Потому что эта Ирина ему больше не по душе, а это значит, что придется примерить новую маску.
В замочной скважине дважды поворачивается ключ, и Кузнецова немного нервно поправляет на столе столовые приборы, расправляя на себе широкую коричневую футболку Антона и на скорую руку завязывая на макушке свободный пучок.
Шастун замирает у входа в квартиру и принюхивается. Пахнет едой. Вкусной, приготовленной на плите едой. Парень немного хмурится. Ира всегда умела готовить, и первые шесть месяцев отношений показывала это если не три раза в неделю, то хотя бы два.
Затем она стала готовить реже, а последние полгода все ограничивалось кафе, пиццей или уже готовой едой. Шаст и забыл этот запах. Парень снимает ботинки, оставляет на вешалке куртку и, со звенящим звуком поправив челку, осторожно выглядывает из коридора на кухню.
— Привет, — негромко произносит Ира, стоя возле плиты и немного напряженно улыбаясь. — Кушать будешь?
Шастун немного удивленно приоткрыл рот, совершенно, блять, не понимая, как на это реагировать. Если уж быть до конца откровенным, то «отношения» с Ирой давно перестали быть таковыми, как обнаружил для себя это Шаст.
Дома его почти не бывало, они буквально перестали разговаривать, и все их (недо)отношения варьировались в данный момент исключительно на том, что они по-прежнему жили вместе.
Хотя и тут вопрос спорный. Шаст большую часть времени проводил у Арса… И пацана эта мысль отрезвила.
Пожалуй, как раз в эту самую секунду Антон внезапно понял, что сделал. Да, он не хотел находиться рядом с ней.
Но про ее чувства он совсем забыл.
— Да, конечно, — кивает Антон, чуть кашляя и потирая указательным пальцем нос, после чего садится за стол, совершенно не понимая, чего ждать.
Но Ира вдруг облегченно выдыхает, улыбается белозубой улыбкой и тут же начинает суетиться у плиты, чтобы положить ему ужин. И она такая вся домашняя в этой его футболке и с этим пучком на голове, что не по себе становится.
Антон смотрит на нее, и у него складывается ощущение, что он вернулся в две тысячи шестнадцатый год.
И он вспомнил. Вспомнил, почему на нее тогда посмотрел. Потому что она была такая в самом начале. Ершистый характер, откровенные фотосессии и обтягивающие вещи появились в ее жизни позднее, поэтому в эту самую секунду он видел ту самую Иру.
Девушку, в которую он влюбился в шестнадцатом году. Которая смущенно опускала глаза, когда он делал ей комплименты. Которая не беспокоилась, когда волосы завивались от дождя и страдала укладка.
Вот какая была перед ним Ира.
Шаст улыбнулся и тихо выразил слова благодарности, когда она поставила перед ним тарелку с горячим ужином и села рядом, не зная, куда девать собственные руки. На кухне повисла тишина. Антон слышал, как пережевывал собственный ужин.
Очень вкусный, к слову.
Недосказанность, напряженность и непонимание стоят между ними невидимым щитом, и Ира понимает, что начало уже положено, и нужно только постараться как можно более точно подобрать слова, чтобы все вернулось на круги своя.
— Тош, — произносит она, глядя вниз и нервно начиная перебирать пальцами край салфетки, — я по тебе очень сильно скучаю…
И у Шаста ужин поперек горла встает.
У нее в голосе было столько тоски, что непроизвольно хотелось самого себя отчитать за невнимательность к ней. Она же осталась в этом доме совсем одна. И Антон непроизвольно проводит параллель. Оксана тоже была одна. И к чему это привело?
Антон вспоминает про ситуацию между Сережей и Оксаной, представляя себе, что так могло бы случиться с Ирой и… Ничего.
Пацан понимает, что все равно глухо. Что к Ире он больше ничего не чувствует, причем довольно давно. Но рвать с ней вот так… По-свински. Он не может так с ней поступить.
Она этого не заслуживает.
Шастун откладывает вилку; в грудной клетке кто-то начинает надрывно скулить. К девушке у него просыпается жалость. Воющая, вселенская жалость. Так, что ребра болеть начинают.
