Сколько она так простояла, девушка не знала. Когда дверь снова бесшумно отворилась, выпустив широкий луч света из прихожей, сначала вышел Блез, и следом за ним показалась молодая женщина в простом темном платье и со светлой тяжелой длинной косой. Они сказали друг другу несколько слов на пороге, после чего капитан Ратон крепко прижал женщину к себе, низко склонив к ней голову, отчего лица их оказались скрыты его волосами.

Дышать стало нечем. Дейна хватала ртом воздух, прижимала к груди руки под платком. Это не мог быть ее Блез. И все-таки это был он.

Больше не в силах смотреть на этих двоих, прощающихся на крыльце дома, во много раз лучшего, чем таверна ее матери, Дейна бросилась прочь. Не разбирая дороги, не зная, как жить дальше и что делать с тем, что это ее сердце Блез навсегда забрал с собой. В то время как ничуть в нем не нуждался.

Солнечные лучи скользили по волнам, окрашивая их золотым. Новый день рождался на Исла-Дезесператос. И в этот новый день уходил в море капитан Ратон на своей «Серпиенте марина». Паруса были уже расправлены под ветром, трепавшим его темные волосы, не перехваченные на затылке на этот раз, а он стоял на корме и смотрел на пристань, надеясь разглядеть там стройную фигурку Дейны. Он вцепился тонкими и сильными пальцами в бортик. Вглядывался в безлюдную в этот ранний час набережную так, что болели глаза. Но она так и не появлялась, как ни молил он небеса о том, чтобы мелькнула ее цветастая юбка под ярким солнцем.

Сколько мог, задерживал он отплытие. Но рассвет наступил. И матросы недоуменно взирали на своего капитана.

Ратон тяжело выдохнул и приказал:

— Отдать концы!

А после взгляд его снова вернулся к пристани. Где-то там, за ней, в маленькой таверне, где жила Дейна, осталось его сердце. И он все же верил, что она сохранит его.

Личная жизнь Марины Николаевны Стрельниковой была загадкой даже для нее самой. Девушкой она была уже взрослой. И понимала, что, собственно говоря, то, что происходит, очень странно не только по меркам современного общества, но уже даже и по мнению деда, который был приверженцем старорежимных моральных устоев. Впрочем, в основном ее воспитанием занимался именно он, пока мать который год работала домработницей где-то в далекой и загадочной Португалии, чтобы обеспечить безбедное существование и хорошее образование своей дочери. Но в последнее время дед всерьез озадачился и все пытался познакомить ее хоть с кем-то из внуков своих многочисленных приятелей. Хотя фаворитом оставался Федор Нетудыхата. Главным преимуществом Федьки было проживание в соседнем подъезде. Дед мог быть спокоен — Мариночка останется под присмотром, и никто никуда ее не увезет.

Проблема заключалась в том, что Мариночке никакой Федька не нравился.

В жизни ее самым страстным чувством на многие годы осталась первая школьная влюбленность в одноклассника.

Итак, номер один. Илюша Ракушкин.

Они не сидели за одной партой, не делали вместе уроков. И были так далеки друг от друга, как только могут быть далеки два человека. Илюша был сыном профессора физико-математических наук. Мать — кандидат исторических наук. Илюша был начитан и упакован.

Самым ярким впечатлением Мары об этих отношениях были танцы в шестом классе. Она впервые в жизни пошла на школьную дискотеку. Там за право танцевать с ней подрались Федька Нетудыхата и мальчик из параллельного класса Дима Миронов. Разнимал их Илюша. Когда носы были разбиты, а рубашки порваны, Ракушкин рявкнул: «Было бы из-за кого!»

И после этого случая Мара перестала бывать на дискотеках. И не только на школьных. Она вообще на дискотеки и в клубы не ходила. Влюбленность ее перестала быть романтичной и стала мучительной. Изводила она себя этой любовью почти до самого окончания школы.

В одиннадцатом классе они дружно прогуляли физ-ру и устроили сорок пять минут откровений, когда все друг другу признавались, кто кому и когда нравился. То, что в Илью влюблены все без исключения девочки, Мара знала прекрасно. Но когда он заявил, что до восьмого класса молча страдал по Стрельниковой, она едва не подавилась печеньем. В этот момент она поняла, что, в сущности, ей уже все равно.

