Северус смотрит ей в глаза и хочет только одного: выбраться из этого порочного круга. Найти путь решения. Сгрести ее в охапку, прижать к себе и дышать ею. Дышать и… Быть с ней.

Быть.

С ней.

— Я люблю тебя, — шепчет она, — я хочу к тебе прикасаться, — блестят ее глаза, — я хочу вернуть тебя.

Она смаргивает снова накатывающие на глаза слезы.

— Родной, вернись ко мне, — одними губами произносит она и осторожно переминается с ноги на ногу, намереваясь протянуть руку.

Не отталкивай меня. Прекрати меня отталкивать, я без тебя не справляюсь.

Северус почти не может противиться порывам собственного сердца, тела и разума. Всё тянется к ней. Каждая его клеточка, каждая пора. Он с дрожью выдыхает, чуть склоняя вниз голову, и с болью кусает внутреннюю сторону щеки.

— Тебе придется снова пережить все это, Гермиона. Придется пропустить через себя все то, что я забрал у тебя в тот день. Воспоминания будут свежие, — смотрит он на нее с безграничным сожалением. — Вся боль взорвется внутри, она вернется к тебе, если я прикоснусь.

Я хотел защитить тебя, но совершенно не подумал о будущем. Я совершил импульсивный поступок, как и ты когда-то.

Гермиона немного нервно несколько раз кивает.

— И пусть, — выдыхает она.

Сердце с болью бьет о ребра.

— Мы же будем вместе, — чуть улыбается она уголком губ. — Мы все переживем, Северус, — и склоняет голову в сторону. — Ладно?

Бешеная нежность взрывается в сердце Северуса, когда она так делает. Мерлин, как он скучал по ней. Мерлин… Он недолго молчит, а после сдается и кивает в ответ.

— Ладно, — шепотом выдыхает он.

Северус сжимает и разжимает ладонь, а после медленно протягивает вперед руку ладонью вверх. Гермиона опускает взгляд, наблюдая за тем, как на его светлую кожу падают дождевые капли. Его пальцы дрожат.

Гермиона поднимает свою руку. Сглотнув, она плавно ведет ее вниз. До его ладони остается не больше трех сантиметров, когда она вдруг замирает, чувствуя, как холодные иголки начинают мягко касаться ее кожи. Волосы на руках встают дыбом. Северус внимательно за ней наблюдает, подняв взгляд.

Гермиона облизывает губы и чуть приподнимает руку, чтобы удостовериться в своих предположениях. Так и происходит. Едва она отводит ладонь, покалывание прекращается. Стоит ей опустить руку чуть ниже, невидимые иглы впиваются больнее.

Северус сглатывает. Он уже привыкает жить с этой болью, он не стал бы ее обрекать на это даже с непростительным у виска. Гермиона не до конца понимает, что ее ждет. Северус выносливее ее, это стоит признать.

Боль, конечно, в равных долях будет поделена пополам, но…

— Ты уверена? — не может не спросить он.

Гермиона поднимает взгляд. И в нем столько уверенности, столько доверия и искренней привязанности, что ответа не требуется. Все происходит за одно мгновение. Едва небеса над их головами гремят повторно, Гермиона делает последний шаг к Северусу и, вытянув вперед руки, прижимается к нему всем телом, обвивая руками шею.

Он дергается от неожиданности, но это забывается в следующее мгновение. Это происходит. Тела их обоих словно изнутри начинают светиться, магия заклинания разрушается, выпуская яркую белоснежную вспышку на весь дворик и…

Рольф в поисках опоры ставит ноги на ширине плеч и хватается за предплечье Августа, который едва не валится с ног. Марианна вздрагивает, с ужасом оглядываясь по сторонам, когда стены Мунго начинают вибрировать, и хватается за чашку, которая почти падает на пол.

В классе рисования у группы оранжевых браслетов дрожат стаканы с водой, кисточки в них бьются о бортики. Пациенты встревоженно смотрят вокруг, впиваясь пальцами в мольберты. Медсестры закрывают уши руками, присаживаясь на корточки, а некоторые пациенты встают в дверные проемы, хватаясь за косяки.

Пожилой волшебник на вахте выходит из своего домика под дождь на гудящую землю, стягивает с седых волос белоснежную шапку, крестится, широко распахнув глаза навстречу дрожащему зданию, и бегло нашептывает под нос молитву.

