Я лежал и созерцал дым от своей индийской сигары, и тут произошло нечто необычное. Мне совсем не хотелось спать. Я был погружен в свои мысли и вдруг услышал собственный голос, звучавший в голове. Это был не я, и все же это был определенно мой голос. В нем слышались несвойственные мне мягкие интонации, но при этом голос звучал уверенно, отчетливо и убежденно. И вот, когда я сокрушался про себя: «Неужели это случилось со мной? Это невозможно!» – внутренний голос сказал: «Знаешь что, Давид… Это очень даже возможно, и… с этим надо жить!»

В ту секунду произошло нечто поразительное и непостижимое. С этого момента я уже не был парализован случившимся. Было ясно: да, произошло именно то, что произошло. Это часть человеческого опыта. Многие проходили через подобное до меня, и я не стал исключением. И нет ничего неправильного в том, чтобы оставаться обычным человеком. Таким же, как все.

Вот так мой разум сам нашел путь хоть к какому-то облегчению. Позже, когда я снова почувствовал страх, я научился укрощать свои эмоции. Но той ночью я заснул и на следующий день смог пойти на работу и сделать шаги к тому, чтобы взглянуть в лицо болезни и… в лицо своей жизни.

Стивен Джей Гулд (Stephen Jay Gould) был профессором зоологии Гарвардского университета и специалистом по теории эволюции. Кроме того, он считался одним из самых влиятельных ученых своего поколения, и многие называли его «вторым Дарвином» за более полное описание эволюции видов.

В июле 1982 года, в возрасте сорока лет, он узнал, что у него редкая и серьезная разновидность рака – мезотелиома брюшной полости, возникновение которой связывают с воздействием асбеста. После того как ему сделали операцию, он спросил своего врача:

– Какие самые лучшие работы по мезотелиоме вы могли бы мне порекомендовать?

Лечащий врач, прежде всегда откровенная с ним, на этот раз сказала, что медицинская литература по этому вопросу «на самом деле не содержит ничего стоящего». Но пытаться помешать академическому ученому прочитать литературу по предмету, который касается непосредственно его, – это то же самое, что, как позже написал сам Гулд, «рекомендовать целомудрие Homo sapiens – самому привязанному к сексу из всех приматов».

Покинув больницу, он пошел прямо в медицинскую библиотеку университетского городка и обложился грудой новейших медицинских журналов. Час спустя он в ужасе понял причину весьма туманного ответа своего врача. Научные исследования не оставляли места для сомнений: мезотелиома «неизлечима»; после постановки диагноза больные жили в среднем не более восьми месяцев. Подобно животному, внезапно оказавшемуся в когтях хищника, Гулд почувствовал, как его охватывает паника. Он был настолько ошеломлен, что ему потребовалось целых пятнадцать минут, чтобы прийти в себя.

Однако в конце концов в нем возобладал ученый, и это спасло его от отчаяния. Ведь всю свою жизнь он потратил на изучение и описание природных явлений. Если и был какой-то урок, который нужно было усвоить из всего этого, то он состоял в том, что в природе не существует некоего одного раз и навсегда установленного правила, которое в равной мере применимо ко всему. Ведь изменение является самой сутью природы. «Среднее значение» в природе – это абстракция, а все остальное – попытки человека выявить «закон», который можно было бы наложить на не поддающееся исчислению разнообразие индивидуальных случаев. Для Гулда вопрос состоял в том, где в этом огромном диапазоне возможных и реально существующих изменений находится он сам.

Итак, средний период выживания составляет восемь месяцев, размышлял Гулд. Это значит, что половина людей с мезотелиомой не дотягивали и до восьми месяцев. Соответственно, другая половина могла прожить восемь месяцев и больше. И к какой же половине относится он сам? Гулд был молод, не курил, до обнаружения рака у него не было проблем со здоровьем, опухоль была диагностирована на ранней стадии, и он мог рассчитывать на самое лучшее лечение, имевшееся на тот день. Поэтому, заключил Гулд с облегчением, у него есть все основания полагать, что он находился в перспективной половине. Пока все хорошо.

