Антон возился с ней часами напролет, совершенно растеряв счет времени. Он чувствует себя нужным рядом с ней. Он чувствует себя нужным рядом с ним.

С Арсом ему легче дышится.

Со временем складывается впечатление, будто все, что происходит, так, как и должно быть. Просыпаться одновременно с девчонкой стало привычкой, готовить с ней завтрак для Арса — тоже. Гулять после обеда или подбрасывать ее на руках до звонкого заливистого хохота девчонки и громкого Арсового «Шастун, это опасно, дурачина, блин!» — тем более.

И вообще всё это… Оно стало родным. Оно стало необходимым. И расставаться с этим хотя бы на несколько часов становится для Шаста синонимом слова «тоска». Ему тяжело жить без них обоих.

Без них не жизнь, а существование.

Ведь даже такие простые бытовые банальности, как, например, сегодня, когда они понимают, что надо бы затарить холодильник, становятся частью жизни пацана. Потому что в конце рабочего дня он едет не домой к Ире.

Они втроем идут в продуктовый магазин.

Шастун усаживает девчонку в тележку и предоставляет ей возможность самой — ну да, разумеется — быть у руля, отчего Кьяра в диком восторге, действительно полагая, будто ведет тележку задом наперед, в то время как Арс тихонько тащит ее за собой левой рукой, уткнувшись носом в список продуктов.

— Арс, — зовет его Шастун и вырывает из рук написанные на скорую руку на клочке бумаги товары.

— Какого хре… — Арс осекается, вовремя прикусывая язык и с прищуром глядя на пацана. — Какого черта?

— Зачем нам список? — жмет плечами Антон. — Давай затаримся от души, а не по твоему бредовому сценарию, — демонстративно мнет он бумажку и сует ее в карман осенней парки.

— Блять, Шаст, — шепчет Арс нарочно слова так, чтобы услышал их только Шастун, пока Кьяра увлеченно «ведет» тележку. — Там продукты, которые ей нужны, а не нам… Это для нас от балды затариться можно, а она — ребенок, — цедит сквозь зубы Арс.

И пацан смеется.

— Что смешного? — хмурится Арсений, потому что малышке он обеспечивает здоровое питание, хотя это охуеть как сложно, чего греха таить.

Шастун в два вальяжных шага доходит до Арсения и склоняется к его уху, заводя руки за спину.

— Чтобы затариться в магазине — даже продуктами для ребенка — список не нужен, — заговорщически шепчет он, и у Попова по спине мурашки бегут. — Просто доверься мне.

И Арсений кивает, сглатывая густую слюну, внезапно скопившуюся во рту. У Шаста прищур лисий, а голос — дьявольский. Блять, совершенно непонятно, чего там Бог переборщил, создавая Антона Шастуна, но вышло действительно охуенно.

Попов будто к месту прибивается зеленью глаз пацана, и в такие моменты он готов делать все, что тот пожелает. Потому что Арс пацану верит. Потому что Арс пацана…

— Сначала в отдел фруктов и овощей, а дальше чисто по отделам. Ну что, от винта? — смеется Шастун, хватаясь за ручку тележки, и Кьяра радостно смеется, вскидывая руки вверх.

Арс прогоняет собственные мысли. Он уже боится их. Страшно боится, потому что теряет над ними всякий, блять, контроль. Одно дело — когда тебя всего раз скрыло подобными эмоциями, но не два… Не три…

Не ежедневно, не ежечасно.

К пацану тянет все сильнее и сдерживаться с каждым разом труднее и труднее. Он понимает, что Антон его чувства не разделяет, да и не должен вовсе, и от этого еще больнее.

На это он не рассчитывал. На это он не подписывался.

И Арс по-прежнему продолжает убеждать себя, что это обычная необходимость.

Никакая не любовь.

Шастун снова справляется со всем заданием на твердую десятку, и Арс уже просто перестает удивляться. Пацан поцелован кем-то свыше, определенно. Другого объяснения умениям мальчишки Арс найти не может.

Спустя всего полчаса тележка забита, и делится она строго на две части. Первая заполнена здоровой пищей, а во второй аккуратно поставлены несколько банок пива и прочая идущая с ними лабуда, потому что «Ну Арс, ну пожалуйста, ну матч же сегодня».

