Вторая же категория с уверенностью кричит о дружбе между ними, в то время как тот, что проебался, заставляет себя каждое утро после пробуждения верить в то, что говорит: «Забыл. Остыл. Отболело». И ищет лучше. Всегда ищет лучше.
И не находит.
А в этот самый момент девушка чуть ерзает на месте и придвигается к нему, касаясь его предплечья своим.
Блять.
Тепло, исходящее от девчонки, заставляет руки покрыться мурашками. Матвиенко сухо сглатывает.
Господи.
Не делай этого с ним. Не надо.
Два часа фильма пролетают слишком незаметно, и Сережа вливается в сюжет в тот момент, когда Адалин снова попадает в аварию, но ее спасают. На экране напряженный момент, Оксана даже чуть сжимает в кулак пальцы от волнения и безостановочно смотрит широко распахнутыми, чуть ли не наполненными слезами глазами на экран, даже не моргая.
Сережа смотрит на нее. Смотрит так, что сжимается сердце. Каждая девушка мечтает, чтобы на нее так смотрели. И хорошо, что она не видит. Да, хорошо.
Наверное.
В какой-то момент она поворачивает к нему голову, и Матвиенко чувствует себя нашкодившим ребенком, которого поймали с поличным. Но взгляда он не отводит. Смотрит на нее. Господи, она такая красивая.
Но прекрати, девчонка, прекрати так смотреть на него, он уже не справляется.
Оксана сама не понимает, зачем повернулась; просто дернуло внутри что-то, и она вдруг поняла, что надо. Надо. Именно сейчас. Теперь он так близко, и дыхание у него взволнованное. Тяжелое. И губы слегка приоткрыты.
У Сережи не глаза, а омут. В них не смотришь — в них с размаху на глубину падаешь без спасательного жилета. В темноту, в бездну. И спасения не хочешь вовсе.
Матвиенко впервые так сильно хочет нарушить собственное табу.
Фролова чуть прикрывает глаза, когда Сережа сам тянется к ней. Медленно, плавно. Будто спугнуть боится. И боится ведь, чего греха таить. А она смотрит на его губы. Смотрит и понимает: не может оторваться.
Господи, помоги, ведь она обязана оторваться. Она так обязана, блять, кто бы знал.
Внутри что-то сжимается, взрывается, и в животе завязывается узел, когда расстояние сокращается до минимума, и они все равно оба замирают, не в силах сделать финальный рывок.
Дыхание мужчины обжигает ей кожу. Раскаленными щипцами опаляет сознание. Глаза плотно закрыты, и в голове непривычный шум от бурлящей в венах крови. Одно движение, один рывок — и это будет приговор.
Бесповоротный проигрыш для них обоих.
Ты обещал, что мне не придется бояться. Ты обещал, что не станешь опасным.
Девушка сильно зажмуривается и сжимает губы, отодвигаясь назад. Выбившиеся из-за уха волосы закрывают часть ее лица и пылающие алым щеки. Фролова облизывает губы.
— Тебе пора, — негромко произносит она, не открывая глаз, и сцепляет подрагивающие руки в замок.
А у Матвиенко перед глазами все плывет. Господи, что они только чуть не сделали? Блять, еще бы немного, и всё — конечная. Сережа что-то бормочет, вскакивая на ноги, быстро натягивает кроссовки и, попрощавшись, уходит.
И только когда Оксана слышит хлопок двери, она открывает глаза. На экране мелькают титры, блеклый свет от экрана заливает комнату. Девушка поворачивает голову на то место, где сидел Матвиенко, и берет подушку, зачем-то прижимая ее к себе, обхватывая руками и утыкаясь в нее носом.
И замирает. Замирает, прекращая дышать. Потому что та насквозь пропиталась запахом Сережи.
А Матвиенко в этот момент стоит на улице, дышит прохладой летней ночи, вслушиваясь в шум машин и говор счастливых подростков, затем запрокидывает голову вверх и закрывает глаза.
Девчонка у Матвиенко, кажется, уже под кожей. И это очень хреново.
Ведь Сережа проигрывать не любит. Да и не умеет вовсе.
