Не сразу он к этому приучился, но за пару месяцев сумел и без малого год не оглядывался в прошлое. А теперь вдруг обернулся – и не встретил ни обречённой пустоты, ни тоскливой горечи, ни острого сожаления, с которыми так боялся столкнуться.

Нет, не теперь, парой часов ранее. Когда в чай пошла ароматная травяная настойка, а отец Алексий задал какой-то невинный вопрос о службе, а потом слово за слово – и Дмитрий незаметно для самого себя рассказал всё, и даже больше. Местный священник изумительно умел слушать, отлично – расспрашивать и в совершенстве – утолять душевные печали словно бы одним взглядом.

Притом, разговаривая с ним, Косоруков ничего такого и не замечал, разговор ладился легко, сам собой. И никакие вопросы не встречались в штыки, и не было желания привычно отмолчаться, уйти от неприятной темы. А теперь Дмитрий дивился своей неожиданной откровенности и ещё больше – всё тому же спокойствию, которое как посетило его на кладбище, так никуда и не делось.

Погружённый в свои мысли, охотник потянул на себя дверь трактира – и едва не шарахнулся назад от неожиданности, когда навстречу выкатился и толкнул его в грудь громкий смех пополам с задорными фортепианными аккордами. После тишины кладбища и тёмных городских улиц и размеренной беседы со священником переход оказался внезапным.

Однако Косоруков быстро справился с собой, прошёл через полный зал, уворачиваясь от девушек-подавальщиц и нетрезвых посетителей, замешкался у стойки, пропуская дюжего парня с огромным подносом, заставленным тарелками и кружками. До сих пор на охотника никто не обращал внимания, а тут вдруг заметил хозяин, наблюдавший за залом из-за стойки. Окликнул по имени, махнул рукой, и Дмитрий не стал отмахиваться, приблизился, вопросительно дёрнул головой, приподняв брови – мол, чего хотел?

О своём собственном желании расспросить Милохина про военные годы он помнил, но сейчас исполнять его не собирался – и шумно слишком, и время уже позднее. Да и не хотелось сейчас разговоров, для начала стоило переварить результаты долгой беседы со священником.

Игнат окинул его взглядом, усмехнулся и поманил за собой за неприметную дверку позади стойки, прихватив с собой свечку.

– Что случилось? – спросил Дмитрий, с интересом оглядываясь в почти чулане, кажется заменявшем хозяину кабинет. Во всяком случае, кроме пары стульев, стола со счётами на нём и пары полок, занятых стопками каких-то тетрадей, тут ничего не было. И звуки зала сюда докатывались, однако приглушённые, не мешающие разговаривать.

– Это я тебя спросить хотел. Что-то ты взъерошенный больно, случилось что? – с искренним беспокойством спросил трактирщик.

– Да не сказал бы… Со священником вашим познакомился, чаи гоняли.

– А-а, – протянул Игнат понимающе, разом успокоившись. – Священник у нас замечательный, другого такого нет.

– Да уж, – хмыкнул Дмитрий. – Я с трудом представляю себе другого священника, который советовал бы пойти к ведьме за советом.

– А и сходи, кстати, – оживился трактирщик. – Дело он тебе сказал.

– Игнат, ты же чародей! Может, необученный, может, слабый, но всяко же должен чувствовать, где есть сила, а где нет, да и на службе не мог не нахвататься. Ты что, всерьёз веришь в какие-то там силы ведьм?

Игнат смерил его взглядом, вздохнул очень похоже на то, как вздыхал священник, но ответил другое:

– Во что я там верю – это дело моё. А Джия баба умная, знающая, к ней все местные бегают чуть что, так что поговорить всяко нелишне будет. Ажно если делом не поможет, может, и расскажет что.

– В таком ракурсе – пожалуй, – задумчиво согласился Дмитрий.

– И отца Алексия ты слушай, ежели что советует. Он такой священник, каких во всём мире не сыщешь больше, святой всамделишный. И не смотри, что чудаковат, ему простительно. Ты ж к нему не прямиком сам пошёл, верно? Случайно встретил?

– С чего ты взял?