Затем он осознал еще одну, очень важную для него вещь. Все кривые, показывающие время выживания индивидуумов, – так называемые кривые выживаемости – имеют одинаковую асимметричную форму. Половина случаев концентрируется между нулем и восемью месяцами. Однако другая половина выходит за рамки восьми месяцев, и у кривой образуется длинный хвост распределения, который может растягиваться на значительный отрезок времени.

Испытывая волнение, Гулд начал искать в журналах наиболее полную кривую выживаемости при мезотелиоме. Наконец он нашел такую, на которой хвост распределения растягивался более чем на несколько лет. Таким образом, он убедился в том, что, даже если средний период выживания при мезотелиоме равняется восьми месяцам, некоторые люди живут с этой болезнью в течение многих лет. Гулд не видел причины, почему бы и ему не оказаться в числе этих счастливчиков, и вздохнул с облегчением.

Кривая выживаемости больных мезотелиомой (как ее увидел Гулд)

Вдохновленный этими открытиями, он как биолог пришел к следующему выводу, не менее важному, чем сделанные ранее: кривая выживаемости, которую он видел, касалась людей, которых лечили десять – двадцать лет назад. Но ведь медицина за это время шагнула вперед!

Вообще в онкологии непрерывно изменяются две вещи: традиционные методы лечения и наше личное умение предпринять что-то, чтобы увеличить их эффективность. Если изменяются обстоятельства, изменяется и кривая выживаемости. Следовательно, решил Гулд, использование новейших достижений в лечении мезотелиомы плюс небольшое количество сопутствующей удачи – и его случай продлит хвост распределения до новых, куда более обнадеживающих значений. Этот хвост будет тянуться очень далеко, до естественной смерти в старости!

Стивен Джей Гулд умер двадцать лет спустя совсем от другого заболевания. У него хватило времени, чтобы продолжить одну из самых ярких научных карьер своего времени. За два месяца до смерти он стал свидетелем публикации своего шедевра под названием «Структура теории эволюции». Гулд прожил в тридцать раз дольше, чем предсказали онкологи[3].

Урок, который преподал нам этот выдающийся ученый, прост: статистические данные – всего лишь информация, а не приговор. Когда вы больны раком и хотите побороться с ним, ваша главная цель – оказаться в самом хвосте кривой.

Никто не может точно предсказать течение онкологического заболевания. Профессор Давид Шпигель из Стэнфордского университета вот уже тридцать лет организует группы психологической поддержки для женщин с метастатическим раком молочной железы. Выступая в Гарварде с лекцией для онкологов (она опубликована в журнале Journal of the American Medical Association), он сказал так: «Рак – очень загадочная болезнь. У нас есть пациенты, у которых еще восемь лет назад были выявлены метастазы в мозге (наиболее зловещие последствия рака молочной железы), однако, несмотря на это, они прекрасно чувствуют себя и теперь. Почему? Никто не знает. Одна из величайших тайн химиотерапии состоит в том, что иногда опухоль исчезает, но это очень мало влияет на продолжительность жизни. Связь между физической сопротивляемостью организма и прогрессированием болезни, даже с точки зрения онкологии, очевидна» (1).

Мы все слышали о чудесных исцелениях, о людях, которым оставалось жить несколько месяцев и которые, однако, продержались много лет и даже десятилетий. «Не забывайте, – напоминают нам, – это были очень редкие случаи». Другие скажут, что, возможно, эти люди и не болели раком – скорее всего, им поставили ошибочный диагноз. В восьмидесятых годах, чтобы выяснить этот вопрос, два исследователя из Роттердамского университета внимательно изучили случаи непосредственного излечения от рака – случаи, когда диагноз не подлежал сомнению. К своему удивлению, через восемнадцать месяцев только в одном небольшом районе Нидерландов они насчитали семь таких случаев, столь же бесспорных, сколь и необъяснимых (2). Определенно, истории со счастливым концом встречаются чаще, чем полагают!