– Постой, постой, – пробормотал он, неслышно направляясь к обитой деревянными панелями стенке, из-за которой на грани слуха и доносился писк. – А где это?..

Ему хотелось бежать, но память услужливо подсунула картинки, как страшно ребёнку находиться в одиночестве.

Гейб, согнувшись в три погибели, готовясь отпрыгивать, если что, обнюхал до самого пола три высокие – на полстены – панели. Из-за одной из них явственно тянуло щенячьим запахом.

– Да быть не может, – буркнул он, простукивая и прожимая панель. При очередном заходе он нажал на один из завитков орнамента, и высокая панель отошла в сторону, образуя проход в большой и темный второй кабинет. Он был куда более роскошным, по стенам угадывались драгоценные статуи и картины, пахло дорогими сигарами. Осветительный амулет поблескивал во тьме – возможно, разрядился из-за заклинания дракона.

Гейб склонился, вглядываясь в темноту. Если бы не едва уловимый среди табака щенячий запах, ему бы показалось, что там никого нет. Он уже подумал, что ему показалось, но затем вдруг в темноте блеснули глаза. А после обнаруженный волчонок заскулил-заплакал и пополз, дрожа и путаясь в лапах, к Гроулу.

У оборотня аж шерсть на спине от страха встала дыбом. Он старательно зажмурился. Гейб не сильно разбирался в детях, даже в детях оборотней. Он всю жизнь старался держаться от них подальше. Но даже с таким ничтожным опытом он понимал, что волчонку никак не может быть год. Что ему не больше двух месяцев.

Но глаза-то были уже открыты!

«Прекрати трусить, – грозно сказал он себе. – Ничего не случилось же! Ты ведь ничего не ощущаешь?», – и он с усилием заставил себя открыть глаза. Мелкий был уже у его ног, тыкался носом в ботинок.

– Ты тут творил свои делишки? – оборотень, преодолев содрогание, подхватил сородича на руки и уныло произнес: – Вы арестованы, Кирберт Гарэйл, вам предъявлено обвинение в похищении и удержании… – он потряс ладонями, ибо найденыш решил сразу спасителя пометить. – Сейчас обратно засуну! – пригрозил он, но волчонок лишь зевнул, вывалив розовый язык, и заснул прямо на руках. Он продолжал дрожать, и понятно было, что это ненормально.

– Ого, – проговорил напарник, появляясь в дверях кабинета. – Вот и наш старик. Озаботился созданием тайного кабинета, ишь ты!

– Лучше б он спасением души озаботился, – буркнул Гейб. – И поменьше гадостей творил.

Щенок закряхтел, и прямо в его руках превратился в крошечного младенца, тут же захныкавшего, не просыпаясь.

– Выглядит очень злодейски, – заржал Маккензи. – Но он явно очень маленький… слушай, он, похоже, совсем недавно открыл глаза. Ты куда? – с удивлением крикнул он вслед Гроулу.

– Сдам его в надежные руки! – прорычал оборотень, в панике прижимая к себе ребенка и сбегая по лестнице. – Скоро вернусь, Мак!

– Он истощен и испуган, – говорил лекарь-эльф в ведомственной больнице. – Ему нужен присмотр и уход. В ближайшие месяцы могут быть проблемы со сном.

– Но ведь тут есть кому присмотреть за подозреваемым, мейз? – нетерпеливо попросил Гейб.

Лекарь скептически посмотрел на щенка, который, сладко зевая, поливал струйкой ножку кровати. «Подозреваемый» тявкнул и, чуть косолапя и высоко поднимая лапки, радостно побежал к Гроулу. Тот вскочил, отошел подальше.

– Конечно, – кивнул лекарь. – Вы можете идти.

Гейб вернулся на место преступления. Дом был полон полицейскими стражниками. Было много работы по сбору улик, так что домой он вернулся уже поздно ночью, злой и уставший как собака.

Магический визор ожил почти сразу, как он вошел в дом.

– Капитан Гроул? – проговорил он голосом лекаря. – У нас большая проблема. Я вам весь вечер пытаюсь довизороваться. Что же вы не сказали, что нашли ребенка в момент первого открытия глаз?

