В качестве эпиграфа.

«Единственный из командующих фронтами РККА 1941-го года, у кого карьера шла ровно, последовательно и имелся боевой опыт — это Дмитрий Павлов. От него единственного можно и нужно было ждать реального результата, и он единственный из всех был расстрелян. Скорее всего, это совпадение, так как он являлся и единственным, до кого в те жаркие дни можно было дотянуться и выдернуть на «ковер» для отчета. Расстрел выглядит чрезмерно жестким наказанием на фоне судеб других командующих фронтами, отделавшихся испугом и понижением. В отличие от некоторых из них, опыт Павлова мог быть полезен в последующие годы войны. Кроме того, немецкая военная машина работала так четко, что будь на месте Павлова сам Жуков — расстреляли бы и его. Сбой был системным, и даже гениальная личность в одиночку вряд ли исправила бы ситуацию — фронт воевал бы не намного лучше». (с) Мнение одного из не самых глупых доморощенных оналитегов.

— Ну, нахер! — возлежащий на диване седой мужчина в домашних тапочках аккуратно отбрасывает в сторону планшет. — Ещё один умник! А что делать с этим, давно известным? Восемьдесят процентов успеха или неуспеха любого дела зависит от руководства.

В глазах и голове полыхнуло и тут же погасло. Вместе с сознанием. Как будто кто-то сверху услышал, возмутился и тут же покарал дерзнувшего.

Попадание в кузов

Кирилл Арсеньевич уже несколько минут находился в полной прострации. Если бы он сейчас обладал материальным обликом, то со стороны можно было увидеть преклонных лет мужчину, относительно крепкого, которого, однако, старость неумолимо загоняла в угол. И хорошо, что никто не видел, насколько отвисла у него челюсть.

Мелькнула мыслишка «Ни хрена себе, почитал книжку», на ассоциативном поводке вытащившая воспоминание о старом анекдоте «Ни хрена себе, сходил за хлебом». Сначала Кирилл Арсеньевич решил, что смотрит сон. И тут же засомневался. Невероятно чёткие и почему-то узнаваемые лица. Да и как их не узнаешь? Облик Сталина знаком всем чуть ли не с детского садика, лицо Жукова, пока генерала армии, затмевалось образом, созданным Михаилом Ульяновым. Но артистический талант Ульянова настолько точно обрисовал знаменитого полководца, что физиономическое несовпадение полностью терялось. Остальных Кирилл Арсеньевич почему-то тоже знал. Но иначе, другой частью сознания. Как будто перед ним лежал справочник, открытый сразу на всех страницах. Вообще-то так тоже не бывает, но… было именно так. Мерецков, Тимошенко, Молотов, Ворошилов…

Мирно читал Кирилл Арсеньевич книжку о катастрофе в начале Великой Отечественной войны, валяясь на диване. О роли Павлова и других. Читал и усмехался. Как говорит нынешняя молодёжь, прокололись…, нет, точнее будет, обгадились все. Единственно, что реально можно поставить в вину генералу Павлову, он обгадился больше всех. Можно сказать, феноменально. Настолько эпично, что его всерьёз заподозрили в измене. Ладно бы тогдашний трибунал, но и среди современных историков всерьёз циркулировала такая идея. Глупости, — хмыкал Кирилл Арсеньевич. Зацепка слишком смехотворная. Во время первой мировой попал в немецкий плен, надо же! И его там завербовали, ага! Да кому там нахрен нужен никому не известный полуграмотный унтер?

Зато с другой стороны прекрасно знал пенсионер, к каким результатам могли привести пошлейшая некомпетентность, неадекватность, проще говоря, дурость руководителя. Элементарная неосторожность в критический момент может привести к катастрофе, что говорить о дурости.

В споре о том, кто опаснее на руководящих постах, дураки или шпионы, Кирилл Арсеньевич неизменно голосовал за дураков. Они опаснее. Намного опаснее. Шпиона можно переиграть, разоблачить. Дурак неуязвим.

А чем ещё заниматься человеку за семьдесят на глубокой пенсии? Дети, сын с дочкой, отпочковались и живут вдалеке. Летом хоть на даче можно отвлечься, а зимой что делать? Супруга, ещё бодрая с подругами лясы точит, да по хозяйству. А ему только и остаётся, что разгадывать тайны, засевшие в голове с детства.

