Настоял на том, чтобы рассказать об этом их самым близким друзьям: Оксане и Леше.

— Переодень хотя бы футболку, — старается непринужденно улыбнуться Шастун, сливая воду с пасты. — Окс с Лешей вот-вот придут.

Ира так и замерла возле открытого холодильника, закусив нижнюю губу. От упоминания знакомого имени по спине пробежали мурашки, а от осознания того, что они оба вот-вот будут здесь — перехватывало дыхание.

Потому что у Иры были дыры в ее плане. Здоровенные такие, ничем не прикрытые дыры.

Почти две недели назад ей пришлось обратиться за помощью к специалисту, потому что многое у нее шло вообще не по сценарию. Кузнецова отпросилась у Утяшевой с работы пораньше, ссылаясь на простуду, на что Ляйсан только махнула рукой: кофе она и сама может себе сделать, а вот по поводу будущей зарплаты она еще с ней поговорит.

Ира глушит мотор автомобиля возле женской консультации почти за час до приема и какое-то время сидит в полной тишине. Она боялась заходить туда, боялась забирать результаты анализов, потому что чувствовала: что-то определенно не так.

И если это будет не карма за всё то, что она совершила, то кармы вообще нет и никогда не было.

Кузнецова закуривает прямо в салоне. Зажав зубами тонкий фильтр, девушка затягивается глубоко и сильно, чуть приоткрыв окно и откинув голову на спинку сидения. Она выдохнула вредный дым и затянулась снова. Не помогает.

Ничего уже, блять, не помогает, потому что она в любом случае слишком сильно заварила кашу, расхлебать которую не удастся никому. Если и идти ко дну, так с музыкой, фанфарами и прочей лабудой.

Она поджигала никотиновые палочки три раза подряд, и именно на последней попытке, когда уже почти весь салон пропах табаком, ей, кажется, стало легче. Нёбо даже слегка начало жечь, а на корне языка появилась горечь, но это всё ничего.

Кузнецова выходит из машины, захватывая сумку, гулко хлопает дверью и, поставив на сигнализацию автомобиль, идет в сторону здания, завернувшись в широкий шарф. Середина ноября все больше и больше смахивала на начало декабря, и в московском воздухе постепенно начинало пахнуть зимой.

Ира зашла внутрь под не совсем приятный звон колокольчика, и темная макушка секретарши тут же появилась из-за стойки. Девушка приветливо улыбнулась.

— Добрый день. Вы по записи?

— Да, — снимает с шеи шарф Кузнецова, — к доктору Заболотскому на шесть часов.

Девушка тут же вбивает данные в компьютер и буквально спустя пару секунд снова поднимает взгляд.

— Кабинет номер сто двенадцать. По коридору и направо. Ваш прием начнется через десять минут, — приветливо отвечает она.

Ира кивает, забирая у гардеробщицы номер с вешалки, и идет в указанном направлении, усаживаясь на светлый стул. Гудение лампочек долбило в сознании, тишина в помещении давила на плечи, а запах обеззараживающих средств для мытья полов вообще до дури мутил.

Кузнецова поморщилась, оглядываясь по сторонам. Она никогда не любила больницы, старалась обходить их стороной, а любую простуду рубила на корню, ту же закинувшись двумя таблетками ибупрофена после второго чиха.

А если учесть обстоятельства, ввиду которых она сюда пришла, то нетрудно было догадаться, что трясло ее, как осиновый лист. Дверь кабинета доктора Заболотского с щелчком открылась, и оттуда вышла…

— Ир?

Пиздец.

Фролова стояла перед ней собственной персоной, держа в руках пальто и папку с документами. Она была удивлена этой встрече не меньше самой Кузнецовой, так что на пару мгновений они обе дар речи потеряли.

— Ой, а ты… Чего… Здесь? — промямлила Ира, совершенно не представляя, что вообще говорить.

— Да я на плановой консультации у гинеколога была, — просто отвечает она. — Обычная профилактика, я каждые четыре месяца хожу.

Оксана не заметила — или не хотела замечать — внезапной паники в глазах подруги, которая тут же сменилась резкой волной спокойствия. Ира мысленно поблагодарила Фролову. Всё верно. Она тоже тут за этим. Ага, да. Пиздеть у мастера училась.

— А ты?.. — только было начала Оксана.