– Нет-нет. Нет. Я нашел, когда глаза были уже открыты, – с ощущением, что он тонет, а на него движется большой и гулкий пароход, отрезал Гроул. И с тайной надеждой, что речь все же о чем-то другом, спросил: – А что случилось?

– Кто из нас оборотень, вы или я? – с легким раздражением вопросил собеседник. – У ребенка случилось запечатление, импринтинг. Вы должны знать, что это такое. Происходит у щенков оборотней в месяц при первом открытии глаз, если родителей нет в живых. Это механизм выживания. Ранее, когда оборотни жили закрытыми кланами, привязки всегда происходили ко взрослому оборотню и со временем крепли и становились взаимны. Но с расселением кланов… если кратко, то щенку повезло, что его нашли вы, а не представитель другой расы.

Гроула передернуло. В голове шумело.

– Он весь оставшийся день скулил и успокоился только когда добрался до стула, на котором вы сидели днем, – безжалостно добавил врач. – Он отказывается есть, пришлось поставить ему капельницу. Хорошо, что у нас есть медсестра из оборотней, она и поняла, что произошло запечатление. Сейчас ребенок снова спит. Вам необходимо как можно быстрее забрать его. Иначе он погибнет.

– Но откуда ж мне было знать, что это первое открытие глаз… я бы тогда к нему и не приблизился! Я не могу взять ребенка, – тупо проговорил Гроул в визор. – Где я и где ребенок? Да и какой он ребенок? Он бандит, контрабандист. Вы что?

– Сейчас он – ребенок, которого вы обрекаете на мучительную смерть, – сухо повторил врач. – Вы обязаны его забрать.

– Да я вообще ничего не знаю о детях! – в отчаянии прорычал Гроул. – Я перепутаю, куда кормить, а что вытирать!

– Вы хотите сказать, что тупее самой глупой молодой матери, Гроул? Стыдитесь! Мозги есть – узнаете. Руки есть – покормить и вытереть задницу сможете.

– Но можно же что-то сделать, чтобы я им не занимался?

– Это вы у меня спрашиваете? В лекарском пособии четко написано: маленькие оборотни не выживают без того, на кого запечатлены, если этот кто-то жив.

– Это я знаю, – глухо сказал Гроул.

– Хотите спасти его, самоубившись? Хватит выделываться, Гроул, приезжайте и забирайте ребенка, – приказал эльф. – Немедленно! Я подготовил бумаги на опекунство, вашему начальству ситуация разъяснена. Вам поручено забрать и опекать подозреваемого до совершеннолетия. Завтра вас ждут в участке, за приказом.

В лекарне было темно и тихо – пациентов здесь всегда было не много, за исключением дней, когда проводились крупные операции и поступали раненые. А так днём какой-нибудь чин лечил подагру или тёща министра пестовала мигрень. В тишине слышался пронзительный царапающий плач, такой тоскливый, что у Гроула сжалось сердце.

Дежурная сестра, пожилая волчица в крахмальной косынке и белоснежном фартуке поверх тёмного форменного платья, качала заходящегося криком младенца. Лицо её было красным и сердитым.

– Здравствуйте, – поздоровался Гейб, чувствуя себя неловко.

– Здравствуйте, – нелюбезно ответила сестра. – Явились, наконец!

Гроул немного удивился. Ему приходилось часто бывать здесь – и сам залетал с ранениями, и коллег навещал, так что со всем персоналом был знаком и даже дружен. К тому же не было ни одной женщины от оборотницы до дриады, кто осталась бы равнодушной к его обаянию.

Малыш на руках у женщины завозился и весь вытянулся стрункой, выкарабкиваясь из рук. Не переставая плакать, потянулся к оборотню, дрыгая ручками и ножками, выпутываясь из пелёнок. Сестра с облегчением сунула его в руки Гейба и потёрла поясницу.

– Так, приданое на первое время мы ему собрали, – она протянула руку за большой корзиной. – Здесь пелёнки, распашонки, подгузники…

– Подгузники? – держа дитя в руках точно так, как он держал бы бомбу, переспросил Гроул. Бывший контрабандист перестал плакать и только тяжело вздыхал, всем тельцем прижимаясь к мужчине.