— Я тебя теряю ведь, Тош, — продолжает она, — ты мне лучше сразу скажи, если хочешь расстаться, не тяни до последнего, я же не выдержу… — дрожащим голосом произносит она, и в глазах у нее закипают слезы.
— Ир, ну ты чего…
Не твоя вина, что мое сердце тебя не любит. Не твоя вина, что твое сердце любит в ответ.
Девчонка сжимается вся, ломается на глазах. Плечи Иры начинают дрожать, а губы изломляются в плаксивом оскале. И Шаст понимает, что не может сейчас все оборвать. Не получится у него, не так он был воспитан.
А в следующее мгновение он делает не то, что он хочет, а то, что нужно ей. И губы Антона почти горят, когда их касаются слезы с губ Ирины. Пацан даже немного морщится, потому что чужое это.
Не родное; не то.
Но он целует ее и старается отключить все мысли. Потому что она всё еще его девушка.
Потому что она ни в чем не виновата.
И Антон дает себе слово, что это последний раз. Что он всё с ней обсудит завтра, расставит все точки и не будет тянуть до последнего, как Матвиенко, который, сам того не подозревая, расхуярил все живое в радиусе трех километров, похерив несколько жизней.
Это ничего не значит. Это все в последний раз.
И дверь в спальню за ними закрывается, а на столе стынет так и не тронутый ужин.
«…я всегда буду тебя держать; я никогда не смогу тебя отпустить…»
Но все мы знаем одно железное, проверенное временем правило: никогда не говори «никогда».
Комментарий к Глава 12. “Выбирай”
https://twitter.com/AllliAmmmin_20/status/967762892325089280
https://twitter.com/AllliAmmmin_20/status/967763253345636352
https://twitter.com/AllliAmmmin_20/status/967764065102761984
https://twitter.com/AllliAmmmin_20/status/967765245912641538
https://twitter.com/AllliAmmmin_20/status/967766793354928128
https://twitter.com/AllliAmmmin_20/status/967768640740347905
https://twitter.com/lonelyshast/status/967734861674045442
https://twitter.com/cactusik_CA/status/967752196644360193
https://twitter.com/cactusik_CA/status/967739979983130625
https://twitter.com/_mlkvch_/status/967741759399788544
https://twitter.com/vatafak_/status/967744477510144000
https://twitter.com/ffarton/status/967756779991044096
https://twitter.com/mal_krone/status/967761581378547712
https://twitter.com/Seraya_Serost/status/967755698959519744
========== Глава 13. “Ты знал” ==========
Читать всю главу с CLANN — Pilot’s Journey на повторе, пожалуйста
У Оксаны дрожат руки; у Оксаны все тело дрожит. Она подносит к пересохшим губам белый фильтр и затягивается так, что начинает свербить в носу. Девушка морщится, держит вредный дым внутри, заставляет никотин впитываться в молодой организм и выпускает из легких дрожащий выдох, закрывая глаза.
В офисе у Оксаны холодно; у нее нараспашку открыто окно, и холодный ноябрьский вечерний воздух пробирает худое тело до костей, но она ничего не чувствует.
Только боль.
Тупую, бьющую по сознанию — как по наковальне — боль, отдающуюся в висках и оседающую на ребрах грудной клетки. Того и гляди, проведешь подушечкой указательного пальца — и след светлый останется, а на коже — маркое грязное пятно.
Она кромсает изнутри и оставляет лиловые отголоски под кожей по всему телу.
И не выведешь ее, не вытравишь, как ни пытайся.
Потому что эта боль не эмоциональная; ей на носочки всего лишь надо встать, чтобы быть на одном уровне с физической.
За окном плывут по мокрым улицам уставшие лучи фонарей легковых автомобилей, и заебавшиеся московские водители то и дело пользуются клаксоном, потому что иначе выразить эмоции не особо получается.
Оксана сбрасывает пепел в маленькую чашку из-под кофе и переводит взгляд на темный экран телефона. И она даже понять не может, что было бы лучше: чтобы он так и оставался темным, или чтобы тихий офис озарился приглушенным светом оповещения, автор которого записан в ее телефоне как «Сережа».