— Тоже, — тут же кивает Ира.

Фролова чуть улыбается, какое-то время молча стоя возле закрытой двери кабинета.

— Слушай, мы уже недели две не виделись. Не хочешь посидеть где-нибудь завтра, м? Знаешь, эм… — чуть кусает нижнюю губу Оксана, — ну, поговорить… Хотя бы.

Оксане тоже деваться некуда. Поговорить не с кем, и душа не на месте. Шастун со всех радаров почему-то пропал, и об этом она хочет поговорить с Ирой при встрече. В общении с пацаном Фролова нуждается просто катастрофически, потому что перенести разлуку и душевную кромсающую боль от событий, связанных с Сережей, ей с каждым днем все сложнее.

Это как снежный ком. Дальше — только больше.

А с Ирой ей обо всем этом говорить не хочется совсем, и ей непонятно, почему она стала отталкивать подругу. Невидимый барьер выстроила ее душа, и деваться Оксане некуда. Просто душа в этом мире понимает побольше нас самих.

— Да, без проблем, — соглашается Кузнецова. — Созвонимся, ладно?

— Да, — кивает Оксана. — Ладно. До встречи.

И Оксана уходит. Поникшая какая-то, будто загнанный зверь, девчонка чахла на глазах, и Кузнецовой отчего-то было наблюдать за этим как-то по-блядски радостно. «Второе дыхание в браке открылось, да? Кажется, снова закрылось», — улыбается от собственных мыслей Ира.

Ее мысли прерывает снова открытая дверь кабинета.

— Ирина Кузнецова, — смотрит мужчина средних лет в белом халате на Кузнецову и на еще одну только что севшую неподалеку девушку.

— Это я, — чуть поднимает руку Ира и встает с места, направляясь в кабинет.

Внутри помещения приоткрыто окно, и с улицы веет прохладой, которая хоть как-то успокаивает натянутые нервы Кузнецовой. Как бы сильно она ни старалась держаться на плаву, паника ее не отпускала, потому что она знала: за все ее грехи грядет расплата.

И одному Богу решать, какая именно.

— Что ж, Ирина, — начинает доктор Заболотский, сразу же глядя на папку, лежащую на углу стола. — Как ваше самочувствие?

— Нормально у меня все, — слегка огрызается она. — Можно без прелюдии? Просто скажите, готовы результаты или нет.

Доктор чуть хмурится, скрещивая пальцы на столе, а после, чуть выждав паузу, решает не тянуть время, так как пациентка на диалог явно не настроена, и подготовить у него ее не получится.

— Готовы, — берет он в руку папку и протягивает ее Кузнецовой.

Та, в свою очередь, тут же резко хватает ее и листает документы в самый конец, глядя на заключение. И внутри у нее все холодеет. Ира сглатывает. Допрыгалась.

Ты допрыгалась, девочка. И просто помни, что виновата ты во всем сама.

— Мне жаль, — в заученной врачебной манере качает головой Заболотский, а у Кузнецовой даже запала на ответную агрессию нет. — Хотите поговорить об этом?

Ира какое-то время молчит, глядя на результаты таким взглядом, будто от этого он с отрицательного изменится на положительный. Но ничего, разумеется, не происходит. Кузнецова поднимает взгляд и отрицательно качает головой, после чего поднимается с места и, не попрощавшись, покидает кабинет врача.

Ты делаешь вид, что тебе всё равно, но на самом деле только об этом и думаешь.

— Ира, — снова зовет ее Антон. — Переоденься. В дверь звонят.

Кузнецова часто моргает, переступая с ноги на ногу, потому что ступни замерзли, и закрывает холодильник, направляясь в спальню. Антон уже закончил с ужином, и дымящаяся грибная паста в глубокой общей тарелке терпеливо ожидала, когда ее отведают.

Ира зашла в комнату и тут же остановилась у шкафа, открывая створки. Из коридора начали доноситься знакомые голоса, среди которых Ира тут же узнала Лешин, от чего у нее по спине пробежали мурашки. Она не виделась с ним очень долгое время.

Он не звонил, а она не хотела прогибаться и писать ему первой, ведь тогда она бы прошлась по собственной гордости. Но дни шли, и с каждым разом Кузнецова все больше убеждалась в правоте собственных мыслей: Леше просто стало похуй.