Надвигается закат.

В костре трещат поленья, маленькие искорки поднимаются лентой вверх и растворяются в воздухе. Птицы успокаиваются, в воздухе постепенно начинает пахнуть грядущим дождем. Северус сидит, прислонившись к стволу дерева и закрыв глаза. Гермиона лежит головой у него на коленях. Он играет с ее волосами, ни о чем не думая. Она думает о том, как сказать ему о том, что она к нему чувствует.

Она смотрит на него, и Северус словно чувствует этот взгляд, опуская вниз голову.

— Что такое? — обеспокоенно спрашивает он, склонившись чуть ниже, и гладит ее по волосам.

Ее глаза мерцают. В них столько мыслей, столько слов, которые она хочет сказать, но не может. Ей страшно. Страшно сказать это, хоть она и понимает, что ее чувства не будут отвергнуты.

Такая глупость! Она спасает людей, участвует в войне, устраивает разгромы в Министерстве Магии, сбегает из Азкабана, но… Боится сказать вслух, что любит. Люди — самые странные и сложные существа во всей Вселенной.

Гермиона вздыхает, глядя на него. Ладони становятся влажными от волнения, сердце громко ухает в груди. Она же не может обмануть себя. Дело не только в словах.

— Хочу поплавать, — выдает она первое, что приходит в голову, и, поднявшись на ноги, идет в сторону реки.

Северус смотрит ей вслед.

Гермиона чувствует, как ее потряхивает от волнения. Так, что даже слегка подташнивает. Поплавать? Да она в жизни бы в здравом уме не вошла в воду поплавать в одежде. Черт возьми. Она чуть оглядывается через плечо, замечая, что Северус смотрит.

— Черт, — шепотом ругается она и на мгновение зажмуривается. — Давай, трусиха, — говорит она сама себе.

Гермиона оставляет на берегу обувь и брюки, оставаясь только в белье и тонкой футболке. Ветер теплый, и сама погода пока радует, но она вся покрывается мурашками, хотя еще даже не вошла в воду. Материал синей трикотажной футболки шарит по затвердевшим соскам.

Гермиона сжимает руки в кулачки и шагает в воду. По ощущениям, там даже теплее, чем на улице. Она не заходит далеко, останавливается по пояс и обхватывает себя руками. Черт возьми, что дальше? Девушка зажмуривается.

— Соберись, — шепчет она; зуб на зуб не попадает.

Она почти с болью, до побелевших пальцев сжимает свои предплечья. Мыслей так много, не удается сосредоточиться, но… Она вздрагивает, когда ее руки накрывают теплые ладони. Он прислоняется к ней, и Гермиона чувствует его тепло. Мысли успокаиваются.

Северус мягко прикасается губами к ее шее, вынуждая откинуть голову вправо и закрыть глаза. Он ведет цепочку поцелуев выше, к ямочке у нее под ухом, и девушка облизывает губы, рассыпаясь в его ласке. В животе сладко тянет от ощущений.

Гермиона выдыхает, поднимает левую руку и тянется к нему, мягко разворачиваясь в его объятиях. Она держит глаза закрытыми, приподняв голову, и замирает возле его губ, едва касаясь их и приоткрыв свои.

Она чувствует его дыхание на своей коже, ведет левой рукой по его щеке, прильнув к его телу. Разгоряченному, желанному телу. Северус едва сдерживается, но она так и дразнит, манит его. Так безумно. Так бездумно.

— Проклятье, — выдыхает он и наклоняется к ней, жадно впиваясь в губы.

Гермиона задыхается, льнет сильнее и отвечает на поцелуй, склоняя голову вправо. Ей так мало его, так сильно мало. Мерлин, никто никогда не любил так сильно, ты слышишь? На реке сверкают блики лучей уходящего солнца.

Гермиона плавится в его руках, умирает в них и возрождается. Все тело жаждет ее, требует большего, и девушка показывает это, когда, жадно углубив поцелуй, не сдерживается и чуть стонет.

Северуса подкидывает от этого. Он на мгновение отрывается от ее губ. Она вся пылает.

— Ты уверена? — едва сдерживается он, но все равно проявляет качества истинного джентльмена.

Гермиона смотрит ему в глаза.

«Я разбомбила Министерство Магии, нарушила сотни правил и сбежала с тобой из Азкабана. Черт возьми, конечно, я уверена»

Но вслух лишь придыхательное:

— Да.

