Эльфийка почти с трепетом и искренней преданностью смотрит ей в глаза и воздает хвалу Мерлину, умоляя его о том, чтобы Гермиона сказала, что она будет завтракать.
— Только чай, — захватив полотенце со спинки стула, отзывается Гермиона, направляясь в ванную.
У Моди опускается сердце.
— Гермиона, может, еще…
— Только чай, — не дав ей закончить, повторяет Гермиона. — Эванжелина знает, какой я пью.
Моди поджимает губы и замолкает. Больше не обронив ни слова, она коротко кивает и выходит из спальни хозяйки. Гермиона даже не понимает, что не так, не придает значения мимолетному диалогу и не обращает на него внимания.
Быстро приняв ванную, она решается распланировать весь свой сегодняшний день. Еще позавчера отправив Августу Сепсису сову о том, что она прибудет во второй половине дня текущего числа в Мунго, Гермиона решается потратить первую половину дня, заняв себя чем-нибудь полезным.
Недолго думая, она делает выбор в пользу заднего двора. Петуньи следует прополоть, да и примулы необходимо рассадить, чтобы им было свободнее. Именно это она и проговаривает про себя, чтобы самой в это верить. На деле все ее мысли вопят только об этом:
Лишь бы не быть дома.
— Я буду в саду, — закончив с чаем, громко оповещает Гермиона двух обитательниц поместья и выходит на улицу, плотно закрыв за собой дверь.
Садоводство, как и вождение, для Гермионы сродни отдушины. Ей правда становится намного спокойнее, когда она занимается этим. Когда следит за дорогой и возится в земле. Надев на руки перчатки, девушка примерно прикидывает время работы для клумбы примул возле тополя, заранее понимая, что сделает ее лишь на треть.
Так даже лучше.
— Итак, давайте-ка я вам помогу, — выдохнув, присаживается на корточки Гермиона, сжимая в руках инструмент. — Начала говорить с растениями, — саркастично добавляет она, — как здорово и великолепно.
Едва прикоснувшись к земле, Гермиона вздрагивает всем своим существом, когда на весь задний двор гремит надрывное:
— Гермиона!
Испугавшись, Гермиона вскакивает на ноги, оглядываясь по сторонам и хаотично, почти безумно бегая взглядом по всему участку. Голос Северуса она ни с кем никогда в жизни не перепутает.
— Северус! — не слыша себя, реагирует она, продолжая крутить головой, чтобы отыскать его.
Дыхание сбивается, сердце начинает колотить в грудной клетке, как бешеное, с болью долбить по ребрам, будто очнувшись ото сна. Ладони становятся влажными, в глотке намертво пересыхает. Кажется, впервые за долгое время она испытывает острое желание жить.
Едва услышав его голос.
— Я все сделаю, любовь моя. Я все сделаю, — снова слышит она родной голос.
Гермиона роняет из рук инструмент и кружится на месте, истерично бегая взглядом по участку и стараясь понять, откуда доносится его голос. Она не слышит собственного дыхания, потому что он заглушается шумом крови в ушах.
— Северус, — рассеянно бормочет она, продолжая жадно озираться.
Под веками начинают жечь слезы от одного только его голоса. Как она скучает по нему. Мерлин свидетель, так невыносимо, безмерно скучает. Гермиона непроизвольно скребет короткими ногтями кожу на грудной клетке прямо через ткань легкой светлой рубашки, потому что острая боль пульсирует за ребрами вспышками клокочущего зуда.
— Едем в Мунго, у нее схватки, — отчетливо слышит Гермиона второй знакомый голос. — Заводи машину.
Гермиона чувствует себя так, будто кто-то с размаху бьет ее под колени, потому что она не ощущает почвы под ногами. Схватив губами кусочек воздуха, она в поисках опоры хватается за ствол тополя, возле которого стоит.
— Кто здесь?! — не своим голосом восклицает Гермиона.
От ужаса сводит пальцы рук.
— Что это? — голос супруга пронизан искренним страхом. — Что?..
— Кто здесь?! — повторяет Гермиона срывающимся криком и, схватив инструмент для полки с земли, замахивается им, начиная наперебой лупить по воздуху. — Немедленно покажись! Это бесчеловечно!
И в следующее мгновение у нее в жилах стынет кровь…
— Он!.. Я!..
