Когда подходим к бронепоезду, меня встречает Саша.

— Иван Иваныч доложиться хочет.

Ага, наверное, отбомбился ночью по нашему по Гудериану. Спешит похвастаться.

— Завтракать буду с бойцами и товарищем генералом, — киваю в сторону Рокоссовского. — Подожди меня, Константиныч, я быстро.

— Как, не отбомбился? — неприятно удивляюсь на сообщение Копца, что он перенёс дату учебно-боевой ночной бомбёжки на сутки.

По мере объяснений Копца приходится прилагать всё больше усилий, чтобы сдержать рвущийся наружу смех. И новость о шикарных трофеях Рычагова радует. Опять-таки мне не надо объяснять, что он будет делать. Высказывался он как-то в том смысле, что будь у них настоящие мессеры, обучение лётчиков-истребителей выпрыгнуло бы на новый уровень. И как боевые единицы мессеры хороши. И юнкерсы-88 не какие-то тупые лаптёжники, но мощные машинки.

Спрыгиваю с вагона к ожидающему меня Константинычу, идём в лес завтракать с бойцами. Поодаль идёт разгрузка очередного эшелона. На этот раз там больше вооружений. Миномёты и лёгкие пушки полкового уровня.

Бойцы, завидев нас, дружно уступают место у котла. Чиниться мы не стали. Дольше спорить и убеждать придётся. Зато удобный момент для моей задумки. Проходя мимо бойцов и получая у котла свою порцию, не заботясь о том, что нас могут услышать, в полный голос делюсь с Рокоссовским новостями.

— Представляешь, что мне главком ВВС сказал? Я, грит, буду бомбить немцев в ночь на 22 число, в четыре часа утра. Традиция, грит, такая сложилась. Вот юморист, ха-ха-ха!

Даю волю давно подавляемому смеху. Но ведь это ещё не всё!

— А Пашка Рычагов у фрицев двадцать самолётов угнал! Там и мессеры есть. Представь, у нас теперь будут советские краснозвёздные мессершмитты! И юнкерсы!

Меня, уже отходящего от котла с поварами, так тряхануло от хохота, что чуть чай не расплескал. С трудом справившись с приступом веселья, начинаем с Рокоссовским и неотступным от меня Сашей расправляться с пшённой кашей. С кусочком тающего масла, между прочим.

Когда сытые, весёлые и довольные возвращаемся к штабному вагону, до Двойного К доходит.

— Дмитрий Григорич, ты специально это при красноармейцах сказал?

— Поздравляю, Константиныч, — похлопываю его по плечу, — осваиваешь генеральскую науку управлять личным составом.

Когда шли через лес мимо группок красноармейцев, то и дело слышали смех и оживлённые разговоры. Совсем другое дело. Не то, что в первый день моего приезда, лица у всех, как с похорон вернувшись.

Усаживаемся в вагоне за карту. Предстоит неприятная мне работа штабиста, — я её освоил худо-бедно, но не люблю, — хорошо, что начштаба Рокоссовского с нами. Подумал я вот о чём, обучать бойцов Рокки (второй псевдоним, о котором я никому ни гу-гу) под мои требования надо. Но сначала Рокки сам должен осознать, каким требованиям должны соответствовать его красноармейцы и командиры. Какие задачи, и каким образом их решать.

За Анисимова и Никитина уже не боюсь. Чувствую, что на них можно положиться. Болдин и Климовских им в помощь, да и Копец рядом. Осилят. Бои Никитина и фон Бока напоминают мне грызню двух примерно равных по силе псов. Мой пёс пока отступает, что вполне понятно из аналогии. Это за свою территорию зверь будет биться до последней возможности, а Никитин пока на чужой. Фон Бок его ещё с территории Литвы не оттеснил.

Перед Гудерианом железный занавес тоже опускается. Хватит ему продвижения на полсотни километров. Убогий, кстати, показатель за десять дней наступления. То ли дело они в Литве против Кузнецова шуровали. По восемьдесят-сто километров в день продвигались. Просто со скоростью движения моторизованных войск. Охренеть! И вот эта сказка для них кончилась. Хватит, господа фрицы, повеселились и будет. Я перебрасываю наперекор Гудериану целую дивизию из Смоленского политического корпуса. Остальные пусть пока крестьянам в уборке урожая помогают. Тоже стратегическая задача, между прочим.

