— Ахуеть, — шепчет она одними губами, округлив глаза.

Оксана снова возвращается ко входу в гостиную и понимает: не привиделось. И на ее лице непроизвольно расцветает улыбка. Потому что нельзя не улыбнуться.

Они лежат в обнимку. Ютятся на нерасправленном диване, тесно прижавшись друг к другу. Антон устроился у стенки на левом боку, а правую руку перекинул через талию Арсения, касаясь пальцами оголенного участка кожи на уровне его лопаток.

— Сана-а! — зовет девушку Кьяра так громко, что вздрагивает не только та, но и оба сонных болвана на диване. — Помоги мне снять со второй ноги, пожалуйста.

Фролова тут же ретируется к крохе, ловким движением снимая с левой ноги ботинок, после чего малыха уже тут же готовится ретироваться в спальню к папе, чтобы поздороваться, на ходу бросая прямо под ноги осеннюю куртку.

— Стоп-стоп-стоп, — ловит ее Оксана, на ходу придумывая план, как избежать внезапной встречи малыхи с ее папашами. — А ручки помыть?

Кьяра немного раздраженно выдыхает, ведь по папе она успела страшно соскучиться, но пререкаться не хочет, к тому же она понимает, что Оксана права.

— Хорошо, — кивает девочка и со всех ног мчит в ванную комнату, гулко шлепая по ламинату.

Фролова провожает ее взглядом, проверяя, дотянется ли та до ручки и выключателя, а после, убеждаясь в том, что Кьяра все это сможет, ретируется в гостиную. Арсений уже проснулся и что-то тихо говорит Антону, оглаживая кончиком большого пальца линию губ пацана.

Шастун только улыбается; улыбается и растворяется в глазах Арсения, впитывая каждое его слово. И Оксана наконец видит то, от чего уже успела отвыкнуть. Свет.

Антон снова светится.

— Боже, — выдыхает девушка, отчего они оба вздрагивают и обращают на нее внимание, — вы хотя бы оденьтесь, счастливые два идиота. Ребенок сейчас придет.

Но она не может сдержаться и все равно улыбается тоже. У нее в грудной клетке будто оттаивает что-то, и дышать становится в несколько раз проще.

Оксана счастлива так сильно, будто это счастье принадлежит и ей тоже.

Антон приподнимается на локте, и дневной свет падает на его лицо, отчего Фролова почти вздрагивает, вмиг прекращая улыбаться.

— Шаст, у тебя… под глазом отек, — шокировано произносит она. — Так, стоп, — присматривается она внимательнее, чуть щурясь. — Это что, кровь?

Шастун касается подушечкой среднего пальца нижней губы и чуть морщится, чувствуя под пальцем затянувшуюся рану, но затем все равно улыбается снова. И Оксана только в этот момент наконец смотрит по сторонам.

На журнальном столике красуется здоровенная трещина, будто кто-то с неистовой силой что-то на него швырнул; весь пол усеян разбросанными книгами, а страницы одной из них впитали в себя разлитую жидкость, что была возле опрокинутой на бок кружки.

И это она еще сделала вид, что не увидела разбросанную повсюду одежду.

— Вы чего тут оба устроили?! — хватается за голову девушка в тот момент, когда Арсений тоже чуть поворачивает к ней голову.

Парни переглядываются с улыбкой, и Фролова даже не знает, как реагировать.

— Небольшие семейные разборки, — смеется Шастун своим заразительным смехом, который Оксана не слышала уже очень давно. — Долгая история, — смотрит он на Арса.

— Да, — кивает Фроловой тот. — Долгая, очень.

— Да, очень, — тоже кивая, соглашается Антон. — Но сейчас все хорошо.

Оксана смотрит на этих ненормальных, один из которых с грядущим отеком на половину лица, и все равно не может долго паниковать или злиться. Не может, потому что видит, как этот дом снова наполнился светом, который и ее согревает тоже.

— Сана-а! — звучит детский голос из ванной. — Включи мне воду.

Фролова мысленно шлепает себе ладонью по лбу. Вот о чем она забыла: малыхе до смесителя не дотянуться.

— Труба зовет, — констатирует Оксана, уже собираясь покинуть гостиную. — И оденьтесь, пока мы не вернулись. Вы оба, — указывает она на них. — Живо-живо, — пару раз хлопнув в ладоши, заканчивает она мысль и выходит из комнаты.