– Да с ним всегда так и бывает. Он ежели человеку нужен – сам на глаза попадается и завсегда всё видит. Так что коль он разговоры какие с тобой разговаривал, то это на пользу. Хороший священник для души облегчение приносит, они же тому и служат. И отец Алексий в этом точно первый… Ну ладно тебе, не зыркай так, я ж не лезу и не пытаю, о чём вы говорили. Встревожился, на тебя глядя, но ежели ты этак после разговора с нашим священником – тажно и волноваться не о чем. Ты голодный, поди?

– Нет, меня отец Алексий пирожками накормил. Пойду отдыхать с дороги. Да, а куда кобыла моя делась? Она мне завтра понадобится к рассвету.

– Нужна – будет, – заверил трактирщик. – Тут конюшня хорошая недалече, туда и свели. Я распоряжусь, приведут её. И с собой снеди какой-никакой соберу.

– Спасибо. Если я сам не проснусь, пошли кого-нибудь разбудить, хорошо?

– Добро, не волнуйся. Всё будет как надо.

У Анны вечер вышел хоть и не менее – а может, и более – насыщенным, чем у пришлого охотника, но несравнимо более скучным, потому что возня с бумагами не шла ни в какое сравнение с поисками убийцы, которые весь вечер не шли из головы. Так что она хоть и любила утром поспать, но пропустить сегодняшнюю поездку не могла и на рассвете уже ждала Косорукова у «Мамонтовой горки», вяло обсуждая с мальчишкой-посыльным стати и достоинства лошадей, а вернее – недостатки охотниковой кобылы, которые рядом с ладным жеребчиком Анны особенно сильно бросались в глаза.

Рыжий донской жеребец со звучным именем Гранат человеческого мнения о даме не разделял и поглядывал на неё с явным интересом, фыркал, даже ржал тоненько. Дама, однако, демонстрировала прежнее равнодушие и дремала у коновязи, повесив голову и подогнув правую заднюю ногу. На кухонного мальчишку, который пристраивал к седлу сумку с провизией, и на овёс в седельных сумках Граната Зорька тоже не обратила внимания. Глядя на неё, Анна то и дело боролась с зевотой и тем сильнее обрадовалась появлению Косорукова.

Дмитрий тоже проснулся в благодушном настроении, которому способствовал долгий и крепкий сон на хорошей чистой постели, которая не трясётся и никуда не едет, как койка в поезде, а ещё ровная и удобная, в отличие от земли. За время службы качка и постоянный шум множества механизмов стали привычными и родными, но с тех пор прошло изрядно времени, и привычка кончилась.

Но на веранде трактира, стоило заметить госпожу Набель, простые утренние мысли моментально вылетели из головы охотника: уж больно впечатляюще выглядела градоначальница. А если совсем точно, то – её нижняя часть, облачённая в штаны и высокие сапоги. И если взглянуть отвлечённо, то можно было отметить, что штаны эти достаточно свободные и не обтягивают ноги, даже немного скрадывают очертания. Но для этого надо было отвлечься, что у Косорукова не получалось. Ноги были длинными и стройными, Торк в кобуре дополнительно подчёркивал изгиб бёдер, и этот вид будил понятные и предсказуемые, но очень неуместные желания и мысли.

– Дмитрий, вы в порядке? – окликнула девушка, и он, вздрогнув от неожиданности, наконец очнулся и через силу поднял взгляд на лицо Анны.

– Да, конечно. Поедемте, не станем терять время.

– Только мы поедем немного вкруг, – предупредила градоначальница, когда они двинулись по улице, и тут же цыкнула на жеребца, который попытался проявить к Зорьке интерес. Странно, но он послушался. – Поднимемся вон туда на холм, город объедем.

– Зачем?

– Хочу посмотреть, как там дела. Я регулярно объезжаю город, чтобы ничего не пропустить.

– Похвальный обычай, – задумчиво проговорил он.

Некоторое время ехали молча. Центр города был тих, а вот ближе к окраинам жизнь уже проснулась. Голосили петухи, мальчишка-пастух гнал небольшое стадо коз за околицу. В одном месте дорогу им перешёл степенный мамонт, на шее которого покачивался молодой парнишка в соломенной шляпе. Точнее, мамонтиха, потому что за ней следом, держась хоботом за хвост, семенил пушистый и лопоухий мамонтёнок.

Погонщик звонко крикнул: «Привет, хозяйка!», – та в ответ улыбнулась и махнула рукой.