… потому что она совсем рядом слышит собственный голос.
Гермиона резко разворачивается, от чего инструмент с размаху лупит по стволу дерева. По руке девушки бежит болезненная дрожь отдачи, но она не выпускает инструмент из рук. Где-то у нее над головой слышится переполох.
Едва подняв вверх голову, Гермиона замечает, как на нее камнем вниз летит голубое тельце маленькой птицы, беспомощно хлопая крыльями по воздуху. Она не успевает даже охнуть или отойти, все происходит за одно мгновение.
Птица пикирует вниз совсем рядом с ней и задевает когтистой лапой ее лицо. Гермиона машинально взвизгивает и хватается за правую часть лба над бровью, с шумом втягивая сквозь сцепленные зубы воздух.
— Проклятье, — жмурится она, склонив голову вниз.
Маленькая птица мечется на земле и что-то пищит, часто и поверхностно дыша. Гермиона видит, как вздымается и опускается ее крошечная грудная клетка. Она отнимает ладонь ото лба, потому что замечает внимательный, почти человеческий взгляд птицы, устремленный на нее.
Она присаживается на корточки и хмурит брови.
— Скажи, где больно? — звучит его голос из клюва птицы. — Я все сделаю, любовь моя.
Вздохнув еще несколько раз, птица постепенно затихает, закрывая темный глаз, некогда устремленный на Гермиону. Девушка не чувствует собственных рук и ног, она опускается коленями на землю и во все глаза смотрит на маленькое пернатое тельце, отдавшее свою душу Мерлину мгновение назад.
Голубые перья трепещут на ветру.
Гермиона не контролирует то, что делает, просто повинуется внезапному порыву и проводит ребром указательного пальца по перьям на крыле пташки, зачем-то их приглаживая. Слова супруга оживают в мыслях сами.
Это не просто птица. Это болтрушайка. Ее перья — крайне ценный ингредиент на рынке зелий. Используются они для создания сыворотки правды. Северус бы сделал все так, как нужно. Он бы воспользовался предоставленной от круговорота жизни возможностью.
А вот Гермиона…
Гермиона берет свой садовый инструмент в ладонь и прямо перед собой, лишь едва сдвинувшись в сторону от корней тополя, начинает копать маленькую яму. Сначала она делает это только инструментом, а затем даже не замечает, как отбрасывает его в сторону и продолжает рыть руками.
Дрожащие пальцы врезаются в сырую темную землю.
— Его больше нет, — шепчет Гермиона сквозь сцепленные зубы, продолжая рыть. — Мне не больно от этого. Мне больно от того, что так больно тебе.
С кончика носа капает в яму капля. Утерев лицо тыльной стороной руки, Гермиона берет в грязные ладони постепенно каменеющее и холодеющее тельце, после чего трепетно опускает его в землю; так нежно, словно птица просто спит, а Гермиона боится потревожить ее покой.
Зажмурив глаза, Гермиона обеими руками зарывает яму, почти вгрызаясь в мокрую землю ногтями, а затем осторожно прихлопывает землю сверху.
Чувствуя непомерную усталость, она садится на землю и откидывается спиной на ствол дерева. Кожу щек стягивает от непонятно откуда взявшихся слез, которые девушка даже не замечает, коленям холодно от того, что она долго на них стоит, под каждым ногтем неприятно зудящее ощущение, а правая сторона лица пульсирует.
Почему-то зацепившись за последнюю мысль, Гермиона касается пульсирующей точки основанием ладони. Она морщится, чувствуя на коже что-то теплое и липкое, после чего подносит руку к глазам. У нее кровь.
Гермиона смотрит фактам в лицо.
Как бы то ни было, рану, полученную в результате столкновения с магическим существом, обработать нужно так, как следует. Необходим человек с опытом; тот, кто даст дельный совет и, возможно, сможет ответить и на другие вопросы по поводу поведения этого существа. Гермиона сглатывает.
Магозоолог в ее жизни присутствует по воле случая только один.
Поднимается ветер.
Рольф закрывает окошко в своем кабинете, потому что входная дверь часто открывается, от чего в помещении стоит сквозняк, и с улыбкой гладит вдоль шерсти существо, поощряя за хорошее поведение. Рольфу очень нравится сегодняшняя смена.
