Но есть одна деталь, которая Арса добивает на максималках. Вот вроде бы и жаловаться-то не на что в целом, ребенок — маленькое чудо. Но, несмотря на всю радость и улыбки малышки днем, ночью все становится на редкость хреново.

Кьяра каждую ночь плачет.

Делает она это тихо, почти беззвучно. И после первой ночи Арс этого даже не понял. Но наличие влаги на подушке объяснилось уже на следующую ночь. Кьяра дожидается, пока папа уйдет, пока выключит свет и прикроет дверь, пока включит телевизор в гостиной, чтобы было не так слышно, и начинает плакать.

Арс услышал это, когда случайно проходил мимо комнаты девочки на кухню. Он остановился, приоткрыл дверь и замер. И у него пару мгновений сердце даже не билось, потому что она прижимала к груди одну из игрушек, которую выбрал для нее Шастун, и, крепко зажмурившись, тихонько плакала.

Девчонка — истинной крови Поповых. На людях может поспорить с солнцем, а в глухом одиночестве — выпустить на волю эмоции. И это проявилось у Кьяры уже в этом возрасте.

Она умна не по годам. И вся, блин, в отца.

Телевизор шипит на маленькой громкости, потому что Арс вслушивается в любые звуки из детской. Он так сильно надеялся, что ничего не услышит, но его ожидания не оправдываются. Попов кусает губы.

Из детской доносится тихий плач.

Арсению самому хочется плакать вместе с дочкой, потому что он копается в себе, стараясь понять причину слез ребенка. Днем она активна, улыбается и заливисто смеется, а ночью выпускает из себя вот такого рода эмоции.

И непонятно: то ли она не говорит, что ей что-то не по душе, то ли это ритуал у нее такой перед сном, чтобы спалось лучше, то ли она старается держать эмоциональный баланс, что, сука, маловероятно, учитывая ее возраст, либо…

Либо по матери скучает.

И такое объяснение кажется Арсению самым разумным.

Он встает с места, потирая лицо ладонями, и идет в детскую, дверь которой всегда приоткрыта. Кьяре спокойнее, когда комнату прорезает полоса света, она так чувствует себя в безопасности, зная, что кто-то рядом. Арс входит в комнату, и девчушка тут же прижимает игрушку к глазам, будто стараясь скрыть эмоции от папы.

Арс же, в свою очередь, чувствуя, как что-то ноет в груди, присаживается на кресло рядом с постелью и, чуть откинув одеяло, берет девчонку под мышки на руки, прижимая к себе. И Кьяра цепко обнимает одной рукой шею папы, из другой не выпуская диснеевского Тигрулю, и опускает голову на плечо родителя, тихо всхлипнув.

— Тише, девочка моя, — поглаживает ее по спине Арсений, стараясь успокоить. — Все будет хорошо.

Малышка всхлипывает, и это в щепки рвет грудную клетку мужчины.

— Папа у тебя так старается. Солнышко, так старается, — покачивается он, закрыв глаза. — Может, ты кушать хочешь?

Она поднимает голову и, убрав рукой с лица волосы, трет глаза. И выглядит это в полутьме ужас как мило, если не знать, что трет глаза малышка не потому, что хочет спать, а потому, что соленые слезы.

— Не хочу, — мотает она головой.

— А что ты хочешь? — старается понять дочку Арс.

Попов ответ услышать боится. Очень боится. Ведь он правда старается. Он так старается, кто бы знал, Господи. И ему не хватает в данной ситуации только одного человека. Антона.

Он страшно нуждается в Антоне.

— К маме.

И у Арса в груди что-то взрывается. Взрывается и болит, причиняя почти физическую боль. Как объяснить трехлетней девочке, что от нее отказалась мать? Как, блять, дать понять ребенку, что маму она больше не увидит? Полный пропиздон. У Арса просто нет слов.

Он не знает, как сказать ей.

Импровизация в помощь, она твоя давняя подруга, Арс.

— Мама уехала, принцесса, — убирая ей за ухо волосы, наконец произносит Арс, слегка запнувшись.

— А куда? — склонив голову вбок, интересуется она.

Любознательная, блин. И такая красивая девочка. Кьяра почти слепит Арса синевой своих глаз. Малышка, ты заслуживаешь знать, что случилось у мамы с папой, но ты пока совсем не готова.

