набережной, по прикидкам Мэг, она простиралась на добрые две-три морские мили с юга на север, и сейчас Мэг находилась в её южной оконечности, к своему слабому удивлению обнаружив в одной из глубоко запрятанных в цветочные кусты лавок молодого мужчину. Закрыв глаза и откинув голову он дремал, всем видом выдавая человека, которому совершенно не интересно – наблюдает за ним кто-то или нет.

У Мэг, в свою очередь, не было ни малейшего желания сталкиваться с кем бы то ни было столь ранним утром, и прошмыгнув мимо, она довольно резво оказалась и за главными пешеходными воротами. Здесь территория марины кончалась и природа уже не стеснялась своих прав. Крутой откос невдалеке вел прямо к кромке воды. Горизонт покрывался штормовыми тучами, едва приоткрывая вид на исчезающую вдали береговую линию с выступающим мысом Хорн-Сей и было видно, что буквально в паре сотен метров от берега вздымаются волны совсем не по её, находящемуся в полной безопасности, суденышку. Случись ей задержаться с приходом в марину, сейчас бы её ждали совсем другие приключения, нежели душ, кофе и булочки.

– Ночью, сорока милями к югу разбился о скалы “Незерендин”.

Мэг оглянулась. Ну да. Тот самый мужчина, дремавший на лавке. Белая футболка-поло, длинные шорты, топ-сайдеры. Ничего необычного. Непонятно разве что – гость или служащий.

– Угу, – хмыкнула неопределенно Мэг, прикидывая, как избавиться от этого внезапного внимания.

– Сегодня вы не выйдете в море, – продолжил мужчина, и вдруг произнес, – На шестом этаже отличный бар. Заходите вечером.

Кивнув головой, он развернулся и зашагал по аллее, вскоре исчезнув за ближайшими деревьями.

С моря повеял свежий бриз. Циклон шел к марине. Насладившись ощущением суши, столь скоро забываемым в море, Мэг спустилась к волнам. Открыв нейролинк она вызвала журнал происшествий марины и нашла там Незерендин. Круизный лайнер на четыреста пассажиров. Спасли только двенадцать человек. Мэг поперхнулась кофе. Похоже, спасателям что-то серьезно помешало, раз так мало спаслось. Что ж, значит не зря Меган испугалась погоды. Мэг допила кофе, и прикинув в уме дела на день, посчитала утреннюю разведку оконченной. Она отправилась обратно.