Не видит жизни, в которой не было бы Антона и Кьяры.

— Ты мне счастливый билет подарила, как бы банально это ни прозвучало, — произносит он. — И я ни о чем не жалею. Особенно о том, что было.

Алена тепло улыбается, сжимая пальцы в широких варежках, и из ее легких вырывается в зимний воздух белое теплое облачко. Ей легче от того, что она услышала. Намного легче. Но это не отменяет того факта, что она все еще испытывает страшное, гложущее ее изнутри на протяжении нескольких месяцев чувство вины.

— Прости меня, — снова выдыхает Алена так искренне, что щемит за ребрами. — Прости за всё это.

Арсений чуть щурится от бликов на снегу и отводит на мгновение взгляд в сторону. Он даже не может ответить. Не может, потому что знает: он тоже виноват. Он виноват ничуть не меньше, чем она, в том, что случилось между ними.

Они оба — разрушители.

Они сами сожгли все мосты, связывающие их друг с другом, оставив лишь один.

Ветхий, маленький, беззащитный — дочку.

— Я виновата, это правда, Арс, но… — девушка на мгновение замолкает, подбирая слова и стараясь удержать в себе рвущиеся наружу эмоции, — и ты не святой.

Алена переминается с ноги на ногу, рассматривая с особым энтузиазмом рисунок на тыльной стороне варежек, и снова решается на откровения, потому что нужно сказать. Сегодня, сейчас. Расставить все по местам, вести себя по-взрослому.

— Тебя не было рядом так часто, так долго, Арс, что я порой сомневалась, замужем ли я вообще, — смотрит она на него. — Одиночество убивало меня, Арсений. Оно сводило меня с ума.

Попов знает, что она права. Знает и прекрасно понимает, что не каждая бы выдержала куковать у окна, ждать несчастных визитов на пару дней, а затем снова быть в разлуке месяцами. Это и не брак вовсе. Алена еще долго продержалась.

— Ты права, — признает он, — но почему ты не сказала мне раньше? Ты же могла дать мне это все понять. Зачем было обосабливаться, зачем скрывать то, что уже произошло, — невзначай смотрит он на живот девушки, — если ты могла просто… поговорить со мной.

— Могла, — тут же отвечает она. — Ты не смог бы…

Алена замолкает на полуслове, обрывая фразу. Арсений вопросительно приподнимает брови.

— Не смог чего? — не понимает он.

Девушка какое-то время продолжает молчать, не замечая, как мороз уже даже слишком сильно щиплет ей светлые щеки. Она кусает нижнюю губу, подбирая подходящие слова.

— Не смог бы смириться с этим, — наконец отвечает Алена. — Я не могла дать тебе понять, что, кажется, нашла своего человека. Того самого, понимаешь? С моей стороны было бы отвратительно ткнуть тебя в то, что я нашла счастье, а ты — нет.

Арсений не перебивает ее, дает закончить мысль. Вспыльчивый темперамент обычно в таких ситуациях заставляет мужчину вставить свои пять копеек, возможно, начать скандал, потому что гордость его всё равно этими словами задета.

Но он молчит. Молчит, понимая, что они в одинаковых ситуациях. И бесполезная ругань — совсем не выход, и нужно взять себя в руки, чтобы смотреть на всю их проблему под разными углами.

Арсению хочется спросить, почему же она сейчас об этом рассказать решила, но Алена будто мысли его читает и снова наполняет легкие воздухом.

— Но сейчас, когда такой человек тебя нашел, когда ты тоже чувствуешь то же, что и я, со всей ясностью принимая мысль, что он — твоё… Я не боюсь говорить об этом, потому что нам обоим это нужно. Я здесь за этим, Арс.

Попов снова поднимает взгляд, и на улице, кажется, становится чуть теплее. Складывается ощущение, что в эту самую секунду они оба сломали ту кирпичную стену, которая два года мешала им нормально жить; мешала всему, что только можно; которая разделила их, потому что они попросту не понимали друг друга.

Потому что они оба поспешили. Потому что оба не послушали голос сердца и наперекор всему решили быть вместе. Были уверены, что сумеют обмануть судьбу и прожить эту жизнь плечом к плечу.

