После обеда теплого и замечательного дня у Рольфа в мыслях только одно: вовремя закончить смену на работе и направиться вместе с супругой на игру старшего сына в вечернем спектакле. Он получает главную роль в начале осени, и весь учебный год кропотливо готовится к дебюту.
Рольф ни за что бы не пропустил такое событие.
— Что ж, у Зои никаких отклонений нет, Митси, ты зря беспокоилась, — смотрит он на девочку.
Конопатая девчонка спускается с высокого стула и взволнованно смотрит на магозоолога.
— То есть совсем не страшно, что Зои опять съела колесо на свалке? — совершенно серьезно спрашивает она.
— Не страшно, — с улыбкой кивает Рольф. — Зои всеядна, ты об этом знаешь, Митси, — магозоолог чуть склоняется к девочке, — но больше трех покрышек не давай, договорились?
Девчушка заразительно улыбается. Ей нравится доктор Саламандер, она бы Зои никому, кроме него, не доверила в целом мире.
— Хорошо, — соглашается она. — Значит, мы можем идти?
Рольф кивает.
— Да, можете, — помогает он терьеру с раздвоенным хвостом спрыгнуть с кушетки. — Лесли скажет тебе, что…
Рольф не успевает закончить фразу, потому что в следующее мгновение дверь в кабинет без стука открывается, и секретарша с бледным лицом и круглыми от шока глазами смотрит на начальника, поджав бескровные губы.
— Мистер Саламан… — Лесли заикается, проглотив окончание фамилии, и указывает пальцем себе за спину. — Там… вас…
— Лесли, — хмурится Рольф, тут же направляясь к ней. — Ты так побледнела, что происходит?.. — кладет он ей ладонь на предплечье.
Девушка только как-то отрешенно качает головой и указывает себе за спину большим пальцем. Рольф поднимает голову, глядя в приемную. Прямо посередине белоснежного помещения стоит его новая знакомая, с которой он имеет удовольствие познакомиться вчера и отказывает ей в помощи, в которой она крайне нуждается.
Сейчас она стоит в его приемной снова, только вокруг на креслах ожидания нет ни души, и Рольфу непонятно, он успевает всех принять с завидной ловкостью или внезапное прибытие пациента разгоняет ожидающих во все стороны, как мышей, в сарае которых внезапно включают яркий свет.
— Миссис Снейп? — будто сам не верит своим глазам Рольф, с прищуром делая пару несмелых шагов вперед.
Гермиона выходит из полутени на свет и моментально перестает казаться такой уж пугающей. Указав на ссадину с запекшейся кровью магозоологу, Гермиона жмет плечами.
— Поранилась, — объясняет она. — Болтрушайка, кажется, — немного морщится она. — Могу ошибаться…
Гермиона чувствует себя неловко. Срывается из дома, не помнит дороги сюда, заваливается с окровавленным лбом и землей под ногтями в целую приемную, заполненными потенциальными клиентами, разгоняет их одним своим видом за пару минут и совершенно не понимает, зачем вообще делает все это.
Собственные действия пугают Гермиону, когда она хоть немного начинает их анализировать.
— Посмотрите, мистер Саламандер? — а что она еще может спросить?
Не скажет же она ему, что мчалась столько миль сюда за чем-то другим. Ей не нужна помощь, ей бы только не быть дома, вот и всё. Именно это она себе и проговаривает, убеждая с каждой последующей секундой. Будто она не испытывает острое желание жить впервые за многие недели, когда слышит голос Северуса.
Будто не хоронит болтрушайку в своем саду под тополем, стараясь заглушить чувство вины.
— Посмотрю, конечно.
Рольф спокоен, как никогда. Он просит Лесли оформить чек для родителей Митси за осмотр Зои, выводит всех из кабинета и приглашает Гермиону пройти внутрь. Лесли он негромко сообщает, что следует оповестить любых новых клиентов о том, что минимум час он будет отсутствовать.
Рольф закрывает за собой дверь кабинета.
— Болтрушайка, говорите? — тянется он за перчатками, обернувшись к девушке. — Присаживайтесь на стул, не на кушетку, я еще не успел поменять одноразовую клеенку, — учтиво сообщает он.
Взяв перчатки, он разворачивается обратно к внезапной гостье и понимает, что ей глубоко плевать на то, кто был на кушетке до нее. Гермиона уже сидит в ожидании, слегка ссутулив плечи. Рольф чуть дергает уголком губ и подходит к девушке.
