И у этого разговора был бы совершенно иной исход.
Оксана хоть и улыбалась, шутила и поздравляла ребят, все равно была так напряжена, что просто не передать словами. Она чудом умудрялась скрывать дрожащие руки, но со временем это стало контролировать просто невозможно.
— Я пойду покурю, — наконец произносит заветные слова Шастун, и Фролова хватается за это обеими руками.
— Я с тобой, — тут же произносит она, поднимаясь с места.
Антон хватает с тумбочки пачку сигарет, вынимает из кармана куртки зажигалку, и они с Оксаной молча идут через спальню на балкон. Пацан открывает окно, прихватывает зубами белый фильтр из пачки и так же тихо щелкает зажигалкой, делая такую тягу, что сносит с первого же раза.
Оксана тоже закуривает без слов. Они не смотрят друг на друга. Молчат. Молчат и смотрят на мелькающий внизу муравейник автомобилей и пешеходов ночного города. Курят. Курят так, будто это последний раз. Затягиваются оба со всей страстностью, пока в воздухе висят недосказанные, скрытые слова.
Фролова не выдерживает тишины первая. Обжигающие слова срываются с языка сами.
— Так и оставишь его? — касается она подушечкой большого пальца левой руки нижней губы, пока между указательным и средним тлеет вторая сигарета. — И ее?
И Антону не нужно конкретизировать. Он прекрасно понимает, что Оксана имеет в виду. Она говорит не про девушку, которая осталась в гостиной, а про девчонку, которая не выпускает из рук плюшевого тигренка.
— Я не знаю, — глухо произносит Шастун, закрыв глаза. — Я правда не знаю.
Антон знал только одно: он проебался. Проебался так, что врагу не пожелаешь. Это было единственным, в чем пацан был абсолютно, безоговорочно уверен.
Мы нежимся в лучах всепоглощающих чувств, не замечая, как от них остаются ожоги.
Ира сухо сглатывает и, скрестив руки на груди, смотрит в экран телевизора, стараясь игнорировать тот факт, что Леша с нее глаз не сводит с того момента, как Оксана и Антон ушли курить на балкон.
Сурков молчит, и Ира знает: это затишье перед бурей. Поэтому она мысленно старается предугадать все ответы на любые всплывающие по ситуации вопросы и держаться холодно, почти отстраненно.
— Блять, ты реально беременна? — наконец спрашивает Леша, и Ира переводит на него нечитаемый взгляд.
Парень напряжен. Он пиздец как напряжен. Складывалось впечатление, что он приготовился к прыжку — так сильно были натянуты его мышцы. Кузнецова сглатывает.
— Тебе-то нахуй какое дело?
И то, что случилось в следующее мгновение, произошло слишком быстро. Слишком резко и непредсказуемо. Леша вскочил с места и, перегнувшись через стол, с чудовищной силой схватил ее за запястье, дернув на себя так, что бокал Оксаны упал на бок, расплескав содержимое в почти не тронутый ужин.
— Мне какое дело? — свирепо цедит он, находясь так близко к лицу Кузнецовой, что у той страх в глазах затопил радужку. — Такое, что с огромной, блять, вероятностью этот ребенок, сука, мой.
— Отпусти меня, — почти беспомощно произносит она, стараясь высвободиться, но вместо этого Леша дергает ее снова.
— Ты хоть понимаешь, блять, что сделала? — сильнее сжимает ее запястье Сурков, и Ира почти взвизгивает, морщась от боли. — Ты всё нахуй разрушишь своей блядской, никому не всратой беременностью!
— Я не беременна! — выпаливает она страшную тайну ему прямо в лицо, совершенно это не контролируя.
Леша тяжело дышит ей в щеку, наблюдая за тем, как по ее сухой коже катится слеза, вызванная тем, что она просто не стерпела физической боли, которую он ей причинил. Сурков расцепляет пальцы, почти отбрасывая руку девушки от себя, но не позволяя ей сесть на место и прервать зрительный контакт.
— Что ты сказала?
Кузнецова прижимает покрасневшую руку к груди, обхватывая холодными пальцами горящее запястье, и пару раз моргает, прогоняя накатившие слезы.