— Как мамочка, — негромко отмечает Шастун, глядя на Арса.

— Я всё слышу, — тычет пальцем в Антона Фролова, вновь появившись в дверях. — И да, Шаст, рану надо обработать…

— Ну Сана-а! — снова зовет ее Кьяра.

— Иду, малышка! — нагнувшись в сторону ванной, отзывается та, а после снова оборачивается на секунду к ним. — Займусь этим, когда вернусь.

И на этот раз правда идет в ванную.

Антон нехотя выпускает руку Арса, и последний усаживается на диване, тянется за одеждой и начинает одеваться. Шастун следует его же примеру: натягивает боксеры, джинсы, но когда берет в руки мокрую толстовку, не торопится ее надевать.

— Вот, возьми, — потянувшись к стулу возле рабочего стола, хватает Арс футболку с надписью «Машмет в поисках приключений» и протягивает ее Антону.

Шастун неразборчиво его благодарит, берет в руки футболку и принимается натягивать ее на себя, в то время как Арс неотрывно следит за каждым его действием. И взгляд сам собой останавливается на ссадине на скуле. Арс сглатывает.

— Прости, — произносит он, немного морщась от стыда за то, что это сделал.

— За что? — правда не понимает Антон, просовывая голову в футболку и расправляя на себе приятный на ощупь материал, после чего поворачивается к Арсу.

— За это, — поднимая руку, осторожно касается тот большим пальцем кожи Антона возле вот-вот грядущей гематомы.

Шастун облизывает губы. От касаний Арсения его бросает в дрожь. Как он скучал по этому. Господи, как скучал.

— Да это ерунда, — отмахивается он, чуть касаясь ссадины рукой.

Арсению хочется возразить, хочется сказать, что далеко не ерунда, но вместо этого он делает совсем другое. Слова кажутся сейчас лишними, поэтому он ловит руки Антона, обнимая их своими, и, потянувшись вперед, осторожно касается губами его болезненной точки на скуле под левым глазом, опустив веки.

Антон чуть ойкает от неожиданности и напрягается от возможной вспышки боли, но этого не происходит. Ссадина жжется от прохлады губ Арса намного меньше, и Антону правда становится легче, отчего он облегченно выдыхает, прикрыв глаза.

В этом моменте ему хочется раствориться, хочется остаться в нем и застыть, но Шастун сам не замечает, как солнечные батареи в нем снова начинают работать.

— У кошки боли, у собаки боли, а у Шаста не боли, да? — улыбается он.

— Дурачина, — смеется Арс и, обхватив его лицо ладонью, мягко целует нижнюю губу, после чего отстраняется и смотрит ему в глаза. — Так быстрее заживет.

Шасту хочется в этот момент только одного — целовать его. Целовать глубоко, жарко и со всей страстностью. Не выпускать его рук, касаться каждой родинки на его плечах, руках и спине и никогда, блин, от себя не отпускать.

— Тебе бы с такими советами в народную медицину, доктор Попов*, — произносит Антон, и его внезапно распирает от собственного каламбура.

Пацана скручивает, и он принимается хохотать, но тут же ойкает от того, что начинает болеть нижняя губа, и морщится, прикладывая к ней палец. Он приоткрывает один глаз и видит, как Арса самого потряхивает от смеха, но смотрит он на него таким взглядом, что голова идет кругом.

Всякий мечтает, чтобы на него так смотрели.

А ссадины… Заживет. Все заживет, и все раны затянутся со временем, потому что такие мелочи — совсем не главное. Единственное, что сейчас важно — это тот факт, что все хорошо.

И это не самовнушение, это правда.

— Тося! — оглушает их обоих детский голос, и они оборачиваются.

Девчонка с криками мчит со всех ног в гостиную, в то время как Оксана останавливается возле входа в комнату и облокачивается плечом на косяк, скрещивая руки на груди и начиная улыбаться. Арс встает с места, решив убрать еще некоторые валяющиеся вещи. Хотя, если уж быть откровенным, он просто не хочет, чтобы кто-то из них видел, как он начинает расклеиваться от эмоций.

У Шаста внутри все переворачивается.

— Тося, ты вернулся! — снова кричит девочка и с размаху обвивает руками шею сидящего на диване Антона, подгибая ноги. — Ты вернулся!