Илья поступил в Институт международных отношений КНУ им. Тараса Шевченко. Мара — в свой иняз. Больше они не виделись.

Ясное дело, что в инязе, да еще и на французском отделении с мальчиками наблюдался пожизненный дефицит. Собственно, в их группе мальчик был всего один. И тот хиленький. Потому, сдав первую сессию и сообразив, что учиться не так уже и трудно, Мара приступила к трудновыполнимой задаче — поиску парня. Хотя бы потому, что к восемнадцати годам неплохо бы было попробовать целоваться.

Номер два. Стас. Фамилию она не помнила.

В аське у него был ник MaG. Познакомились они в феврале на каком-то ресурсе, где она начала публиковать свои стихи. Этот нахал пробовал ее критиковать. То, что публиковал он, никакому литературному анализу не поддавалось. Однажды Мара мягко сказала ему, что это не стихи. После этого он предложил встретиться. Гуляли они три недели. Бродили под ручку по улицам. Юноша оказался робок, но страшно умен. К концу третьей недели они все-таки поцеловались. Мара до сих пор помнила этот день до мельчайших подробностей.

Сначала они пошли в кино. Потом он купил ей букетик подснежников. А после проводил домой. В доме лифта не было. На третий этаж поднимались пешком. И Мара вяло размышляла о том, как бы заставить его хоть сегодня целовать не в щечку, а в губы. Но ничего делать не пришлось. Юноша, видимо, тоже решил, что час настал. И, оказавшись у двери, тесно прижал ее к стене и впился в ее губы неуклюжим и неумелым поцелуем.

Это длилось минуты три. Было влажно и смешно. Его язык настойчиво и совершенно хаотично исследовал ее зубы, щеки и нёбо. Он явно побрился, прежде чем идти к ней, но кое-где недостаточно тщательно. И крошечные кустики щетины весьма неприятно царапались. Он старательно вдыхал и выдыхал воздух носом и изображал страсть, руками шаря по ее спине. Когда все закончилось, довольно улыбнулся. Мара пропищала: «До встречи!» И быстро скрылась в квартире.

Весь вечер Мара занималась анализом сложившейся ситуации. И, уже отправляясь спать, сказала себе: «Да ну нафиг!»

После этого Стас еще раза три пытался проводить ее домой, она делала вид, что страшно занята, что ее завалили семинарами и контрольными, что у нее даже в шесть часов вечера консультации. В итоге он отстал. И эту историю можно было считать закрытой.

Номером три стал Федя Нетудыхата.

Да, да. Был и на его улице праздник. Дед нарадоваться не мог.

Целых четыре месяца на втором курсе она помогала ему с высшей математикой, которую он мог не сдать на сессии. Мара была гуманитарием. Но даже она лучше понимала вышку, чем дедов фаворит. Они ходили в кино. Он приглашал ее в кафе. Она хорошо усвоила, что он обожает решительно все, что она делает. И ей стало скучно. К тому времени она успела сделать вывод, что, может быть, поторопилась со Стасом — тот хоть умел ее рассмешить. Федька же даже целовался хуже. И был ужасным занудой. Потому, не слушая увещеваний деда, Мара бросила его сразу после нового года.

На третьем курсе остро стал вопрос секса. К нему, как и ко всему прочему, она подходила фундаментально. На летних каникулах она открыла для себя женский роман, хотя до того читала исключительно Стивена Кинга и классиков мировой литературы. Начитавшись о заоблачных высях, в которые улетали героини романов, и, набравшись определенных теоретических знаний, Мара решила, что пора брать свою жизнь в собственные руки и опробовать что-нибудь из прочитанного на практике. И стала напрашиваться иногда к подружкам в общежитие — делать вместе уроки.

Там она и познакомилась с номером четыре.

Четвертого звали Игорь. И он был химиком. Впечатление производил самое благоприятное. В меру интеллигентный, глупостей не говорил, шутил только по делу. Внешне, правда, весьма средний. Но зато Маре с ним было интересно.