Вот только долго это, вручную копать, хоть и не глубоко. Генералу достаточно, чтобы рыбак, копая червей, не наткнулся. Или трактор плугом не зацепил. Так что сантиметров шестьдесят-семьдесят в самый раз.

Капитан придумал нужное приспособление, как раз при словах о плуге. Вот что ему нужно! Глубокий узкий плуг! Хм-м… а трактор потянет? Резать на такую глубину?

В итоге, после совещаний с механиками и собственных размышлений додумался до узкого колеса диаметром метра в полтора. Колесо узкое и острое, оно теперь стояло за трактором. На его мощную ось, которая не давала «утонуть» всему колесу, опирались два обрезка рельсов. Чисто оглобли тележные. На концах приварены площадки для груза и дуги для защиты от колеса. Оно не как бритва острое, но всё же.

Капитан боялся, что веса не хватит, но двух красноармейцев габаритами посолиднее обычно хватало. Где грунт плотнее на балки-оглобли вставала ещё пара. А те, на площадках, не бездельничали, подпрыгивали, время от времени, приседали. Колесо и уходило вглубь, вплоть до колёсиков на оси.

За ними разматывали и укладывали кабель, потом ехала машина с остальными довольными парнями в форме. Санаторий, а не работа! Поездка на свежем воздухе в весёлой компании, за них работает трактор, вот это жизнь! Обещала Советская власть счастливое и сытое житьё-бытьё, вот оно! Счастье не бывает полным, и в лесах часто приходится браться за лопаты. Ну, так крепким парням не в тягость пару часов в день руками поработать. Это ж не от зари до зари.

Машина ехала не просто так, а по разрезу, утрамбовывая и заваливая разрез в земле. Один раз по неопытности погнули режущее колесо. Капитан посмотрел бешеными глазами, очень он не любил промахи. Красноармейцы на колесе подпрыгнули не в такт. Пришлось другому попрыгать, а виновному слезть. Выправили. Но теперь строго одновременно.

Надо было площадку между балками поставить, — думает капитан, — в ближайшем МТС слепим…

За неделю бросить линию, длиной в пятьдесят километров, от Барановичей до Пинска это по-стахановски. Капитан надеялся, что до конца мая, как велел генерал, они успеют.

Он ещё больше его зауважал, когда тот нарисовал ему схему и обозвал её «звездой». Но не совсем звезда, потому что концы лучей, идущих из центра, между собой тоже соединены. На сектор велосипедного колеса со спицами больше похоже.

— При таком соединении, чтобы отрезать от сети любой узел, нужны три обрыва, понимаешь? — объяснял генерал, — очень надёжная связь получится.

Первым делом ему надо довести линию до Бреста, а потом на север, огибая Белосток, который будет промежуточным центром.

Они поехали по пашне, красноармейцам пришлось лопатами и граблями восстанавливать культивированное поле. Но это не трудно, траншею копать намного тягомотнее и дольше. А кусочек им надо пересечь небольшой, метров в сто пятьдесят.

29 марта, суббота, время 08:15.

г. Барановичи, штаб округа.

Кирилл Арсеньевич.

— Товарищ Сталин уверен, что Гитлер в этом году не нападёт, — увещевает комиссар Фоминых.

— А если нападёт? Вот не обратит внимания на уверенность Сталина и нападёт? — стараюсь не злиться, но взгляд непроизвольно тяжелеет. Как меня всё достало! Даже к фамилии «Сталин» забыл присовокупить обязательное «товарищ». Хотя правильно. Какой он Гитлеру товарищ? Устроил совещание в своём штабе с утра пораньше, сразу после радиодоклада от командарма Кузнецова. Успел, шельмец! Не успел бы, вылетел бы из генеральской когорты.

Атмосферка царит тревожная. Только что во время зарядки и утренней пробежки, — до сих пор, кстати, не курил, набираю форму, — слышал из громкоговорителя песню про бронетанкистов, сталинских и плечистых. Про руки-крылья и пламенный мотор тоже обязательно. Бодренькое такое из динамиков льётся. А на душе у всех тучки бегают. Уж больно силища за рекой громадная собирается. На пикник собрались?

Все что-то чувствуют спинным мозгом и стараются себя успокоить. А как успокаиваться? Да элементарно! Наша армия рядом, наша доблестная Красная Армия, что от тайги до британских морей всех поставит в позу и… всё сильней. Грозные танки, мощные пушки, быстрые самолёты, всё есть! И Москва говорит, что всё хорошо, с Германией мир и дружба. Эшелоны туда-сюда так и снуют.