«Это не сон!», — ударила догадка. Кино? Не бывает такого кино! Нет таких технологий, чтобы достичь такого невероятного натурализма. Не доросли. И не экран перед ним. Он смотрит на всё собственными глазами. За длинным столом сидят мужчины по большей части в военной форме. В высоких чинах. Почти сплошь генералы, есть и маршалы. Что-то обсуждают. Результаты манёвров? И чувствуется подспудное напряжение.

Кирилл Арсеньевич тоже начал что-то говорить после генерала Жукова. Он? Виртуальная челюсть отвисла ещё больше. Он не зритель! Если это кино, то он по ту сторону экрана. А чего это я там несу?! У него возникло отвратительное ощущение, что он едет в машине без водителя, управляемой дистанционно неизвестно кем. Всё бы ничего, но вдруг водитель с придурью? Или в краш-тест попал? Вот весело будет пассажиром в такой машине оказаться.

— В чём причины неудачных действий «красной» стороны? — на него смотрели жёсткие и требовательные глаза известного всему миру и много лет спустя после смерти большевисткого диктатора.

Кирилл Арсеньевич уловил за долю секунды смысл возражения персонажа, в котором он находился. До того, как тот раскрыл рот. Он уже понял, кто он. Именно это место он перечитывал в книге, лёжа на диване. «А ну, помолчи, идиот!» — Кирилл Арсеньевич ринулся в атаку и будто схватился за руль, который до того крутился сам по себе.

Сталин что-то почувствовал, посмотрел внимательнее немигающими глазами.

— Военные игры для того и проводят, чтобы выявить недостатки, товарищ Сталин.

Уже у персонажа, в котором сидел пенсионер, отвисла челюсть. Но не реальная. Наглец, неизвестным способом оказавшийся внутри него, овладел телом моментально. Будто сел за руль знакомого автомобиля. Продолжим, сказал наглец. Товарищ Сталин ждёт, не хрен собачий. Теперь бывший владелец тела чувствовал себя пассажиром в собственной машине. Удивление шокового уровня спасает от приступа лишающей разума паники. Пока спасает.

— Думать надо, товарищ Сталин, серьёзно думать. Наш устав диктует наступательную доктрину, а манёвры исходили из того, что «синие» атакуют первыми. Конфигурация же границы такова, что даёт преимущества напавшему первым. Генерал Жуков действовал исключительно правильно, формируя окружение Белостокской группировки. С нашей стороны, мы могли попытаться сделать то же самое с Сувалкинской группой. Со стороны Белостока ударом на север к Балтийскому морю и организацией жёсткого давления со стороны Прибалтийского округа.

В глазах Сталина Кирилл Арсеньевич уловил засветившийся интерес. Он уловил или генерал Павлов? Он. Павлов был в полной прострации, близок к истерике, но помешать не мог.

— Но ведь мы не собираемся нападать первыми? — он вопросительно посмотрел на Сталина.

— Нэт, — покачал тот головой.

— Тогда мы по внешнеполитическим мотивам отдаём инициативу противнику, а значит и преимущество первого удара, — Кирилл Арсеньевич помолчал и продолжил голосом Павлова, — На самом деле положение ещё хуже, товарищ Сталин. Намного хуже.

— Пачиму же? — диалог пошёл исключительно между ними. Все остальные притихли в ожидании «Ой, что-то будет».

— У нас вроде бы есть всё, чтобы противостоять нападению. У них есть танки, самолёты и артиллерия. И у нас тоже есть. Но только их танки, самолёты и пушки лучше наших. Войска имеют двухлетний опыт победоносных войн. Тактика взлома даже глубоко эшелонированной обороны отработана до степени ювелирного искусства. Взаимодействие войск на высочайшем уровне…

— Ви считаете, что германская армия более боеспособна, чем Красная армия?

— На данный момент, к сожалению, да. Простите, это доказывает польская кампания с немецкой стороны и финская с нашей. Немцы оккупировали Польшу за три недели. Мы всего лишь отодвинули финнов за три месяца. При крайне неприятном для нас соотношении потерь. Потери немцев мизерны.