С дорогой домой им тоже везет, если это можно так назвать. За окном простирается дождливая серая Москва, но в салоне автомобиля солнечно. Девчушка хохочет над одним из выпусков «Маши и медведя», который Шаст показывает ей на своем телефоне.

Пацан развалил свои длиннющие ноги на заднем сиденье и поудобнее устроился в полулежачем положении, в то время как Кьяра надежно пристегнута в детском кресле и безотрывно следит за мелькающими картинками на экране мобильника.

Арс только периодически смотрит в зеркало заднего вида и кусает губы, чтобы от улыбки лицо не треснуло. Он по-особому счастлив.

Потому что ему плевать на свои чувства. Он может проглотить их, спрятать. Может переболеть. Пережить. Он может, легко.

Но если его дочка счастлива — он счастлив вместе с ней.

Под задорные визги девчонки Арс доносит ее на руках до подъезда, укрывая собой от дождя, пока Шастун держит над их головами зонт. И в этом моменте хочется застыть. Замереть, заглохнуть и остаться в нем.

Потому что это прекрасно.

В теплой духовке уже стоит пока еще горячий противень с ужином, и Арс правда гордится собой, потому что ему удалось создать кулинарный шедевр в виде картофельной запеканки, не спалив при этом кухню, что не может не радовать.

Кьяра — послушная девочка. Кьяра слушается папу. Кьяра слушается Тосю. Поэтому она без пререканий уплетает за обе щеки положенную ей порцию, а после убегает ненадолго в детскую, чтобы взять необходимые вещи для игры.

И сегодня у Кьяры в планах игра в доктора.

— Дышите! — велит она, и Шастун послушно вдыхает.

— Ну как я, доктор? — картинно прикладывает руку ко лбу он, прикрывая веки.

Кьяра задумчиво постукивает указательным пальцем по подбородку, немного передразнивая Шаста, который единственный в ее окружении так делает.

— Постельный лежим, — деловым тоном констатирует она, вытаскивая у пацана из под мышки градусник и внимательно на него поглядывая.

Шастун смеется. Чисто и открыто смеется, совершенно не замечая, как с малышкой летит время. Арс по уши в каких-то бумагах за рабочим столом, периодически разговаривает с кем-то негромко по телефону и с улыбкой смотрит на этих двоих, пока они не видят.

К ним вплотную подобралась самая страшная проблема, и решить ее надо не позднее следующей недели. Потому что уже начало октября. Потому что скоро тур.

— Шаст, — зовет Арс, наблюдая за тем, как пацана почти вырубило на диване, и тот закрыл глаза, пока малышка и сама уже носом клюет, хотя и не перестает лечить своего Тосю.

— Ау?

— Матч уже полчаса идет.

— Пиздануться! — вскакивает с места Шаст, чем пугает не только Арса, но и Кьяру.

— Ой! — забавно ойкает Шастун, прикладывая ладошку к губам, и от этого зрелища девчонка начинает заливисто смеяться.

— Шастун! — рычит Арсений.

— Сорян! — бубнит в ладонь пацан, хватая со столика пульт.

— Папочка, а что такое пи-даз-нуть-ся? — умудряется выговорить по слогам она.

— Это печенье! — тут же импровизирует Арсений, выставив вперед руку, после чего прикладывает ладонь ко лбу и качает головой.

Только он собирается сказать, что пора уже идти в ванную, а после ложиться спать, как пространство комнаты прорезает детский смех. Арс поднимает голову и видит, как Антон перекинул девчонку через плечо, и та болтает руками, водя ладошками по худи пацана, и заливисто смеется.

Бесстрашная. Этим похожа на мать.

— Я провинился — я укладываю ее сегодня спать, — объясняет на ходу Шастун, направляясь в ванную.

— Не беситесь, — причитает Арсений, бросая слова вслед. — Смех не перед радостью, она же так не ус…

И в следующую секунду слышится хлопок двери, а затем шуршит в ванной вода и гудят их негромкие голоса. Арс качает головой и поднимается с места, отбрасывая в сторону очки. Их он носит только дома, и вспоминать о том, как Антон впервые увидел его в них, вообще не стоит.

Арсений трет уставшие глаза, бредет на кухню и выуживает из холодильника две бутылки пива, потому что матч все равно никто не отменял, и он обещал пацану, что с ним посидит.