Никогда за всю историю существования Мунго столько людей одновременно не замирают в тревожном ожидании. Кто-то обращает свой взгляд ввысь, вспоминая Всевышнего, кто-то стоит с крепко зажмуренными глазами, в ужасе представляя себе свой конец.

Птицы с криками взмывают ввысь с территории Больницы Святого Мунго, а все потому что…

Она взрывается в них.

Взрывается в них обоих.

Ударная волна проносится по всей территории больницы, эпицентром которой являются Северус и Гермиона, тесно прижавшись друг к другу. Северус крепко обнимает ее, уткнувшись носом в волосы и зажмурив глаза, пока Гермиона впивается ногтями в футболку на его лопатках с такой силой, что белеют ногтевые пластины.

Сотни игл разом впиваются в ее плоть невидимым оружием. Сначала боль поражает конечности, у нее каменеют руки, пальцы ног, ступни, голени, бедра. Агония поднимается выше, стекается от шеи и живота к самому центру и наконец попадает в сердце.

Гермиона задыхается от этого, широко раскрыв глаза и распахнув губы.

Они просыпаются в ней.

Воспоминания оживают в сознании, серые картинки приходят в движение, окрашиваются всеми цветами, существующими в этом Мире. Она видит все потерянные моменты так, как и должна была видеть.

Несносный запах одеколона Северуса, который вызывает у нее приступ тошноты. Тот самый момент в ванной, когда Северус сидит возле нее, протягивая сумку с туалетного столика. Ее осознание, что стоит сделать тест. Дрожащие руки от ожидания и…

Долгожданный плюс.

Смена гардероба, строжайшая тайна от близких, перепады настроения. Ее бешеный аппетит, вкуснейшее мясное рагу с огромными ломтями белого хлеба. Ее внезапное желание сделать ремонт везде, где только можно.

Вечера вдвоем с Северусом, когда они выбирают мебель для детской. Ссоры на пустом месте с ее стороны, извинения за плаксивое состояние. Та ночь, когда она просит его свозить ее на пляж, чтобы походить по холодному песку. Запах океана. Ладонь Северуса в ее руке, утопающие в холодных песчинках ступни.

Бесконечный ремонт, сотни видов красок и стройматериалов. Уставшие взгляды домовиков-доставщиков, которые бывают в поместье с завидным постоянством хозяев дома. Арахисовый цвет стульчика для фортепиано.

Перекрашенные книжные полки, стол в столовой и все стулья. Снос стены между комнатами в гостевом крыле. В корне измененная планировка сада. Кустовые розы по всему участку. Заново отстроенная беседка.

Детская.

Мгновение, когда малыш впервые дает о себе знать. Наполненные бесконечной любовью глаза Северуса, который говорит о том, как сильно они ждут его появления. Слезы на глазах. Разрывающие в клочья счастье и…

Апрельский день.

Гермиона переживает заново тот самый момент. Чудовищную боль в животе, поджатые пальцы ног, огонь в глотке. Старающаяся держать все под контролем Розамунд, тепло на спине, исходящее от ее тела. Дергающиеся на каждой кочке колени, схватки с интервалом в несколько минут, бесконечная дорога в Мунго.

Наполненный искренним страхом взгляд Северуса в зеркало заднего вида.

И наконец… Момент, когда сердце сжимается.

«… он не плачет…»

Момент, когда легкие отказываются перерабатывать кислород. Мгновение, когда душевная боль заглушает физическую. Их сын умирает еще до своего рождения. Их сын. Малыш, которого они ждут девять лет.

Гермиона не слышит себя, не понимает, что делает.

Она вдыхает и кричит.

Выдыхает и кричит.

Кажется, будто у нее отказывает собственное сердце. Глухие рыдания душат ее, мешая дышать. Она цепляется за шею Северуса из последних сил, а он крепко держит ее, прижимая к себе.

И не позволяя упасть.

— Я люблю тебя, — дрожащим голосом бесконечным потоком шепчет он ей в волосы с крепко зажмуренными глазами, не понимая, как слезы бегут по щекам. — Я тебя люблю, Гермиона, прости, я люблю тебя, это все моя вина, я тебя люблю…

Он чувствует, что у него непомерно сильно дрожат ноги, поэтому опускается вниз, не выпуская ее из объятий, и они сидят на мокрой траве, крепко держась друг за друга. Гермиона воет ему в плечо, выпуская на волю завязанные в узел оглушенные заклинанием чувства, а он все шепчет, шепчет, шепчет-шепчет ей в волосы слова, которые должен был произнести еще несколько месяцев назад.