Она впивается в его губы, опутанная желанием, а он поднимает ее на руки, вынуждая обхватить себя ногами, и выходит на берег. Они не прекращают отчаянных, жалящих поцелуев.

Гермионе кажется, что, если она остановится, что-то случится. Мир разрушится или наступит конец света. Атомы со всей Вселенной снова сожмутся в одну точку и обеспечат взрыв.

Северус заходит внутрь полутемной палатки, едва освещаемой светильником, стоящим на столе, и идет в сторону постели, опуская Гермиону на нее. Он снимает с себя футболку одним резким движением и тут же нависает над Гермионой, втягивая ее в обжигающий поцелуй.

— Черт, — задыхается она, когда он, разорвав поцелуй, вынуждает ее выгнуть шею, после чего ведет цепочку поцелуев ниже.

— Подними руки, — тоном, не подразумевающим никаких возражений, произносит он, и Гермиона тут же выполняет просьбу.

Северус поддевает пальцами ее футболку и тянет вверх. Гермиона прогибает спину, тем самым помогая ему. Футболка падает на пол рядом с ножками кровати. Северус покрывает поцелуями ее острые ключицы, спускается ниже, к груди, вынуждая Гермиону заскулить, сжав губы и запрокинув голову.

Она никогда в жизни не испытывала подобного. Все ее тело горело, льнуло навстречу этим ощущениям, обжигало все ее существо и вынуждало желать большего. Северус поддевает белье девушки и стягивает его вниз, устраиваясь между ее ног.

— Я никогда не причиню тебе боли, — заверяет он, оставляя поцелуй на внутренней стороне ее бедра, — ты слышишь?

Гермиона кивает, кивает несколько раз, глядя на него.

— Ты должна сказать мне, если хочешь, чтобы я остановился, — оставляет он ей еще один поцелуй на бедре, спускаясь ниже.

— Хорошо, — рвано выдыхает она, — ладно…

И задыхается, выгибая спину. Рассыпаясь сотней осколков и растворяясь в пространстве. Она кусает от переизбытка чувств внутреннюю сторону предплечья, потому что все еще держит руки над головой, вцепившись пальцами в спинку, и зажмуривается. Внизу живота жарко пульсирует.

Северус начинает подниматься выше, проводит языком чуть ниже линии белья, оставляя там поцелуй, ведет цепочку выше, нависая над ней и вынуждая обхватить его талию ногами. Чувств так много, так громко, так слишком, что закладывает уши.

Гермиона сжимается на мгновение, знает, что сейчас будет, и она к этому готова. Северус замирает, ловит ее раскаленный, взволнованный выдох и касается кончиком языка ее нижней губы.

— Скажи, — задыхается он от желания, — если хочешь, чтобы я остановился.

Вместо ответа она тянется к нему, впиваясь в губы. И он прижимает ее руку к постели, скрещивая с ней пальцы, когда делает первый толчок. Гермиона горячо выдыхает в поцелуй полустон и жмурится, прерывая его, распахивая губы и прижимая Северуса свободной рукой к себе.

Он начинает двигаться, задавая ритм. Ведет пальцами по ее руке, чувствует под подушечками пальцев буквы шрама на ее коже и, не задумываясь, прикасается к ним губами. Словно старается забрать всю боль, хочет стереть поцелуями ту ложь, которая там написана.

И этот момент кажется в сотню раз интимнее того, что происходит сейчас между ними.

Гермиона почти задыхается от эмоций, она зажмуривается и целует его ключицу, слегка втянув кожу. Она сжимает ногами его талию и принимает его в себя, побуждая ускориться. Северус выполняет ее просьбу и снова целует любимые губы.

«Мерлин, я готов отдать за нее собственную жизнь»

А она стонет в поцелуй, сгорает в любви к этому человеку, растворяясь в нем без остатка, и сжимает пальцами его спину, чувствуя его шрамы так, словно они ее собственные.

«Мерлин, я готова ради него снова убегать от смерти»

На Королевский лес Дин опускаются густые сумерки, мерно журчит река, колышутся ветви многолетних деревьев. Снуют тут и там сверчки. Он лежит на постели, обнимая ее и поглаживая светлое предплечье, она лежит на его груди, опустив рядом руку, и смотрит на то, как ее подушечки пальцев слегка подпрыгивают от каждого биения его сердца.