Мы — главная защита и повод для спокойствия мирных граждан! Красная Армия ведь всех сильней, не будут же зря каждый день так петь.

И что армия? А доблестная Красная Армия не чешется. Товарищ Сталин сказал, войны в этом году не будет, так что ничего, что у нас чего-то не хватает. В будущем году всё будет. Вот тогда и.

— Что будет тогда? — перевожу взгляд на остальных. Здесь почти все, кроме кадровика, пограничника и некоторых других, что я в Минске оставил.

— Будет плохо, — соглашается начштаба Климовских. Меня это не радует, когда быстро соглашаются. Потом они так же быстро забывают о своём согласии.

— Общие слова. Я вам подробно сейчас объясню, что будет. Немцы разобьют нас в два счёта и через неделю войдут в Минск. И тогда Москва с нас спросит. И что вы ей скажете? Будете лепетать про мнение Сталина? И что вам скажут? Скажут то же самое, что я в ваши головы, блядь, никак вбить не могу! Вы — армия и обязаны быть готовыми всегда!

Перевожу дыхание, немного спустил пар, теперь можно спокойнее.

— Вам скажут именно так, а потом расстреляют всех, кому не повезёт в бою погибнуть. И правильно сделают.

— Андрей Терентьевич, сколько я буду заниматься связью вместо вас? — не сегодня, так завтра никто не уйдёт обиженным, всем перепадёт. Сейчас очередь начальника связи.

— Вы уже давно тут и ни хрена не делаете!

Генерал-майор слегка краснеет от выволочки.

— Я ВЧ-связью с Москвой занимался, Дмитрий Григорич!

Да? — это я так взглядом спрашиваю. И так же молча говорю: ну, ладно, будем считать, прикрылся. И продолжаю, смягчившись.

— Связисты от меня пинок получили, но этого мало. Составьте план периодических проверок знаний немецкого языка и профессиональных навыков. По всем частям. Но это повседневная текучка. Сегодня займитесь вот чем. Подготовьте шифры, кодовые слова и всё прочее. Разошлите по армиям и корпусам. Научите строить разговор так, чтобы строгий доклад напоминал болтовню старых друзей о рыбалке. Или доклад наверх председателя колхоза. Потом, это должно случиться не позже трёх дней, запретите пользоваться гражданской связью. Всем!

Обвожу всех злым взглядом, мой голос начинает неприятно лязгать.

— Никому доклады по гражданским линиям не принимать! Только по радио или своим линиям связи, которых пока нет. Хотя уже есть с Пинском. В ближайшее время будет с Брестом и Кобрином. Но вы этими линиями всё равно пользоваться не будете. В мирное время.

Дальше тон сбавляю. Всегда так со мной происходит, когда объясняю детали.

— Доклад должна делать каждая армия два раза в сутки, если нет происшествий. Утром и вечером. Сделайте расписание. Девять ноль ноль — 3-я армия, девять двадцать — 10-ая армия, потом 4-ая и 13-ая. Вечером так же. И каждый день пусть докладывают. А с восьми до девяти утра корпуса пусть шлют доклады по радио в штабы армиям.

Делаю паузу. Догадается или нет? Ожидание безрезультатно.

— Так, значит, не догадываетесь, товарищ генерал-майор? — смотрю на начальника связи с сожалением, — вы будете слушать доклады корпусов в штабы армий. И если ничего не услышите, то сами знаете, что надо делать. Или этого тоже не знаете?

— Знаю, товарищ генерал армии, — тускнеет генерал.

— Можете пользоваться радио в течение дня. Например, анекдот какой-нибудь можете рассказать начальнику связи армии. Только смотрите, — грожу пальцем, — анекдот не должен быть антисоветским.

От такой шутки мой генерал зеленеет. Остальные тоже скукоживаются. Кажется, я лишку хватил. Зато идея появляется.

— Хорошая идея родилась только что, — извещаю радостно, — рассказывайте анекдоты про Гитлера. Пусть немчура слушает.

Тягостное впечатление сглажено. Мы собрались в субботу, как у всего советского народа, у нас семидневка. Шесть рабочих дней, воскресенье — выходной. Хотя у нас редки выходные даже в воскресенья.