— Может тогда бомберы в Мачулищи переместить? Дальности им с избытком хватит. И с бомбами никаких проблем.
— Давай так. Действуй, — молодец, вовремя поправляет. У меня аж гора с плеч.
Копец скрывается за дверью, ему сейчас составлять приказ и отбивать шифровки. А я оскорамливаюсь, после небольшого перерыва опять достаю «Казбек». Докурив, ухожу в свой кабинет. Кое-что добавить надо к списку дел для Курдюмова. Мне в одном месте понадобится батальон лихих ребят из воздушно-десантной бригады. Копец прав, пока смутно, но план действий начинает вырисовываться. Конкретного места, куда зашлю десантников, ещё не определил, но уверенность, что они понадобяться, крепнет.
Через полчаса уезжаем на аэродром. Копец спохватывается, когда моя птичка готова к взлёту, и я направляю к ней стопы.
— Дмитрий Григорич, совсем забыл! У меня для вас сюрприз! — приходится напрягать связки из-за шума моторов.
— Иваныч, умоляю, не надо сюрпризов. Хватит на сегодня, — чувствую сам, как мои глаза переполняет подозрениями и опасениями.
— Хороший сюрприз, — хохочет Копец, — в Минске увидишь…
Уходит к своему самолёту. Став главкомом ВВС округа, послал врачей-запретителей в дубовый лес. Сильно злоупотреблять я ему не позволяю, но и полностью запретить хоть иногда садиться за штурвал язык не поворачивается. Человек неба. Жить без этого не может. Жалко наша медицина не достигла таких высот, чтобы зрение восстановливать. Хорошо, что только один глаз травмировал. Из полностью слепого и генерала бы не вышло…
Вдыхаю в салоне привычный запах. Смесь перегретого на металле масла, еле слышные бензиновые нотки, а армейскими сапогами пахнет везде, где они есть. Через пять минут перестану ощущать, это только со свежего воздуха. Самолёт выруливает на взлёт.
26 июня, четверг, время 10:00.
г. Минск, штаб округа.
— Паша!!! — удержать восторг внутри невозможно, ошеломлённо гляжу на сияющего Пашу Рычагова, — Ты, что здесь делаешь?! Проверять нас вздумал?!
Уже ощупываю, охлопываю, прижимаю к груди плотную литую фигуру генерал-лейтенанта. Рядом цветёт радостной улыбкой Копец, наша радость захлёстывает остальных генералов и старших офицеров. Озаботился я о присутствии всего состава. Точно по одному эпизоду кинофильма, когда у отрицательного антагониста главного героя переспрашивают: «Кого всех?», тот орёт подчинённому в лицо «Все-е-е-е-х!!!». И тот вызвал всех. Вот и я так же.
— Нет, меня к вам командировали. В помощь округу.
Блеск!!!
— Что?!! Из наркомов тебя пнули?! Класс!!! — мой восторг начинает фонтанировать с новой силой. Подточили гранит сталинского мнения мои хлопоты. Вполне возможно, надо сказать спасибо Лаврентию, кое-что надул я ему в уши, а тот своему сюзерену. Паша — не чиновник, он боевой лётчик. Иосиф Виссарионович разозлился не только из-за недопустимо высокой аварийности, которая, как выяснилось стараниями Лаврентия и моей подачи, вовсе не такая высокая. Сталин рассвирепел ещё от новости, что Паша покрывал своих командиров, по халатности которых произошла одна крупная неприятность, когда разбилось сразу несколько самолётов и не меньше десятка человек погибло.
Рычагов — боевой лётчик и поступил так рефлекторно, прикрывая товарищей. Так он привык в бою поступать, так же делал на посту наркома. Прикрывал боевых товарищей от гнева Сталина, который справедливо считает, что такие выкрутасы называются по-другому. Не прикрывал, а покрывал.
В этом, наверняка, есть и подтекст. Ты считаешь его классным лётчиком и командиром? Ну, и забирай себе. Хм-м, я заберу не только с удовольствием, но и восторгом. Так их ещё и двое! Я так понимаю, поодаль его жена стоит. Тоже лётчик в звании майора. Черты лица грубоватые, не женственные, но вопрос, что нашёл в ней Паша, отпадает сразу, как только замечаешь, как она на него смотрит. От такого взгляда про внешность сразу забудешь. Мгновенно утонешь. Глаза, кстати, яркие и красивые.