Одна дивизия с недельку с фрицами пободается, потом другая из того же корпуса, третья. Через две-три недели я получу обстрелянное опытное соединение. А как в итоге ликвидировать прорыв, пусть у Анисимова голова болит. Хм-м, так-то я всё равно слежу за ним. Внимательно и придирчиво. Так что по некоторым признакам заметил, — хоть он мне пока ничего не докладывал, — как именно он собирается Гудериану вивисекцию делать. Ну, посмотрим. Чтобы генерал стал хорошим военачальником, надо ему самостоятельность дать.

Мне не страшно, даже если они с Никитиным полностью провалятся и проиграют опытным генералам вермахта. Изначально я ставил себе задачу продержаться месяц. Задача решена. Завтра 22 число, а меня даже с места не сдвинули. Ну, провалятся они оба, и что? Фон Бока ждут жестокие уличные бои в Минске, где его группа армий будет окончательно обескровлена. Им очень трудно войти в Минск, но ещё труднее будет выйти оттуда.

Мой Пашка Рычагов готовит ещё один козырь. Воздушный корпус, объединю его с третьим авиакорпусом и будет у меня воздушный флот подобно тем, что имеет люфтваффе. Самолётов в восемьсот. Силища! Если они так сделали, то, значит, есть в этом сермяжная тевтонская правда?

Конец главы 26.

26 июля, суббота, время 03:05

Небо над Варшавой.

— Саша, не дури, отваливай в сторону и садись. Мы тебя вытащим.

— Кха-кха… не вытащишь, командир. Меня насквозь пробило, кх-х-х, — командир не видит, а кровь уже с микрофона стекает. И сознание вытекает опасно бодрой струйкой.

— А-к-х-х-х-а! Цель… цель сейчас выберу…

— Мост, Саша! Мост через Вислу! Отворачивай влево, увидишь! — командир группы вовремя принимает решение. Если не можешь больше ничего дать, дай последнюю цель и осознание не зря прожитой жизни.

— Вижу-к-х-х-х…

Виляющий в разные стороны и разбрасывающий клубы дыма от горящего двигателя тяжёлый Пе-2 выравнивает полёт в последнем манёвре. Дымный след делает видимой идеально прямую траекторию, конец которой упирается в Мост. Цель № 2 боевого задания группы тяжёлых бомбардировщиков.

Пилот видит быстро занимающее панораму взгляда автомобильное полотно. Успевает усмехнуться прошившим его самолёт ещё раз зенитным снарядам. Бесполезно, фрицы…

От удара детонирует всё. И оставшаяся почти тонна топлива и шесть стокилограммовых бомб. Гулко охнувший мост обрушивается точно посередине.

— Первый, Второй — в резерв! Треть… Четвёртый — добить мост! Остальные — по железке! Пятый, дальний конец! Остальные за ним по порядку номеров, — раздаёт команды командир. Третий это Саша, он уже ударил по мосту.

Две пешки отваливают в сторону, остальные шесть выходят на пикирование, каждый на свою цель. Уже горящий во многих местах железнодорожный узел после ковровой бомбёжки мелкими бомбами тяжко сотрясается от ударов стокилограммовыми бомбами. Опасаться зениток уже не надо. Скудная зенитная защита уже попала под бомбовый ковёр.

Командир группы делает вираж над городом и сбрасывает свою бомбу. Без взрывчатки. Вся группа из семи бомбардировщиков и одного истребителя ложится на обратный курс. На восток. На город бесшумно оседает расширяющееся облако листовок.

Господа немцы!

Хотите взять Москву и победить большевисткую Россию? Вот вам!

(и брутальный с трудом узнаваемый генерал на рисунке тычет кукиш прямо в глаза читателю)

Подпись: генерал Павлов (по поручению Иосифа Сталина).

26 июля, суббота, время 08:25

Полесье, бронепоезд «Геката».

— Паша, какого хрена! — выпускаю в трубку контролируемое негодование. На самом деле, я почти не злюсь, это же Паша. Точнее даже, Пашка.

— Дмитрий Григорич, ну не мог я такого пропустить, — чисто, как мой в детстве нашкодивший Борька ноет.

— Паш, тебя собьют, кто мне воздушную армию создаст?

— Мне слово «флот» больше нравится, Дмитрий Григорич, — выправляет тон Рычагов, — я создам, создам, вы даже не думайте! Дмитрий Григорич, ну, вы сами подумайте! Бомбят-то ребята, а я наверху. Меня и не видно. Что мне могло угрожать? И я всё сделал, как вы учили.