Литмир - Электронная Библиотека

Шастун снова реагирует на внезапное оповещение телефона, и улыбка буквально спустя секунду стирается с его губ. Он напряженно смотрит на экран, а после, сжав телефон в руке, встает на ноги.

— Оксан, только обещай не бить, — произносит Антон, и девушка поворачивается к нему, сжимая в руках бокалы.

— Что такое? — все еще улыбается она, и Шастуну хочется ударить себя по лицу за следующие слова.

— Мне уехать надо, — виновато произносит он.

И девчонка гаснет.

Она опускается с носочков на ступни, широкая улыбка пропадает с губ, и глаза теряют свой блеск. Она поджимает губы, оставляя бокалы на столешнице, и непроизвольно горбит плечи.

Оно ломает ее.

— Не страшно, — улыбается она, поворачиваясь к парню. — Я всё равно поработать собиралась. Спасибо, что заскочил.

Одиночество Оксану убивает. Оно ломает ей хрупкие кости.

Антон подходит к подруге и целует ее в макушку, приобнимая рукой за шею. Шастун для Оксаны — старший брат, в котором она всегда нуждалась. Всегда поддержит, выслушает, поймет.

Наверное, именно поэтому у нее подруг было всегда не так много. Антон был ее абсолютным спасением.

Он снова извиняется, на что девушка только качает отрицательно головой, мол, перестань; прощается с Оксаной немного скомкано, потому что снова весь в телефоне, и, натянув на ноги кроссовки, обещает ей завтра позвонить, после чего закрывает за собой дверь.

И в дом снова просачивается из-под плинтусов гнетущая тишина. Оксана на мгновение закрывает глаза. Вдох. Сжатые на предплечьях руки. Все будет хорошо.

Почему никто не предупредил, что это будет так трудно?

Девушка мотает головой и возвращается на кухню. Сбросив остатки ингредиентов в миску, Оксана мешает все это, заправляя соусом, а после… ставит миску в холодильник, даже к ней не притронувшись. Она берет один бокал, останавливает свой выбор на белом вине и идет в гостиную, усаживаясь возле дивана и упираясь ступнями в рядом стоящий журнальный столик.

Пятничный вечер, который мы все заслуживаем.

Фролова включает телевизор. Какое-то время устройство разогревается, и за это время она успевает налить себе половину бокала. Она делает небольшой глоток, и в тот же момент он встает у нее поперек горла, потому что происходящее на экране дает ей звонкую пощечину.

«Век Адалин».

Оксана прячет лицо в ладонях и старается подавить в себе желание пойти на кухню и покурить. Девчонку ломает, и она не справляется. Вскакивает с места, хватая с журнального столика пачку сигарет.

Она садится на подоконник, сжимает слишком сильно зубами белый фильтр и старается чиркнуть зажигалкой, но дрожащие руки ее подводят. С пятой неудачной попыткой девчонка не выдерживает.

— Нельзя вечно избегать людей, Адалин, — звучит голос из колонок в гостиной. — Остановись. Хватит убегать.

Оксана обнажает зубы в плаксивом оскале и бьется затылком о пластиковую белую стену возле окна. И с каждой последующей секундой ей все хуже. Внутри что-то накаливается и начинает дрожать. Она так устала. Господи, так устала.

— Я хочу, чтобы это закончилось! — срывая голос, внезапно кричит Фролова, хватаясь за голову, и в следующую секунду чуть не лишается рассудка, оглушаясь от трели дверного звонка.

Девчонка вздрагивает и замирает. Сердце пропускает один гулкий удар, не разбивая глухим импульсом грудную клетку. Оксана медленно поднимается на ноги, двумя быстрыми движениями смахивая с щек две противные слезы.

Наверное, Антон забыл что-нибудь. Ну конечно. Кто же еще? Фролова тут же успокаивается от собственных мыслей. Возможно, она не останется одна в этот пятничный вечер, и у Шаста поменялись планы.

Обрадовавшись, девушка широко улыбается и, в несколько шагов почти добежав до двери, тут же ее открывает. И замирает.

Сердце напрочь отказывается работать.

Сережа стоит перед ней собственной персоной, тяжело дышит, будто долго до этого бежал, и смотрит на девчонку, которая сама застыла в дверях, не в силах пошевелиться. Но один его взгляд — один, сука, взгляд, — и Оксана понимает, как страшно сильно нуждалась в нем все эти дни.

