— Уверена, — коротко произносит Гермиона, убирая его в карман. — Я хочу увидеть ее, мне плевать, что она скажет.

Северус пристально на нее смотрит.

— Твое решение.

Гермиона пользуется строго отведенным временем и, сверившись с часами, спускается на первый этаж, целенаправленно следуя к двери, ведущей в подземелье. Она скользит внутрь и, придерживаясь за стену, спускается по винтовой лестнице вниз.

Миновав железную дверь, Грейнджер взмахивает палочкой, зажигая на ее кончике свет, и идет вперед, поочередно заглядывая в каждую камеру. Четырнадцать клеток спустя она останавливается.

Направив свет внутрь, она прищуривается.

— Как спится на шелковых простынях, грязнокровка? — слышится из глубины камеры голос.

Гермиона облегченно выдыхает, на ее лице сама собой мелькает улыбка. Господи, она жива. Она в порядке.

— Персефона, я вытащу тебя отсюда…

— Да ты кто вообще такая, чтобы меня так называть, грязнокровка?! — выходит на свет Пэнси, сверкая недобрым блеском в темных глазах.

Гермиона чуть дергается назад от этого. Паркинсон смотрит на нее таким взглядом в тот момент, когда впервые к ней приходит. Когда тушит в куске ее пирога сигарету. Мерлин, я ведь тогда голодала несколько дней кряду.

Грейнджер старается сглотнуть обреченность. Она не знает меня. Она понятия не имеет, кто я такая. Сердце начинает скулить от тоски. Бог в который раз что-то у нее забирает. Когда же он насытится? Когда оставит ее в покое?

Хватит отбирать у меня! Перестань! За какие грехи я попала к тебе в немилость?!

— Пэнси, я вытащу тебя отсюда, — не слушает она, вынимая из кармана предмет.

— Заткнись, — истерично посмеивается Пэнси. — Заткнись, слышишь, Грейнджер?! — хватается она руками за ржавые прутья. — У меня была одна дорога! — орет она.

Глаза Паркинсон мечут молнии, макияжа нет, на светлом лице копоть, вся одежда в пыли. Она по-прежнему здесь, потому что Яксли отсутствует вчера на собрании. Он все еще не прибывает в Мэнор с момента происшествия.

— Из-за тебя мой единственный путь уничтожен! — тычет ей в грудь Пэнси с искренней яростью. — Я могла выбраться отсюда, могла получить покровительство Темного Лорда, а ты, — дрожит от гнева и подступающих слез ее голос, — отняла у меня эту возможность! Ты — ничтожество, Грейнджер! Я надеюсь, что ты сдохнешь! Ты сдохнешь, поганая грязнокровка, в такой же камере, как и я!

Грейнджер дергается назад. Каждое слово Пэнси бьет ее по самому больному. Кто же она теперь в ее воспоминаниях? Почему она ее так сильно ненавидит? Вопросов много, а ответы нет возможности найти.

Гермиона нервно облизывает сухие губы.

— Я все равно вытащу тебя, — произносит Гермиона, протягивая между прутьями ладонь с зажатым предметом. — Возьми.

Паркинсон отталкивается от решетки, качая головой и направляясь обратно во тьму.

— Пошла к дьяволу, Грейнджер.

Гермиона переминается с ноги на ногу, сердце обливается кровью.

— Возьми, Пэнси, — надрывно шепчет она, — я прошу… Оно защитит тебя. Используй его перед тем, как…

— Убирайся отсюда! — звенит ее голос.

Только теперь нет в нем гнева. Только бессилие. Бессилие и слезы.

— Убирайся! Убирайся, Грейнджер! Пошла отсюда!

Гермиона на ватных ногах отступает назад, ее нижняя губа дрожит. Она видит, как по щекам Пэнси льются слезы, оставляя после себя пыльные дорожки. Из уголка ее рта ниточкой течет слюна. Паркинсон кидается на решетку и бьет ее обеими руками. По подземелью бежит гул.

— Пошла отсюда!

Гермиона стоит под нишей возле рассохшейся табуретки, прислонившись спиной к стене в поисках опоры. Пэнси бьет по решетке еще раз и, громко всхлипнув, уходит во тьму, падая на деревянный каркас приваренной к стене постели и поворачиваясь к Гермионе спиной.