Комментарий к Глава 5. “А вот не меняй”
https://twitter.com/allliammmin_20/status/955490997793902592
https://twitter.com/allliammmin_20/status/955493634496966657
https://twitter.com/allliammmin_20/status/955495637595967488
https://twitter.com/shoitoon/status/955768809163493377
https://twitter.com/_anarosegrey/status/957354651564826629
========== Глава 6. “Я тебя и не спрашивал” ==========
— Ира, два кофе в мой кабинет, — нажав на красную кнопку проводного телефона, произносит Павел, после чего снова вникает в бумаги.
— Конечно, Павел Алексеевич, — спустя пару секунд отзывается Кузнецова, и в кабинете адвокатов снова становится тихо.
Ляйсан полностью погружена в новое дело о разводе, в котором мороки даже больше, чем по делу Поповых, поскольку тут не только раздел имущества колоссальный, но еще и за детей оба супруга борются. И за такое дело Ляйсан готова потеть и по новой, как первокурсница, перелопачивать семейное право в поисках ответов.
Потому что тут за детей борьба идет чуть ли не насмерть, в то время как дело Поповых по-прежнему марким осадком осталось в душе Утяшевой.
— Как она на нас вышла?
Добровольский, чуть оттолкнувшись от стола супруги, поворачивается к ней лицом и отрывает взгляд от договора, небрежно передавая его в руки Ляйсан. Женщина вливается в реальность, ретируясь из собственных рассуждений и поправляя на переносице очки, после чего берет в руки бумаги.
— О чем ты? — не сразу понимает она.
— Попова Алена, — чуть кивает Павел, и Ляйсан непроизвольно морщится.
— Мы уже разобрались с ними: бумаги готовы, и ребенка Арсений Сергеевич забирает сегодня в пять вечера. Алена привезет девочку сюда.
От упоминания имени этой девушки у Ляйсан снова пробегаются вдоль позвоночника мурашки. Она совершенно не может понять ее. Не может переварить и здраво оценить ее поступок, потому что это не просто неправильно, это почти аморально.
Что двигало Аленой, когда она решила просто взять и отказаться от дочери? От родной девочки. От человечка, которого растила два года? Или, может, она и не растила ее вовсе. Кто же, сука, знает. В голову к ней никто залезть не сможет.
— Зачем ты вообще о ней вспомнил? — хмурится Ляйсан, снимая очки и начиная немного нервно покручивать их в руках. — Дело разрешили на удивление удачно, проценты с выигрыша летят на счет по сей день. Я буду присутствовать при передаче ребенка отцу, затем наведаюсь с проверкой два раза за полгода. И всё. Уверена, что мы их после всего этого не увидим больше.
Павел напряженно смотрит на перевернутый вверх ногами договор, запустив руки в карманы брюк, и определенно что-то активно старается понять, взвешивая мысленно все варианты. Ляйсан знает это выражение лица супруга: он определенно чувствует какой-то подвох.
Вот только пока непонятно — какой именно.
Тишину в офисе нарушает стук в дверь.
— Входи, Ирина, — чуть вытянув шею, проговаривает Ляйсан.
Дверь не сразу осторожно открывается, и помещение просторного офиса наполняется цоканьем каблучков Кузнецовой, которая несет им дымящийся, только что сваренный черный кофе со сливками. Девушка мило улыбается своим начальникам, как делает это всегда, и ни слова не произносит.
Адвокаты ценят молчание.
— Уверен, что не все так просто, — продолжая сосредоточенно смотреть на договор, произносит Павел, вынимая руку из кармана и указывая пальцем на пункт, касаемый опекунства девочки. — Все было слишком просто, — качает он головой. — Так не бывает, мы же не в мелодраме снимаемся, тут реальная жизнь.
Ира будто специально медленно ставит на стол поднос и подает кофе начальникам. Салфетница и нахрен им обоим не упавшая сахарница тоже теперь стоят на столе. Ведь на деле девушку просто разрывает от такой возможности услышать любые новости, касающиеся этого дела.
— Ты ищешь подводные камни там, где их нет, — отрицательно качает головой Ляйсан и осторожно берет в руки горячую чашку. — У нас с ней был приватный разговор, я узнала абсолютно всё, что можно.
— А с чего ты решила, что она сказала тебе правду? — ведет линией плеч Павел и отпивает большой глоток горького, но чертовски необходимого кофеина.