Зачем ты сделал это со мной?

Девчонка красивая. Такая красивая. Боже, блять. Матвиенко эти несколько дней без нее поперек горла встали, и он знает, что сам, блять, виноват. Во всем, сука, виноват.

Он загибался. Загибался, блять, без нее.

А ведь Шастун его предупреждал. Да и он сам себя предупреждал, но советов, разумеется, не слушал.

— Прости, — на выдохе произносит он, не в силах перестать смотреть на нее.

Такие огромные, блять, глаза. А в них — космос. Гребаная Вселенная, в которой не страшно и погибнуть. Девчонка несколько раз моргает. Чуть хмурится, не понимая, и сглатывает.

— За что? — покачав головой, шепотом спрашивает она.

И в груди что-то резко так защемляет; как по щелчку — р-раз. Серёжа делает два шага вперед и, обхватив лицо девчонки ладонью, резко наклоняется к ней, прижимаясь своими губами к её губам.

Лишая воздуха. Отключая мысли. Оксана задыхается от прикосновений мягких губ и выдыхает горячий выдох в поцелуй, зажмуривая глаза и сильнее склоняя голову вправо. Позволяя ему углублять поцелуй.

Позволяя ему, блять. Позволяя.

Он нажимает большим пальцем ей на подбородок, заставляя распахнуть губы, и скользит языком внутрь. И внизу живота все переворачивается кульбитом. Трижды.

Леша тебя не достоин. Он тебя, блять, не достоин.

Сережа мягко втягивает в себя ее нижнюю губу и, чуть отстранившись, соприкасается с девушкой лбами. Сердце лупит по ребрам так сильно, что того и гляди — появятся трещины, дыхание тяжелое и частое, а в голове шум, и ноги почти не держат.

— За это, — одними губами произносит Матвиенко и, не дав девушке опомниться, вылетает из ее квартиры, закрыв за собой дверь.

Оксана шарит рукой, стараясь найти опору, и, когда наконец прислоняется спиной к стене, спускаясь по ней вниз, чтобы сесть, касается кончиками пальцев своих губ.

Девушка закрывает глаза. Что, блять, они только что сделали? Она же… хорошая жена? И слова в сознании звучат уже не так уверенно.

Останься в моей голове. Без тебя там слишком одиноко.

Губы все еще пульсируют, запечатав на себе поцелуй Серёжи. И на них — его вкус. А в легких до отказа — запах.

***

Арс (20:33): Спасибо

Антон (20:35): За что?

Арс (20:37): Что ты есть

Попов откладывает телефон в сторону, заблокировав экран, и трет лицо ладонями, крепко зажмуривая глаза. Несмотря на то, что Арс написал эти слова, он все равно корил себя. Потому что снова сделал это.

Снова сказал пацану, что в нем не нуждается.

Ебучая ложь.

Арс нуждается.

Кьяра живет у него всего три дня, но у Арса уже нервяк. Девчушка хорошая, страшно веселая и очень послушная, что нетипично, насколько он знал, для детей, которые на пороге кризиса трехлетнего возраста, что представляет из себя абсолютную поперечность ребенка а-ля «да — это нет», а «нет — это да».

Девчушка же, наоборот, будто чувствует, что папе и так тяжело, поэтому старается быть послушной. Она кушает всю манную кашу на завтрак, показывая папе дно пустой тарелки и улыбаясь при этом так, будто стала олимпийской чемпионкой.

Она ложится на обеденный сон точно по часам, после прогулки и обеда, спит ровно два с половиной часа и, проснувшись, тихонько ворочается, первое время не позволяя себе позвать папу на всю квартиру, чтобы оповестить о том, что она проснулась.

Малышка страшно любит мозаику и копошилась с ней однажды целый вечер, пока Арс старался сосредоточиться на работе, но у него все равно не особо получалось, потому что он внимательно следил за тем, чтобы она никуда эти маленькие детали не пихала, кроме как в специальные лунки на основе.

Казалось бы, мечта, а не ребенок. Живи и радуйся — ты справляешься! И это несмотря на то, что сраная манная каша получается с охуетительными комками, которые девчушка тактично сваливает всякий раз за пределы тарелки.

19
{"b":"799126","o":1}