Перед комнатой Кирилла я замешкался на некоторое время. В голове роились панические мысли: «А что, если никого нет дома? Или он под кайфом? А если Ивы тут нет?». Отмахнувшись от собственных страхов, я без стука распахнул дверь.

Кир сидел на полу, как вчера — спиной к стене, вытянув ноги, уставившись в потолок. Потом повернулся ко мне. Я не знал, с чего начать, а художник, поэт и торчок вообще не стремился завязать разговор. А кроме нас, в комнате никого не было.

— Слушай, почему у тебя ни одного стула на всю комнату?

— А, — вяло отмахнулся Кир. — Кровообращение плохое. На стульях ноги затекают.

— Понятно… Не видел Иволгу?

— Как же! — ухмыльнулся Кирилл. — Она тут ночевала. Потом свалила куда-то. Шмотки вот оставила.

— Хм.

— А вы чего, поругались?

— Типа того.

— Тогда ты Иву не найдешь, — наркоман выудил из собственного серого балахона сигарету и закурил глубокими, неспешными затяжками. — Если сама не захочет, конечно.

— Всё-таки попробую!

— Дело твоё. Если вернется сюда, передам.

***

Слова Кира навели на мысль: Иволга, наверное, сидит сейчас там, где я ни за что не стану её искать. Так что, добравшись до остановки, я поехал в церковь.

В храме подходила к концу утренняя служба. Отец Андрей, облаченный в золоченое одеяние, вел богослужение вместе с другим священником, уже совсем стариком. Я прошёл в дальний угол, цепляясь взглядом за каждое женское лицо. Это было невероятно болезненное ощущение: искать в других людях Иволгу и раз за разом не находить.

Уходить из храма во время проповеди показалось невежливым, так что пришлось отстоять до конца. На выходе из церкви меня догнал Андрей.

— Глеб, подожди.

— Да?

— Ты ищешь Иволгу?

Я кивнул.

— Она была здесь сегодня, — сообщил монах. — Приходила ранним утром на исповедь. Рассказала о вас.

— А, — до меня вдруг дошло, что Андрей знает о красноволосой чуть больше, чем я. По праву священника. — Она не сказала, куда отправится после?

— Нет, — покачал головой монах. — Но, мне кажется, Иволгу не нужно сейчас оставлять одну. Я пробовал уговорить её вернуться к тебе или остаться хотя бы на службу, но… Мы оба знаем, что удерживать Иволгу совершенно бесполезно.

— Иволгу… — медленно произнес я, — А ведь ты знаешь её настоящее имя. Его на исповеди называют.

Андрей усмехнулся.

— Разумеется. Вот только она сразу потребовала с меня слова, что никому не скажу. И я это слово дал.

— Ясно. Спасибо тебе.

— Бог в помощь, — ответил монах. — Обязательно отыщи Иволгу. Я за неё беспокоюсь, и буду молиться.

***

Следующим пунктом поисков стал «Наутилус». Кажется, за полгода бар не изменился ни на йоту: все тот же запах, тот же старый русский рок и тот же бармен за стойкой. Даже стулья, наверное, стояли на тех же местах. Будто и не было этих цветастых, оглушительно ярких, звонких и перевернутых с ног на голову месяцев.

Но полгода назад за столиком у окна сидела Ивушка.

Я подошел к стойке. Бармен, заметив, видимо, бледность моего лица, наполнил стопку чем-то горячительным и придвинул ближе. Не рискнув пить все сразу, я сделал небольшой глоток. Напиток обжег горло, прокатился искрящим шариком внутрь, и дышать стало легче и свободнее.

— Иволга не появлялась?

— Ага! — кивнул мужчина, — Пришла, глотнула мартини с вишней и свалила.

— Как давно?

— Примерно час назад.

— Да? — вскинулся я. — А не сказала, куда?

— Я не спрашивал. Допивай уже, вижу, что не задержишься.

— Спасибо! — опустошив стопку, я начал рыться в карманах, в поисках портмоне.

— Забей, — отмахнулся мужчина, — это за счет заведения!

***

Никогда раньше не замечал, как много девушек в Новосибирске курят, причем именно «Chapman red».

Когда я вышел из бара, был уже полдень. Немного поразмыслив, решил проехаться по обеим веткам метро, поискать Иволгу там — просто так, чтобы хоть что-то делать. Чтобы не сдаться.

