– Отсек для батареек видишь?

– Нет.

– Выводы сам делай, – ангел подошел к черту, но не для того, чтобы осенить его крестным знамением и убить на месте, как предположил Петр, а крепко обняться и похлопать его по плечам, как старого друга. И черт не рассыпался от его прикосновений, а обнял ангела, как родного брата.

– Тысячу лет не виделись! – воскликнул улыбающийся ангел. – Я думал, нам уже никогда не повеселиться на Земле!

– Я тоже так думал! – черт, как показалось Петру, вытер набежавшую слезу. Они разговорились, совершенно позабыв про присутствующего на встрече старых друзей постороннего смертного. – Твое начальство до сих пор недовольно нашими прошлыми делами?

– Еще как! – на лице ангела промелькнула короткая усмешка. – Они всякий раз скрежещут зубами, когда вспоминают, как мы на пару прибывали на Землю, чтобы побывать на суде Инквизиции и вывести на чистую воду матерых святых отцов во время процесса над ведьмами.

– Вроде доброе дело делали! – укоризненно сказал черт. – И верующих сколько прибавлялось, и Аду лакомый кусочек перепадал…

– Меня тогда из семинарии едва не исключили! – засмеялся ангел. – За действия, противоречащие основному правилу ангела-хранителя: становиться видимым только для подготовленного к встрече хранимого. А сюда отправили из-за того, что на Землю поднялся ты. Для сохранения равновесия сил.

– Так, ты теперь вроде наблюдателя за моими действиями?

– Официально, да. Как и ты – за моими.

– Стариной тряхнем?

– Без вопросов! Ты прочитал ему телеграмму?

– Да. Он согласен. Не особо, но уже никуда не денется.

Как уловил Петр из их скоростных обменов воспоминаниями о славном студенческом прошлом, оба учились в одно и то же время и случайно повстречались во время практики на Земле, получив задание от своих кураторов на одного и того же человека, арестованного Святой Инквизицией по ложному обвинению в колдовстве. Ангел получил задание сделать все, чтобы человек не ожесточился и ушел на тот свет, простив издевательства инквизиторов, а черт получил задание настроить человека на возможность дико и кровожадно отомстить мучителям после смерти, если он перейдет на сторону темных сил. Каждый из них в строго определенное время появлялся перед заключенным в темницу человеком и предлагал перейти на свою сторону. Человек, и без того чувствовавший себя не в своей тарелке, под впечатлением от их назойливых речей и издевательств инквизиторов кидался из крайности в крайность и представлял себя то отдыхающим в райских кущах и позабывшим про боль и страдания, то накачанным воином Ада, мстящим лживым и жадным судьям, позабывшим про заповеди той стороны, которую они яростно защищали. Первые мечты были светлыми и приятными, а вторые темными, но тоже приятными, а поскольку хотелось и того и другого, внутреннее противоборство достигло апогея и вылилось в истерически им высказанное предложение ангелу и черту самим разобраться между собой и решить, что же для него лучше?

Ангел и черт, впервые столкнувшиеся с противоположной стороной мироздания в личном контакте, в молодецком азарте позабыли о том, что человеку надо самому выбирать путь, по которому он пойдет, приняли его предложение и заспорили так, что на шум сбежалась тюремщики, а заключенные из других камер прильнули к щелям, дверям и стенам в надежде получше расслышать подробности.

Инквизиторы, прослышав о необычном нарушении тюремного покоя, переполошились и решили, от греха подальше, провести быстрое слушание и отправить приобретающего нездоровую популярность заключенного на тот свет, где он сможет обсуждать аспекты потустороннего бытия в куда более располагающей для этого дела обстановке. Сбежавшиеся святые отцы даже не стали предлагать палачу выбить из заключенного признание в дружбе с нечистой силой, поскольку нечистая сила присутствовала на площади Скорого Суда во вполне осязаемом виде и покрывала их святую простоту, на чем свет стоит.

Ни ангел, ни черт не давали им времени на пространные речи о демонах, вселившихся в душу бедного заблудшего, приводя убойные аргументы и реальные факты против святости самих отцов, а присутствие горожан в качестве ошалевших статистов добавляло организованному шоу излишне скандальный вид.

Разборки начались ровно в одиннадцать, а в четыре часа дня на площадь Скорого Суда въехал недовольный шумом граф со своей свитой, приехавший самолично выяснить, сколько же ведьм и колдунов выловили на этой неделе инквизиторы, если на площади столько времени стоит дикий шум-гам, и почему до сих пор не дочитали приговор и не сожгли пойманных на радость добропорядочным жителям города?

Увидев, кто правит бал на нынешнем празднике жизни, граф онемел, но виду не подал, а занял место в первом ряду, встав перед рядом, который был первым до его появления, и прислушался к аргументам обеих сторон. Запаниковавшие святые отцы попытались завершить дело всеобщим сожжением как заключенного, так и его защитников, ненавязчиво таская вязанки хвороста и выстраивая их плотным кольцом вокруг спорщиков в пропорции «один к одному»: одно слово в речи против инквизиции – одна вязанка, пока те не успели наговорить лишнего. Но граф успел услышать то, что не предназначалось для его ушей, и высочайшим повелением приостановил толпу священников с вязанками, для пущей убедительности приказав арбалетчикам взять их на мушку.

Шоу завершилось в восемь часов вечера под гром аплодисментов.

Граф и его команда по-прежнему занимали места в первом ряду, черт и ангел сидели у него по бокам, заключенного отпустили на все четыре стороны, заплатив ему за моральные и физические страдания, а мрачные и бывшие святые отцы разжигали хворост и жарили для проголодавшихся зрителей тушки куриц за свой счет.

Павел и Деймос, воодушевленные первым совместным выступлением, взялись за дело с утроенными силами и, пока про их забавы не узнали кураторы, в пух и прах разгромили десятка три дел против обвиненных в колдовстве и на многие годы лишили сна и покоя ответственных за это безобразие лиц.

А потом про их проделки стало-таки известно широкой потусторонней общественности, и грянул гром возмездия. Ангелу крупно влетело, черту досрочно выдали диплом о получении профессии демона-разрушителя, но им обоим запретили превращать серьезную проблему воспитания душ в балаганную лавку под страхом бессмертной казни.