— Дмитрий Григорич, чтобы не забыть, — подаёт голос Болдин, — прибыла группа инженеров с Саратовского авиазавода. Уже разместились и приступили к работе в Красной Роще. Партия проката тоже поступила.
— Что-то мне это не нравится, — бурчу подозрительно, — целый ворох хороших новостей. Какие ж нужны плохие, чтобы уравновесить всю эту благодать?
— Так ведь они же есть, Дмитрий Григорич, — «радует» меня Болдин.
— Что?! Что ещё?!
— Так вы знаете. Даугавпилс под угрозой.
— Тьфу на тебя, Иван Васильевич, — с шумом выпускаю воздух из лёгких, — это уже давно не новость. Пожар у нас, Паша. Сейчас примешь участие в обсуждении…
Бросаю взгляд на Машу Нестеренко.
— Супругу твою пустить не могу, сам понимаешь. Пусть подождёт.
Через час ко всем движениям округа, — плановому подвозу боеприпасов и ГСМ, авиаразведке и мерам по уничтожению прорыва севернее Бреста, — добавляются ещё. Близ Полоцка в расположении одного из полков 50-ой стрелковой дивизии забегали вестовые, трезвонят телефоны, командиры батальонов спешат в штаб. Похожее движение происходит в казармах полка НКВД, квартирующего в Минске. Грохот и лязг платформ и вагонов, свистки паровозов на железной дороге, суета железнодорожников. Не проходит и четверти часа, как один за другим поднимаются в небо лёгкие бомбардировщики СБ 121-го авиаполка с одного из аэродромов в Могилёвской области и направляются в сторону Минска. С аэродрома рядом с посёлком со смешным названием Желудок (Гродненская область) поднимается эскадрилья грозных Пе-2 и тоже летит в сторону Минска.
Округ, циклопических размеров многоголовый и многолапый зверь, ощутив опасность с новой стороны, глухо заворчал и начал собираться для удара в новом направлении.
— Паша, сразу говорю, ты за штурвал истребителя не сядешь, — предупредительный выстрел прямо в загоревшиеся глаза Рычагова, когда он услышал о планируемых воздушных налётах.
— Дмитрий Григорич… — мгновенно начинает канючить Рычагов.
— Да, я — Дмитрий Григорич, — соглашаюсь тут же, — а ты, виват мой лысый череп, генерал. Поэтому хватит ныть. Не тебе объяснять, что такое слётанность, которой у тебя неоткуда взяться. О тактике немецких асов понятия не имеешь… да-да, конечно, испанский опыт. Полюбуйся на него напоследок и поставь куда-нибудь в шкафчик. Оттуда тебе мало что пригодится. О нашем опыте, да, мой родной, у нас выработана своя тактика, тоже никакого представления. Так что будь готов учиться!
Шевеления в округе начинаются до конца совещания. После первых решений, когда по штабу засновали связисты, порученцы, комиссары, разведка, связываюсь с Полоцком. С комдивом 50-й дивизии (генерал-майор Евдокимов Василий Павлович), как хорошо, что я оставил её на месте.
— Василь Палыч, здравствуй, — выслушиваю встречные пожелания здравствовать долгие годы, — подробный приказ получишь радиописьмом, а пока слушай обязательные для исполнения рекомендации. Выбери лучшую часть (в радиограмме будет указано: полк с усилением). Лучшую в боевом смысле, а не парадном. Вооружи его под завязку. Не по штату, а под завязку. Если есть у взвода два пулемётчика, дай им второй пулемёт. Боеприпасов тоже дай. Столько, сколько попросят и смогут унести и увезти. ЗСУ у тебя есть? Нет? Тогда батарею зениток с буксировщиками. Танковый взвод добавь. Да, всё под временное командование полка.
— Задача такая, Василь Палыч. Если город… нет, называть не надо! Если город занят, зацепиться за любой краешек. И тогда подтягивай туда всю дивизию и всех чужих — вон. Но если нет, остальным дёргаться не надо.
— Пошлю ещё батальон НКВД, городишко наверняка шпионами кишит. Не знаю, кто из них первым прибудет. Вам ближе, а им собираться быстрее. Пусть твой комполка согласует с ними свои действия. Оперативно комбат НКВД подчиняется твоему комполка, но не вздумайте их в лобовую атаку посылать. Башку сразу всем поотрываю. Это бывшие погранцы, каждый двоих твоих бойцов стоит. А то и троих. У них своя задача — борьба с диверсантами и шпионами.
Надеюсь, не подслушают, не в прифронтовой же мы полосе.
