— Да-аа… — Она широко улыбнулась. — Ты знаешь, кто твой друг, не так ли? — Она осторожно погладила его. — Я тебя не обижу. Хороший пес, хороший.
Губы пса раздвинулись в неумелой улыбке, и он потянулся к ней, чтобы обнюхать брюки и рубашку. Затем с усилием сел, осторожно обнюхал ее волосы и лицо. Элизабет тут же отпрянула — она не была готова к такому доверию. Какой-то запах от ее груди очень его заинтересовал, и он потянулся вслед за ней, словно приклеившись носом к рубашке. Впервые пес с любопытством обнюхивал ее, и Элизабет застыла от испуга.
Я заперта в клетке с питбулем, и если он бросится на меня и залает, никто не услышит моих воплей. Прекрасно.
Пес обошел ее сзади, и она быстро встала на ноги. Она хотела, по крайней мере, видеть его.
— Спокойно, мальчик.
В этот момент она заметила, что вторая задняя лапа тоже в шрамах. Они стреляли ему в обе ноги.
— Господи… — выдохнула она. Ей в голову пришла неприятная мысль. Она слишком часто видела забинтованных собак на работе у отца и дедушки. Очень похожих на этого пса. Разве могла она злиться на людей, которые проводят такие опыты? Она начинает рассуждать, как эти психи из общества защиты прав животных. Разумеется, это должны делать, ради науки — это необходимо. Она закусила губу. Нужно во всем разобраться. Элизабет нагнулась, чтобы рассмотреть его шрамы поближе, не отваживаясь к ним прикоснуться.
— Наверняка болело, когда ты проснулся? — пробормотала она, думая, что собаке ввели обезболивающее, прежде чем в нее стрелять. На самом же деле он висел на веревках, в полном сознании. Инструкции Хоффмана в отношении пса были весьма неопределенны: он ограничился лишь просьбой не убивать его.
Дамиан продолжал обнюхивать девушку — он интересовался ею не меньше, чем она им. И тоже не понимал языка ее тела, ее движений и настроения. Она очаровывала его, успокаивала и утешала. В его унылом и мрачном существовании она была единственным лучиком света. Когда Элизабет отпрянула, он решил, что напугал ее, поэтому прижал уши и опустил голову, желая убедить ее в том, что намерения у него мирные.
Спустя две недели его снова забрали на испытания. На этот раз первый же лаборант сказал ей, где он находится.
— Его забрали психологи-бихевиористы — какие-то исследования злых собак, тесты на агрессивность или вроде того. Кажется, химические реакции, связанные с агрессией, я не уверен.
Элизабет не понравились его слова. Пес не был злобным. Выглядел страшновато, но с чего они взяли, что он злой? Судя по внешнему виду? Это несправедливо.
Закончив работу, Элизабет отправилась в отделение психологии выяснять, можно ли найти пса. Она бродила целый час, но никто не понимал, чего она хочет. К тому времени люди разошлись по домам, все двери были заперты.
На следующий день она вернулась, но никуда не попала. Младший персонал вроде нее не допускался в лаборатории психологов. Зачем такая секретность? Элизабет нашла студента, который слышал об исследовании выброса кортизола у собак в состоянии агрессии.
— Изучают разницу в выбросе, сравнивая собак различных пород. Агрессивного и неагрессивного типов, — сказал он.
Три дня она расспрашивала всех, кого могла, и наконец получила прямой ответ. Собак тестируют на содержание гормонов в спокойном состоянии и в состоянии возбуждения. Всех животных держат в изолированных боксах, чтобы исключить нежелательные раздражители. Она не сможет его увидеть. Элизабет пожала плечами и отправилась домой, недоумевая, каким образом ухитряются вызвать у добродушных собак агрессию.
Пес отсутствовал целых двадцать девять дней. Вернулся мрачный и исхудавший, и когда поднял голову на звук шагов Элизабет, глаза его были равнодушны и мрачны.
— Эй! — Элизабет отступила назад в испуге. — Это же я.
На мгновение питбуль застыл, разглядывая ее, втягивая воздух, убеждаясь, что она не из тех, с кем он провел последний месяц. Затем выражение на морде пса смягчилось, он застучал хвостом, показывая, что узнал ее и приносит извинения. Элизабет усмехнулась в ответ:
— Господи, ты напугал меня, парень. Что они с тобой делали на этот раз?
