Берти нахмурился.

Вешри обладают огромной магической силой, что имеет ряд последствий для их организма. Мало спят, но много едят, много двигаются, имеют повышенное либидо, а еще отличаются несдержанностью эмоций и иногда — агрессивностью поведения. Физиологические особенности тоже есть. Например, чтобы девушка забеременела, ей нужно достаточно долгое время быть рядом с вешри, как минимум регулярно делить с ним постель. Раньше вообще думали, что дети у них появляются только в законном браке, потом — что по большой любви. В итоге оказалось, что просто нужно примерно полгода спать с одной женщиной — это как-то связано с обменом энергией, особенно магической. И об этом, в целом, известно почти всем. Забавная деталь физиологии самых сильных магов мира, о которой так любят писать во всяких романах и балладах.

— Мой ребенок будет носить оттенок моей силы, — терпеливо стал объяснять Алан, — я должен находиться рядом с матерью все девять месяцев беременности. А после возникнет новая проблема: ребенок не выживет, если отдать его кормилице, он будет сильно привязан к матери. Это последствия ненормального магического фона вокруг меня, а эмбрионы к нему особенно чувствительны. Ты не сможешь просто заставить эту девочку родить тебе игрушечного младенца и свалить. Она должна быть рядом с ним первые год-два его жизни. Кормить его как минимум. Потеряет молоко от стресса — ребенок также не выживет. А теперь давай подумаем, как часто будет стрессовать рабыня, если ее дитя, которое она рожала… наверняка в муках, учитывая мою комплекцию и сильную генетику… будут постоянно у нее отнимать, чтобы один аристократ поиграл в папочку?

Берти задумчиво нахмурил лоб и отошел на пару шагов.

— Ты уверен? — спросил он.

Алан издевательски расхохотался:

— Ты сам себя слышишь? Я что, первый вешри? Таких, как я, было тысячи, и все они были вынуждены проходить через подобные вещи. А для тебя все игрушки! Ребенка он захотел…

— Значит, она будет жить с нами, — спокойно ответил Берти, даже не раздумывая над этим.

Алан закрыл глаза и резко выдохнул:

— Знаешь, рождение с серебряной ложечкой во рту все же не лучшим образом сказывается не только на моральных качествах, но и на умственных способностях.

— А что такого? Я ее купил. Ей здесь будет хорошо — я об этом уже позаботился. Будет растить ребенка, а свободу просто получит позже. Что такого?

Алан покачал головой:

— Да ничего! Потому что во всей этой затее, даже за вычетом особенностей моей магии, есть еще одно слабое место: сам ребенок. Он будет расти без матери, и сердобольные люди ему непременно расскажут о том, что его родила рабыня. Так что у твоего — нашего! — ребенка будет психологическая травма. Даже не так! Как тебе такое: а) моя мама меня ненавидит, б) мой отец отнял меня у матери. Тебе что больше нравится?

В лаборатории повисла тишина. Алан едва заметно покачивал скрещенными ногами, и Берти не мог отвести глаз от красивых сильных лодыжек, обтянутых достаточно тесными тренировочными брюками — у боевых магов не в чести свободная одежда. Калечить своего ребенка Берти не хотел. Отказываться от идеи воспитывать именно сына Алана — тоже. Да и покупкой Мелиссы он был доволен, поэтому упрямо сказал:

— Я хочу, чтобы она родила твоего ребенка. Пусть тогда живет здесь. Будет нянькой.

— Нет, все же аристократическое происхождение и правда делает вас мудаками, — будничным тоном произнес Алан и покачал головой.

Берти даже не обиделся. Происхождение всегда стояло между ними. Наследнику сильной магической семьи, богатому и избалованному, сложно понять мальчишку-сироту, который никогда не забудет голодное детство. Это часто было причиной разногласий и даже ссор, но обычно они находили компромисс. Точнее, Алан находил компромисс либо убеждал Бертрана в неправильности решения. Но отступать сейчас Берти не хотел.

— Я хочу, чтобы Мелисса родила твоего ребенка, — повторил Берти. — Что ты предлагаешь?

