— Всё хорошо, хорошо, — как мантру, повторяет она, не в силах перестать смотреть ему в глаза. — Хорошо всё…

Оксана комкает в пальцах его рубашку, прижимая его к себе с невозможной силой и утыкаясь носом куда-то между плечом и шеей. Его запах. О господи. Вдыхать хочется так, чтобы легкие отказали.

Ей так сильно было плохо без него всё это время. Она попросту не знала, куда себя девать и чем заняться, только бы легче стало. Разлука — это тот еще вид пытки. Если вы не сталкивались с ней, то мне сложно будет объяснить вам, что это такое.

Это когда хочешь кричать, а голоса нет. Это когда хочешь убежать, а выхода никакого. Это когда хочешь дышать, а кругом углекислый газ.

Это бессонные ночи, когда хочешь спать. Это холодные руки, когда тебе жарко. Это соль на языке, щеках и в твоем чае. Это дрожь изнутри, как цунами.

Вот как ощущается разлука с дорогим тебе человеком.

У Фроловой внутри всё скручивает от ощущений, но теперь это связано с рвущим в клочья счастьем. Хоть и временным, зато счастьем. Она и забыла, как оно выглядит.

— Как мы поступим? — выдыхает вопрос Сережа, поглаживая ее по волосам.

И от этого «мы» Оксане кричать хочется. Даже сейчас, даже после всего, что произошло, у Сережи нет разделения проблем на «ты» и «я». Фролова выпускает его из объятий, чтобы посмотреть в глаза. Такие любимые, родные глаза.

— Сейчас есть некоторые трудности, но… — Оксана обхватывает его лицо ладонью, давая понять, мол, «всё будет хорошо, ты только не волнуйся», — дай мне немного времени. Я с ним справлюсь, — чуть вздернув подбородок, заявляет она. — И все сделаю сама, хорошо? Нужно только немного подождать.

Оксана сама верить хочет, что справится. И она верит. Верит, потому что он смотрит на нее так, что нельзя не поверить. Ей хочется остаться здесь с ним еще хотя бы немного, надышаться им хотя бы чуть-чуть, но внезапный звонок оповещает о том, что слушание начнется через несколько минут.

— Нужно идти, — кивает в сторону Оксана, а сама смотрит на него, и он смотрит в ответ.

И внезапно Сережа улыбается. И делает это так, что Оксана тоже не улыбнуться не может. Матвиенко смеется и причины даже понять не может. Хотя, возможно, всё дело в том, что эта солнечная девчонка прямо на глазах сиять стала?

Мерцая так, что ослепнуть можно.

— Нужно, — соглашается Сережа и снова мягко целует ее, вдыхая любимый запах. — Пойдем.

Если бы шанс мне выпал тогда, я всё равно бы тебя полюбил.

Охранники с каменными лицами проходят к залу и открывают двери, вставая возле входа с замком рук на манер вышибал в ночном клубе, что не внушает доверия. Арсений поправляет узел галстука и входит в числе последних вместе с Пашей, добираясь до своего места. Зал уже полон, Антон, Оксана, Сережа и Кьяра сидят вместе на первом ряду, а прочих свидетелей-зрителей процесса Арс попросту не знает.

И знаете, если бы ему дали возможность не смотреть на соседний стол, он бы ею воспользовался, определенно. Потому что смотреть на нее оказывается сложнее, чем он планировал. Ляйсан что-то шепчет ей, и она поворачивает голову назад.

У Арсения внутри все сжимается. Взгляд шоколадных глаз прибивает его к земле. И он понять самого себя не может, потому что разрывается в чувствах, глядя на нее. Он испытывает боль, разочарование, презрение, агрессию. Все и сразу, но не любовь или тоску. Вовсе нет.

Паша садится на стул рядом с Арсением и бросает взгляд в сторону, кивая Ляйсан. Та, в свою очередь, кивает в ответ. Со стороны может даже показаться, что они обычные коллеги, и это их уже который год спасает. Очень немногие знают, что они вообще в браке.

Арсений не выдерживает и поворачивает голову в сторону, чтобы снова посмотреть на нее. И замирает, распахнув глаза. Попову кажется, что он дар речи даже потерял, но Паша спокоен, как удав, чем пугает Арса только сильнее.