Но у судьбы свой сценарий, и мы все его, как известно, в глаза никогда не видели.

— Арс, ты счастлив, я это вижу, — делает она небольшой шаг вперед. — Ты не был таким со мной, никогда не был, — слабо улыбается она, качая головой из стороны в сторону.

Улыбка Алены не вымученная, не горькая, вовсе нет. Скорее, слегка печальная, отражающая всю правдивость сказанного. Всю ее реалистичность и неизбежность: они оба старались быть семьей только ради дочери. И они, к сожалению, не справились. Не смогли этого сделать оба.

— Мы немного поторопились, да? — негромко спрашивает Арсений.

И ему не приходится конкретизировать, чтобы Алена поняла, про что именно он говорит. Про внезапную беременность, про спешную свадьбу и бестолковые попытки стараться быть семьей, когда они оба не знали, что надо делать, а учиться, как ни прискорбно, у них не получалось.

— Да, — мягко кивает она, не сводя с него взгляда. — Немного поторопились, но… Я все равно ни о чем не жалею, — подходит Алена ближе, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки, — потому что мы создали настоящую жизнь.

Арсений делает полушаг вперед и мягко берет Алену за руку, несильно сжимая ладонь. И в этом жесте выражается смирение, согласие и просьба. Просьба о прощении, которую он почему-то не может произнести вслух.

— Кьяра появилась на свет в любви, не отрицай этого, — просит Алена, не желая, чтобы их прошлое окрасилось в темные цвета.

Воспоминания любят покой, так пусть и останутся в прошлом. В хорошем прошлом, в которое не хочется возвращаться, но о котором приятно иногда думать. Это самое правильное решение.

— Не буду, — качнув головой, тут же отвечает Арс.

— Хорошо, — часто мигает Алена.

Внутри у нее что-то щелкает, и она понимает, что пора. Что она готова это сказать. Те слова — самые важные слова — ради которых она сюда пришла.

— И я рада, что у нее есть ты, — продолжает Алена. — И что у нее есть Антон.

Имя парня непривычным теплым облаком вырывается из ее легких, и Арсения будто током прошибает, в результате чего он чуть вздрагивает, не до конца осознавая, что правда это услышал.

— Что вы оба у нее есть, — выдыхает она. — Я не смогла дать ей ту любовь, которую она заслуживала. У меня не получалось, потому что я никогда не чувствовала, что она моя, — выпаливает чистосердечное девушка.

В глазах у нее закипают жгучие слезы, а от правды, наконец вырвавшейся наружу спустя столько лет молчания, разрывает грудную клетку, мешая нормально дышать.

— Потому что Кьяра именно твоя, Арс, — дрожащим голосом произносит Алена. — Она твоя дочка. Твоя и его, — все еще не выпуская руки Арса и не прерывая с ним зрительного контакта, продолжает она. — Вы даете ей ту любовь, которую заслуживает каждый ребенок, и вам даже не нужно стараться.

Голос девушки предательски дрожит, и она не справляется. Ей не удается больше держать эти чувства в себе.

— Я никогда не умела ее любить, я и мамой-то ее быть не умела…

Как бы сильно Алена ни старалась в отсутствие Арса справиться сама, как бы ни внушала себе, что она должна — обязана, блин — стать матерью, которой ребенок в будущем смог бы гордиться, у нее не получалось.

Кьяра напоминала ей о разлуке: каждый день давала понять то, что разделила их с Арсом только сильнее. Что малышка не смогла восстановить тот шаткий мост, что между ними остался, а со временем сама стала им.

Алена ненавидела себя за эти мысли, но кроху со временем она стала считать балластом, особенно в тот момент, когда встретила другого человека. Арсений молча делает полушаг к девушке и заключает ее в объятия, осторожно прижимая к себе. Он опускает ладонь на ее затылок и кладет подбородок на макушку, прикрывая глаза.

И в этом простом жесте он выражает ей благодарность, которую не может произнести вслух. За прошлое, за правду, за откровение и смелость. За всё, что было. И за то, чего больше не будет.

— Тшш, — шепчет он, поглаживая всхлипывающую девушку по волосам. — Всё в порядке. Ален, тебе нельзя волноваться, а то ребенок икать начнет.