Алан пожал плечами:

— Ничего не предлагаю. У этого плана полно слабых мест. И знаешь, какое главное? Я. Полгода спать с одной женщиной! Причем желательно не только спать, но и видеться в течение дня хотя бы иногда. Потом девять месяцев быть с ней рядом, пока она носит моего ребенка. Даже если ты считаешь, что этот малыш нужен только тебе… ты думаешь, что после этого она будет для меня просто няней твоего сына?

Берти скуксился. Он не был ревнив в привычном понимании — ему, в целом, было плевать на то, что Алан с кем-то там спит, что на него томно смотрят и мужчины, и женщины. Но это потому что у Берти была железная уверенность: их отношения особенные и никто не сможет встать между ними. С такой позиции он… впервые почувствовал страх. Но страх все равно не мог заглушить это желание: он на самом деле хотел этого ребенка.

Несуществующего, да, но для Берти вполне реального. Сына Алана, наверняка с такими же темно-синими глазами, с кудрявыми волосами, загорелого, подвижного и неусидчивого мальчишку, умного и отважного. Как Алан. Он мечтал об этом уже больше года и однажды даже признался Алану, но тот принял его слова за шутку. Однако Берти не переставал хотеть. Наверное, он хотел этого даже сильнее, чем быть для Алана единственной любовью. Поэтому Берти подвинул запчасти и реагенты, с трудом запрыгнул на высокую столешницу, устроившись рядом с Аланом, и положил голову ему на плечо:

— Я хочу ребенка. Очень. Сам я его сделать не могу — проклятый дар лишил меня этой возможности. Усыновить случайного мальчишку… я не уверен, что смогу его полюбить. Если ты будешь заботиться об этой девочке, а у меня будет ваш сын, я как-то переживу, что теперь в твоей жизни не я один.

— А я? — спросил Алан. — Как я должен себя вести и чувствовать, ты подумал? Ну нет, любовь моя, либо мы лезем в эту кабалу вместе, либо никак.

Берти нахмурился:

— В каком смысле?

Алан приобнял его за плечи и после секундного раздумья предложил:

— В смысле, ты не советы давать с противоположного конца кровати будешь, а участвовать в процессе наравне со мной. С нами.

Берти чуть отстранился и с ужасом посмотрел на любимого:

— В процессе? То есть заниматься с ней сексом?

Алан растянул губы в шальной улыбке:

— Ну, представишь, что делаешь себе ребенка. Сам. Что ты так на меня смотришь? Я понимаю, что за девятнадцать-то лет ты уже успел забыть, как выглядит обнаженная женщина, но на другое я не согласен. Ты практически вводишь в нашу с тобой семью третьего человека и при этом хочешь, чтобы тяжесть психологическая лежала только на мне. Будь с ней, привяжись к ней… возможно, полюби… или возненавидь — и передумай делать с ней детей.

Берти на мгновение прикрыл глаза. Алан всегда умел его удивлять: заявить такое…

Но почему-то ощущалось, что в его словах есть доля… справедливости. Какая-то извращенная, непривычная для понимая, но есть. По отношению к Алану. Впрочем, у него вообще нет представления о том, что такое неприлично.

— То есть, по-твоему, я поступаю плохо с точки зрения морали потому, что предлагаю тебе спать с рабыней, а потом дать ей свободу после рождения ребенка? Но при этом ты сейчас говоришь, что эта же рабыня будет спать с нами обоими… причем одновременно… И, опять же, считаешь это нормальным?

Алан усмехнулся:

— Ну, некоторые считают это хорошим сексуальным приключением. К тому же, жизнь несправедлива. Если она родит тебе ребенка и захочет уйти, дашь ей свободу… но я не думаю, что секс втроем на постоянной основе будет для нее более травмирующим, нежели рождение ребенка и то, что его впоследствии отнимут.

Глава 4. Кроха

Алан и сам не мог сказать наверняка, почему он довел авантюру Берти до столь абсурдной ситуации. Быть может, потому что отчетливо почувствовал, что это важно для Бертрана. Или природный авантюризм толкал на подвиги сомнительной значимости… А может, это было что-то жестокое, что вечно живет в нем и с чем он вынужден бороться. Какое-то желание испытать человека. Сразу трех, точнее: себя, Берти и эту кукольную рабыню.