Она открыла клетку, вошла, села с ним рядом, впервые осознав, что думает о нем, как о своей собаке. Разумеется, это глупо — собака принадлежала лаборатории. Одна из сотен в этом огромном помещении. И тем не менее они были друзьями.
— В чем дело, мальчик? Что ты такой печальный? — Элизабет мягко потрепала его. Она понимала, что пес не сможет рассказать ей, о чем думает. Какова его судьба? Был ли у него хозяин? Он ходил гулять в парк, играл с детьми во фрисби? Почему он оказался здесь? Невозможно отыскать сведения обо всем этом. Большинство животных привозили ловцы бродячих собак — собирали их повсюду, и собачьи истории быстро, а часто и умышленно терялись. Возможно, ей никогда ничего не узнать о нем, кроме того, о чем она догадывалась по его виду.
Элизабет глубоко вздохнула. Мысли о прошлом собаки, как обычно, становились малоприятными. Когда люди встречаются, они ведь тоже ничего друг о друге не знают — не больше, чем я знаю о прошлом этой собаки. Людям не ведомо, через что тебе пришлось пройти. Что сделало тебя тем, кто ты есть.
Элизабет уже давно была в том возрасте, когда размышления о себе для человека крайне важны. Мать бросила ее, когда ей было всего шесть. Оставила в детском саду и просто ушла. И никогда больше не давала о себе знать. После этого Элизабет еще целый год панически боялась, что ее опять где-нибудь бросят, что отец тоже навсегда покинет ее. Официально они даже не развелись. Единственное, что Элизабет слышала с тех пор о матери, рассказал ей Билл: в тот день она позвонила мужу и попросила забрать девочку и позаботиться о ней. Как все родители, Дэйв убеждал Элизабет, что проблемы между ним и ее матерью не имеют к ней никакого отношения. И, как любой ребенок, Элизабет сомневалась. Она никогда не знала наверняка. Мать, очевидно, ничего не сможет ей объяснить.
Она думала о том, любила ли мать Дэйва или вышла замуж ради денег. Когда Элизабет была ребенком, ей нравилось воображать, что мама очень любила их обоих и, возможно, просто не хотела, чтобы они видели, как она умирает от какой-нибудь смертельной болезни. Став старше, Элизабет сочинила более утонченный и практичный сценарий: матери пришлось уйти, потому что… (мотив выбирался по настроению). И будто бы она рассчитывала, что Элизабет станет заботиться о мужчинах, пока ее нет.
Она снова тяжело вздохнула. Пес устроил голову на ее вытянутой ноге и заглянул ей в глаза. Она положила руку ему на загривок. Если мать когда-нибудь объявится — придет посмотреть, какой стала ее дочь, надеялась Элизабет, — она останется довольна. Дочь всю жизнь пыталась заменить ее. В детстве играла в хранительницу очага, а теперь на самом деле занимается домом. Элизабет с удовольствием готовила и убиралась, а журналы по домоводству, к неудовольствию отца, привлекали ее куда больше медицинских.
Гладя пса по голове, она размышляла, что в некотором смысле они с ним похожи. Никто из людей, окружавших его, не знал, откуда взялись его страхи, каковы его мотивы и желания. Так же и с ней: встречая ее на улице, люди не догадывались, что она собирается стать хирургом-кардиологом, чтобы не разочаровать отца и дедушку, заставить их гордиться собой, и ничего важнее их любви в ее жизни нет.
Мысли Элизабет вернулись к собаке. Отец всегда утверждал, что собаки не умеют мыслить, как люди. Они живут настоящим, не способны думать о прошлом или будущем. Но в этих рассуждениях было что-то не так. Этот пес помнит ее после стольких недель разлуки. А если он смог ее запомнить, почему не может помнить о других вещах — тех, что потерял в прошлом?
Она почувствовала, как пес напрягся под ее рукой, затем поднял тяжелую голову, и взгляд его напугал ее. В чем дело? Это она виновата? Он собирается на нее напасть?
Лай собак заглушал прочие звуки. Полосатый пес сердился не на нее — он смотрел в сторону, в глазах его появилась ярость. Губы задрожали, он злобно рычал. Встревожившись, Элизабет медленно поднялась на ноги. Пес, наверное, думал, что его опять будут мучить, как в прошедшие несколько недель. Она проследила за его взглядом и увидела возле клетки девушку. Ту самую, что помогла ей найти ведро и швабру, когда пес впервые здесь появился.