— Я не беременна, — повторяет она, облизывая пересохшие губы. — Я вообще не могу иметь детей.
И секундная стрелка висящих над дверью часов Лешу почему-то оглушает.
Комментарий к Глава 14. “Не отпускай его”
https://twitter.com/seraya_serost/status/978288355778727936?s=21
https://twitter.com/seraya_serost/status/978301778340007936?s=21
https://twitter.com/seraya_serost/status/978315028821692418?s=21
https://twitter.com/allliammmin_20/status/978303372276183041?s=21
https://twitter.com/allliammmin_20/status/978303952155488256?s=21
https://twitter.com/allliammmin_20/status/978304472228253699?s=21
https://twitter.com/allliammmin_20/status/978304983736225792?s=21
https://twitter.com/allliammmin_20/status/978305922887045121?s=21
https://twitter.com/shepotoom/status/978298073121046528?s=21
https://twitter.com/lonelyshast/status/978299902592733185?s=21
https://twitter.com/daddys_sun/status/978264791369338883
https://twitter.com/Ved_ari/status/978272607446487040
https://twitter.com/vatafak_/status/978273324554911745
https://twitter.com/_anathema_____/status/978285961963560962
https://twitter.com/beautifuldjones/status/978311552624480257?s=21
========== Глава 15. Часть 1. “Дай ему время” ==========
Читать всю главу с композицией: CLANN - I Hold You
Тонкая светлая бумага сгорает, тлеет прямо на глазах, пожираясь алым пламенем и оставляя после себя серое крошево, которое маркими пятнами оседает на белом пластиковом подоконнике. На улице холодно; холодно и темно.
Осень уже вступила в переговоры с зимой, и перевес убеждений явно на позиции второй стороны. Дни становятся все короче с каждым новым закатом, а ночи — длиннее. И радости от этого не так много, как хотелось бы. Даже ей. Даже Ире.
У нее весь организм в напряжении, нервы натянуты, как струна, и поделать она с этим ничего не может. Она проебала всё. Она сломалась под гнетом того, что натворила сама; ее заживо задавил тот самый снежный ком, который она сама изначально и покатила с горы.
С момента чертовски напряженного вечера, на который были приглашены Оксана и Леша, прошло восемь дней. И знаете, если вы думаете, что время только лечит, то вы не правы.
Оно калечит.
Калечит тех, кто этого заслуживает.
Кузнецова с таким остервенением втягивает в себя вредный дым, что слезятся глаза, и она даже начинает кашлять, но не делает тягу слабее. Никотин обжигает нёбо, оседает на гортани и проникает в легкие, оставаясь в них навсегда и забирая еще одиннадцать минут жизни.
Вредный дым путается курчавым облаком в темных волосах Кузнецовой, обволакивает пространство кухни и впитывается в дешевые тюлевые занавески, но ей настолько похуй, что не передать словами. Вся эта квартира давно пропахла тоской, и запах сигарет от нее ничуть не отличается.
Ты все это сделала сама. Это твой персональный запах.
Она тушит окурок в чашке и снова тянется к пачке. Курить Ира стала много. Очень, блять, много. Даже для нее. В количестве скуренных сигарет она могла бы померяться с Шастом, да только никто ее в этих соревнованиях участвовать не приглашает; она снова сунулась туда, куда ее не просили.
Она притягивает к груди ноги и щелкает зажигалкой. Пространство полутемной кухни озаряется бледным светом, и на глаза попадается брошенная на спинку стула блузка, в которой девушка сегодня пришла с работы. На ту самую бирюзовую блузку, на нагрудном кармане которой даже издалека виднеется темное прожженное пятно. Ира сглатывает.
Пути назад уже нет. Ты сама спалила дотла за собой все мосты.
Утяшева снова злится; закатывает глаза и цокает языком, качая головой. Неудивительно. Секретарша совершенно забыла про свои обязанности, а непрофессионализм Ляйсан раздражает так, что не выразить словами.
— Ирина, — восклицает адвокат, хлопая дверью своего кабинета в ту же секунду, как выходит в приемную, — я сколько раз должна тебя просить, чтобы ты отправила документы по почте Альберту Вячеславовичу и Екатерине Игоревне? Второй день идет, ты что за вольности себе позволяешь?