— Ты видишь то же, что и я, или я ебанулся? — шепотом спрашивает он Добровольского, и Паша, проследив взглядом, куда он смотрит, спокойно вздыхает.

— Бывает и так, — пожимает он плечами. — Не думаешь, что она поэтому так с разводом торопилась?

— Теперь думаю, — негромко отвечает он.

Судья красноречиво кашляет, призывая к тишине собравшихся, и поднимается с места, поправляя давно нуждающийся в замене серый парик.

— Доброе утро всем, — грубоватым голосом приветствует он. — Мы собрались сегодня на слушание Арсения Попова против Алены Поповой. Дело проводится по вопросу опеки над трехлетней девочкой Кьярой Арсеньевной, — зачитав протокол, произносит он и поднимает глаза. — Пусть мать говорит первая. Алена Дмитриевна, прошу вас.

Алена немного нервно кивает, отодвигая стул, и не без помощи руки Ляйсан поднимается с места. У Антона, сидящего сзади, как и у Оксаны с Сережей, почти глаза на лоб лезут, когда они видят срок беременности, на котором Алена сейчас находится. Арсений молча смотрит на то, как она идет в сторону трибуны, и не может поверить в происходящее.

Вот почему она так торопила с разводом.

Вот почему она хотела оставить за плечами абсолютно все, включая дочь. Она хотела избавиться от хвостов прошлой жизни, чтобы без бремени ворваться в новую. И только мотивы вернуть ее Арсу по-прежнему непонятны.

— Мне пиздец, — наклонившись, шепчет он Паше. — Беременную да не признать в правоте — я тебя умоляю, — раздосадованно цедит он.

— Успокойся, Арс, — просит его Добровольский. — Когда вызовут — просто говори правду. Только правду и ничего больше.

Алена заправляет за уши темные волосы, поправляя на себе свободную рубашку, и смотрит на судью, набирая в легкие воздуха. Они с Ляйсан речь придумали, хотя вероятность того, что это сработает, не так велика. Алена просто хочет побыстрее со всем этим закончить, забрать девочку и вернуться в Испанию. Ничего больше.

— Знаю, отказаться от дочери — непростительно, — сглатывает она. — Я это понимаю. И моему поступку нет абсолютно никакого оправдания, но я не хочу… — качает она головой, — не хочу потерять свою дочь снова.

Она на мгновение замолкает, кусая губы, и затем поворачивается, глядя на бывшего мужа.

— Я хочу поблагодарить Арсения, потому что он, оказывается, прекрасный отец… И мне жаль, что мы снова не смогли договориться и все довели до суда.

Попов кусает внутреннюю сторону щеки, не переставая смотреть ей в спину. Ей-богу, еще пара минут такого взгляда, и на белоснежной ткани ее рубашки появятся две здоровенные выжженные дыры на уровне лопаток.

Даже сейчас со своим «оказывается, прекрасный отец», Алена задела Арсения очень сильно.

— Мне не вернуть моих слов, что я сказала полгода назад, не повернуть время вспять и не отказаться от решения, которое я приняла, но… теперь я снова хочу быть матерью. Ее мамой. И прошу вас дать ей и мне это право.

Алена несколько раз кивает, заканчивая мысль, и девушка определенно в некоторой степени довольна собой, однако судья, внимательно ее выслушав, перегибается через стол.

— Вопрос у меня к вам только один, — грубовато отзывается он, — не слишком ли поздно, Алена Дмитриевна, — указывает как бы невзначай на довольно большой живот девушки.

Алена молчит, поправляя на себе без надобности рубашку, зачем-то одергивая ее, будто пытаясь скрыть то, что не получится спрятать в принципе.

— Я не знаю, — опустив глаза, отвечает она.

Судья делает несколько пометок, нечитаемым взглядом провожая девушку на место.

— Следующим выступит представитель ответчика, — смотрит он на адвоката Арсения. — Павел Алексеевич, можете приступать.

Добровольский встает с места, застегивает на пиджаке три пуговицы и подходит к трибуне. В зале стоит полнейшая тишина. Только звуки небольших каблучков его ботинок разбиваются об поверхности зала. Паша встает за трибуну и поправляет на шее галстук, немного откашлявшись.

— Любая мать хотела бы, чтобы у ее ребенка был такой отец, как Арсений Сергеевич. Да, он необыкновенный. И никто не знает, через что ему пришлось пройти, чтобы достичь этого.