Грейнджер пытается совладать с болью в груди, но у нее не выходит. В подземелье воцаряется гробовая тишина, от которой хочется заткнуть уши, потому что это давит на барабанные перепонки.

Она находит в себе силы шагать вперед, снова к темнице. Гермиона останавливается возле нее, присаживается на корточки и кладет предмет на край решетки.

— Используй это, когда поймешь, что он рядом, — негромко произносит она не своим голосом. — Глотай, не раздумывая, ладно?

Ответа никакого не следует. Гермиона словно говорит с темнотой. Грейнджер поднимается на ноги.

— Ты выйдешь отсюда, Пэнси, — сглатывает она, — я заберу тебя с собой, и можешь продолжать меня ненавидеть за тысячи миль отсюда. Только используй это. Обещай, что используешь.

Паркинсон не отвечает.

Гермиона смотрит на наручные часы. У нее больше нет времени. До решающей даты остаётся чуть больше недели, и им с Северусом предстоит слишком многое сделать.

Бросив взгляд в молчаливую темницу еще раз, Грейнджер сглатывает ком в глотке и направляется в сторону железной двери, ведущей наверх.

Комментарий к 22.

превью к главам, эдиты, анонсы - tik tok: dominika_storm

красивые картинки - inst: dominika_storm

на случай, если захотите угостить ашкой на 500: 4276 2900 1685 6730

========== 23. ==========

Комментарий к 23.

Читать с: Tony Anderson — Incision

Солнечные лучи всего через несколько часов в последний раз коснутся горизонта, провожая этот день. Сегодня самый важный день из всех возможных за всю сознательную жизнь Гермионы Джин Грейнджер. Сегодня двадцать восьмое мая тысяча девятьсот девяносто восьмого года.

Грейнджер стоит босыми ногами посередине своей спальни и смотрит в окно на яркое солнце, раскинув в стороны руки. Нарцисса заканчивает подшивать короткие рукава из легкого тюля и принимается за шнуровку вдоль всей спины.

Сегодня она одевает Гермиону в самое яркое платье из всех, что она когда-либо видела собственными глазами. Кричащее, насыщенное, воистину кроваво-красное. Корсет выгодно подчеркивает стройную талию, приподнимает аккуратную небольшую грудь.

Открытый вырез показывает все прелести юного тела, длинный подол скрывает стройные ноги, поскольку сегодня она не преследует цель выглядеть вульгарно. Лишь желанно. Желанно и величественно, потому что именно так ей и предстоит себя ощущать.

Неделя пролетает слишком быстро, но…

Теперь все готово.

И в своем кровавом платье Гермиона выходит на финишную прямую.

— Сегодня важный вечер, — решает заполнить пустоту Нарцисса, продолжая возиться со шнуровкой.

Гермиона продолжает бездумно смотреть на солнечный диск.

— Как и большинство предыдущих, — безразлично отзывается она.

— Нет, — сильнее, чем нужно, дергает Нарцисса шнурки, чтобы привести ее в чувство. — Ты знаешь, о чем я.

Грейнджер прерывисто вздыхает, непроизвольно опуская ладонь на грудную клетку, и морщит брови, потому что миссис Малфой слишком сильно стягивает корсет. Женщина это чувствует и ослабляет шнуровку.

— Да, — наконец соглашается Гермиона. — Знаю.

Гермиона приподнимает руки, глядя на них в солнечных лучах. Уродливые шрамы кажутся уже не такими уж страшными, за последний месяц она даже начинает к ним привыкать. Да и расставаться с ними почему-то не хочет. Это же ее шрамы.

Ее история.

— Он останется? — рассматривает Гермиона шрам на левой руке с высеченным клеймом о чистоте ее крови.

Нарцисса бросает на нее взгляд из-за спины, не прекращая бегло работать со шнуровкой пальцами.

— Скорее всего нет, — дернув бровью, отвечает она. — Он захочет, чтобы все было идеально.

Просунув шнурки в последние петли, Нарцисса делает бант и убирает кончики под подол платья. Окинув взглядом прямую спину девушки, женщина обходит ее полукругом, рассматривая со всех сторон.

В границах этой комнаты ей не нужно играть свою роль, при Нарциссе она может быть собой, поэтому, стоит Гермионе поднять взгляд, сердце миссис Малфой на мгновение замирает. На нее смотрят карие глаза девчонки, которой приходится слишком рано повзрослеть.

Слишком рано взвалить непомерный груз на свои хрупкие плечи.