— Как так случилось? — остановившись возле нее, приподнимает он ее голову за подбородок, чтобы рассмотреть под светом лампы ссадину.
Гермиона чуть жмет плечами.
— Вывалилась из гнезда на тополе в моем саду, — рассказывает она, — от удара, наверное, скончалась. Я ее похоронила.
Гермиона непроизвольно бросает взгляд вниз, но тут же поднимает обратно. Рольф смотрит на ее слегка подрагивающие руки и замечает под ногтями землю. Гермиона, на самом деле, даже не представляет, что Рольф начинает ее анализировать еще в тот момент, когда видит в приемной.
Причем не сегодня, а вчера.
— Почему вы решили, что это болтрушайка? — старается поддерживать разговор Рольф. — Это довольно редкая птица, — тянется он к ватным тампонам и обеззараживающим средством. — Их перья…
— Да, знаю, — не дает ему закончить Гермиона, — используются для создании редких зелий и сыворотки правды. Мой муж…
Слова застревают в глотке. Рольф смачивает спиртом ватный тампон и, зафиксировав его в клешнях инструмента, поднимает взгляд, вопросительно вскинув брови. Ему пока даже не приходится ничего делать, она все начинает говорить сама.
Гермиона сглатывает.
— Мой муж — бывший преподаватель по зельеварению, — рассказывает она. — Он мне рассказал об этом.
Рольф осторожно прикасается к началу рваной ссадины, и Гермиона морщится, резко втянув сквозь зубы воздух.
— Прошу меня простить, но рану придется обработать, — смотрит он в карие, уставшие глаза волшебницы.
Гермиона просто кивает и закрывает глаза. Она всегда закрывает глаза, когда посещает любые процедуры, чтобы не смущать не только себя, но и сотрудника. Особенно хорошо это работает со стоматологами.
В тишине они сидят какое-то время.
— Мне интересно, миссис Снейп, почему же вы решили, будто это болтрушайка? — снова задает вопрос Рольф. — Это настолько редкая птица, что я не могу поверить. Она же явно не говорила…
— Она говорила, — не дает ему закончить Гермиона.
Рука Рольфа замирает над медикаментами, он едва успевает бросить в ведро для отходов израсходованный тампон и собирается взять новый. Он с удивлением смотрит на девушку.
— Что именно? — старается разобраться во всем до конца Рольф.
Гермиона чуть хмурится, Рольф это замечает. Ей определенно тяжело говорить об этом, но разве не в этом суть ее очередного прихода сюда? Болтрушайка — теперь Рольф почти не сомневается, что это была она, — всегда молчит, всю свою короткую, крошечную жизнь, но перед смертью выкрикивает все, что услышала за это время, в обратном порядке.
— Она… — Гермиона хмурится снова и нервно облизывает губы. — Я в тот день, ммм… — у нее не получается собирать слова в предложения, — тот день был тяжелым, я…
Гермиона нервно сжимает и разжимает пальцы рук, Рольф замечает каждое ее движение, каждый редкий вздох и нервное сглатывание. Он знает, о чем она молчит. Он знает, кто она такая. Он знает, что ее беспокоит.
Не понимает только, почему она здесь.
— Вы потеряли ребенка, Гермиона, — говорит за нее Рольф, когда ловит ее взгляд.
Гермиона лихорадочно смотрит то в один его глаз, то во второй, словно зацепиться за что-то пытается. В глазах волшебницы десятки, сотни обрывочных мыслей, она буквально горит изнутри от того, что они в ней плавятся, а выхода никакого.
Она сжимает пальцами край кушетки.
И слова взрываются в ней динамитной шашкой.
— Надо было Дейзи сказать обо всем с самого начала, теперь я как ей скажу о том, что произошло? — тараторит она. — Как я объясню дочери, что с ее отцом, раз он два месяца в Мунго, если я сама ответа толком не знаю.
Гермиона нервно облизывает губы, продолжая смотреть в небесно-голубые глаза Рольфа.
— Друзья пытаются быть рядом и помогать, я сама стараюсь сделать так, чтобы они не беспокоились, но они только и говорят о случившемся, — снова облизывает она губы, — они не понимают, что мне тяжело не от этого, — открывает душу Гермиона. — Мой муж, — задыхается она словами, — мой муж находится в критическом состоянии, и я не знаю, как ему помочь.