— Далеко, — негромко отвечает он.

— А скоро вернется?

Если бы Арсу дали выбор: участвовать в пяти шокерах подряд или объяснить дочери, где мама, он бы выбрал шокеры. Дважды. Потому что даже они не делают так, сука, больно, как обычные вопросы трехлетней дочери.

— Не знаю, принцесса, — признается Арс. — Я правда не знаю.

Кьяра снова прижимается лбом к слегка колючей щеке Арсения и тяжело вздыхает, перебирая пальцами хвост Тигрули.

— Я скучаю по маме, — максимально открыто и честно говорит девочка.

— Это пройдет, — машинально выдыхает мужчина, глядя на то, как на темных стенах и потолке медленно ползут синеватые пятнышки аналога звездного неба, встроенного в лампу, которую выбрал Антон.

Он укладывает девочку обратно в постель и садится рядом, хватая с полки еще новую, ни разу не открытую книжку про какую-то принцессу с длинными светлыми волосами. Ребенка нужно отвлечь, и Арс начинает читать.

История оказывается на удивление долгой, но малышка слушает внимательно, рассказ не прерывает, завороженно слушает голос отца, чуть ли не в рот ему заглядывая — так завораживающе он рассказывает — и не забывает рассматривать картинки.

Дело уже близится к финалу, когда в дверь внезапно звонят. Арс смотрит на наручные часы. Четверть одиннадцатого. Гостей он не ждет, определенно.

— Кто это? — приподнимается на локтях Кьяра, глядя в сторону двери.

— Без понятия, — трет глаза Арс, поражаясь заряду жизненной энергии девочки, и уже в данную секунду принимает решение гулять с ней вечером подольше.

Он откладывает книгу, поднимается на уставшие ноги и заставляет тело функционировать, очнувшись ото сна. Он почему-то даже забывает посмотреть в глазок, просто открывает дверь и…

— Шаст?..

Вдох. Организм насыщается кислородом.

Господи, ты пришел.

— Т-ты чего пришел? — заикнувшись, моргает Арс.

Спасибо. Блять, спасибо.

— Точка в твоем сообщении меня смутила, — наигранно серьезным тоном заявляет Шастун, и Попов шлепает себе ладонью по лицу.

— Ты нормальный вообще? — не может он сдержать улыбку.

Приехал. Он приехал. Сам.

Шастун улыбается. Господи, и он только сейчас понимает, как сильно скучал. Это же просто уму непостижимо. В груди разливается приятное тепло, и каждый уже готов ринуться вперед, чтобы обнять-пожать-руку-прижать-к-себе-блять-пожалуйста, но что-то невидимое останавливает их обоих, и они только неловко переминаются с ноги на ногу.

— Заходи, — наконец кивает Арс, стараясь сменить тему.

Приветствие действительно скомканное. И они оба не понимают, почему так выходит. Пацан снимает кепку, бросает ее на вешалку и поправляет пальцами челку, отчего по просторному коридору раздается звон браслетов.

И Арса это успокаивает.

— Она еще не спит? — кивает в сторону детской Антон, и глаза у него при этом горят так, что рехнуться можно.

Пацан себе места не находил все это время: он страшно хотел познакомиться с малышкой. Арсений улыбается, глядя на то, как Шастун почти умоляюще ждет ответа Попова, явно рассчитывая на то, что он положительный.

— Не спит, — кивает Арс, и Шастун вскидывает руки, чуть ли не подпрыгивая на месте, и звон браслетов уже граничит с колоколами в воскресных церквях.

— Бля, ура, — выдыхает он.

— Так, во-первых, никаких «бля», — строго начинает Арс, — во-вторых, — он принюхивается, — блять, ты курил?

— Ты ж сказал без «блять».

— Я сказал без «блять», — напоминает Попов, а потом осекается, понимая сказанное. — А, блять. Да блять, — возмущается от собственной глупости Попов, шлепнув себе по губам.

Шастун тихо гогочет, и на душе от этого так тепло становится, что Арс в безобидном жесте замахивается на манер «сейчас получишь леща», но затем успокаивается, в примирительном жесте вскидывая руки.

— Ладно-ладно, тихо, — кивает он. — Сходи помой руки, от тебя несет, как от табачного ларька. Щетка зубная новая во втором ящике под зеркалом с правой стороны. И потом приходи, познакомлю тебя с ней.