Она мерещилась всюду: то там, то тут мелькали бордовые локоны, откуда-то тянуло травами и вином, но главное — сигаретами, её сигаретами! И каждый раз я срывался с места, будто пес, учуявший в кустах подбитую птицу, чтобы в очередной раз наткнуться на незнакомку, совершенно не похожую на Ивушку. Порой начинало казаться, что красноволосой вообще никогда не существовало, что моя Ива — всего лишь бред, навеянный одиночеством, алкоголем и сдвинувшимся по фазе воображением. Потом отпускало — и я продолжал поиски.

Когда метро было полностью изучено, решил пройтись по парку, где мы когда-то «торговали». Холодный ветер щипал лицо, но это было не важно — я снова ошибся, и Иволги здесь не было. Ноги гудели от усталости, захотелось пообедать в ближайшем кафе, чтобы обдумать следующий пункт поисковой операции.

Сидя у окна и быстро поглощая какие-то блинчики, я совершенно отчетливо понял, что ищу Иву неправильно. Ищу, страстно желая встретиться, но не будучи готовым к этой встрече.

Что я скажу Иволге, когда мы встретимся? Зачем позову её обратно? Наверное, чтобы освободиться. Пару дней назад, в клубе, я не мог взять в толк, что же такое свобода, и какое отношение к ней имею я. Теперь, набегавшись по заледенелому городу, ощутив внутри настоящую пустоту, пришел к пониманию.

Свобода — это Иволга. Она дышит свободой, живет ей, и всё пытается охватить это понятие, определить и ограничить, чтобы не зацепить других людей, но остаться независимой.

Свобода не может существовать без границ, она просто перестает иметь смысл. Свобода в вакууме так же безлика и беспорядочна, как добро в отсутствие зла, как свет в отсутствие тени, как море в отсутствие берега. Любой свободе необходимы границы, чтобы она не переросла в наглость и преступность. Противовес свободе — ответственность. Я — границы свободы Иволги, я — её ответственность. Не зря она тогда, в клубе, просила себя остановить. Жаль, что тогда я не был готов принять на себя эту роль.

«Роль её няньки? Или тюремщика?»

Роль её второй половины. Недостающей части картины. Ведь я, оставшись без Ивушки, потеряю стремление к жизни, собственное вдохновение и творческую силу. Потому что границы с пустотой внутри убивают так быстро!

«Мы созданы друг для друга, — так скажу. — И я больше никогда тебя не потеряю!»

Тарелка на столике опустела, остатки кофе в чашке остыли. Я поднялся, расплатился и шагнул обратно в холод.

***

Я обошел все крупные торговые центры, заглянул в клуб, где мы ещё недавно провели вечер, в клуб, где выступали, кажется, тысячу лет назад «Би-2», измерил шагами всю набережную. Иволги не было нигде. Желание встретить её становилось надрывнее с каждой минутой — чем ниже опускалось солнце, тем чаще в толпе мне мерещились багровые волосы. Дошло до помешательства: всёрьез казалось, что стоит мне повернуть за угол, Ивушка обнаружится там, совершенно случайно. И я поворачивал, смотрел во все глаза, готовый к радостной встрече, идиот. Но за углом была лишь следующая, улица, на которой я не находил Иву.

А ведь казалось, что должно быть, как в фильме: герой осознал, что не может без героини, и милосердная судьба выдаёт ему второй шанс. Вот только, наверное, я не дотянул до героя, до настоящего, главного мужского персонажа в этой картине. И режиссер решил попробовать снять с другим.

Было около восьми вечера, когда я сел в метро и поехал домой. Внутри уже даже не было боли от потери и неудачи: просто пустая усталость. Если бы мог, я бы продолжил искать. Но сил не осталось. Поезд убаюкивающе стучал по рельсам, и заходящее солнце, висевшее над Обью, проникало сквозь стекла щекотными лучиками. Откинувшись на спинку кресла, я смиренно прикрыл глаза. Ладно. Ладно! Я проиграл битву, не войну. Завтра снова на поиски. И так — пока не найду.

«Станция «Площадь Маркса». Конечная».

Народ пополз к выходу. Я вывалился из вагона, повернул влево, медленно поднялся по ступеням и потащился мимо ряда подземных ларьков с китайскими побрякушками и полулегальной техникой. Впереди маячила будка полиции, и когда я к ней приблизился, до слуха донеслись звуки знакомой мелодии: