– Это неправда. Как Вы можете это понять?

– Очень просто. Если человек вышивает на коже других людей, если он бомбит города и лично приезжает за предателем, чтобы забрать его из семьи и повесить – это человек глубоко несчастный. Поверьте мне, Эбигейл, я изучал человеческое поведение достаточно долго, чтобы понять, кто как себя чувствует.

– Милый доктор… Я над моралью. Моя жестокость не печалит меня, не обременяет. Я могу вышивать на людях и бомбить города сколько мне захочется. Я вижу вещи иначе, совсем по-другому. Я знаю, как будет лучше. Мораль делает нас предвзятыми. А откуда вообще ваша мораль, вы знаете? А от Бога она, милый доктор. От Бога. А Бог давно умер. И зачем же нам судить по его заветам, если он давно умер?

– Не важно, откуда взялась мораль. Важно, что она привносит порядок в наше общество и делает его лучше.

– Закон, доктор. Закон приносит порядок.

– Эбигейл, закон иногда слеп, а мораль бдит постоянно.

– Так было раньше. Сегодня закон подтверждён мной. Ведьма всегда смотрит. Отовсюду. Люди знают, что если ослушаться закон, то я узнаю и накажу. И, если Бога никто не видел, то меня видят все.

– А закон регулирует поведение? Например, что удержит человека от измены супругу, если не мораль?

– Милый доктор, нравственность! Как же вы о ней успеваете забыть? Мораль – даёт право осуждать других, ведь ой, а посмотрите, она ему изменила, это неправильно, это плохо, так никто не делает. Вот гадина. А какое вообще дело людям до чужого дома? Почему есть всеобщий моральный стандарт правил жизни? Жить нужно по своим стандартам, по своим нравам, а не быть зависимым от осуждения. Вы зависимы от Бога, который давно умер, и от людей, которые вас отвергнут в тот же момент, когда вы станете поперёк их видения морали. Люди, которые живут по морали, чаще всего лишь строят из себя хороших, чтобы стандарту соответствовать, а если ближе подойти, то вонь их начинает ощущаться.

– Знаете, Эбигейл, а ведь Вы не только, как Вы выразились, «над моралью», но и «над законом». Вы убиваете людей, на столбы их вешаете, чаще всего даже без суда. Вы и меня убьёте.

– Вы немного путаете. Я не над законом, я и есть закон. Я решаю, кому жить, а кому умереть. Я хозяйка этих мест. Выше меня лишь Барон Лос-Сетас. Но Вы абсолютно правы в одном. Скоро, дорогой доктор, Вы сдохнете, как последняя псина.

Джошуа, конечно, чувствует себя паршиво, но пока справляется. Больше его собственной жизни, Стэнфилда волнует лишь один вопрос:

– Вы убьёте мою семью?

– Убью. – Эбигейл поднимается и отходит рассматривать полки с книжками: – Стоило подумать об этом прежде, чем начинать крутить шашни с партизанами.

Теперь Джошуа начинает паниковать. Стэнфилд чувствует, что слова эти жгут грудную клетку, но приходится оставаться с холодным лицом. Джошуа нужен способ, чтобы спасти от страшной участи Линду и Лидию, его две «Л». Нельзя позволить этой изуверке провести казнь чего-то столь святого. Джошуа ищет любой ход, любую авантюру… И он её находит. Глупая идея, кажется безнадёжной, но другой у него нет. Надо попытаться. Набрав воздуха в грудь, Джошуа начинает размеренно говорить:

– Я предлагаю пари, Эбигейл. Если я смогу доказать Вам, что Вы несчастна, то Вы оставите мою семью жить и не будете забирать у них нажитое имущество. Я уверен, что Вы несчастны, я даже уверен, что Вы больны. Вам нужна помощь, Вам нужна терапия, а я могу её оказать. Я могу помочь Вам получить билет в жизнь, которая освободит Вас от проблем вашего разума. Я могу помочь Вам жить.

Ведьма молчит некоторое время, разглядывает и дальше книги, будто бы не услышала предложения. Но затем Эбигейл всё-таки задаёт вопрос:

– Как Вы собираетесь убедить меня, что я несчастна?

– Эбигейл, я ведь психолог. Моя работа – помогать людям жить, я слышал столько историй, видел столько проблем… Я способен Вас понять, даже несмотря на то, что мы с вами противоположны друг другу. Но, знаете, это даже плюс. Так мы сможем увидеть жизнь с разных сторон. Мы, если повезёт, даже сможем понять, как же правильно жить.

Джошуа понимает, что ставить на кон свою семью – ужасно, но другого выбора нет. Так у них будет хотя бы шанс на выживание. Да и если Эбигейл согласится, то Джошуа сможет не только спасти их, но и помочь ведьме. Стэнфилд сможет изучить её диктаторский разум и, возможно, действительно поможет ей стать здоровой. Может тогда Уизерстоун перестанет быть самой жестокой женщиной картеля.

– Ладно, милый доктор, так и быть, я дам Вам шанс. Но если в конце нашего с Вами разговора станет понятно, что я счастлива и живу правильно, то семья ваша умрёт самой мучительной в мире смертью. А сами Вы и не надейтесь спастись, Вы гарантированно будете казнены за свои преступления.

Как чувствует себя приговорённый к смерти? Джошуа страшно. Он ещё не осознаёт в полной мере тот ужас, к которому приговорён, ведь больше всего на свете его беспокоят жизни двух его «Л». А ещё то, что Джошуа может исцелить и направить ещё одного, последнего клиента:

– Вы позволите себе помочь? Если я докажу Вам, что вы несчастна, то убейте меня после того, как я Вам помогу.

Уизерстоун нехотя кивает:

– Хорошо, милый доктор.

– Тогда договорились. Давайте проведём ревизию ваших воспоминаний и поймём, что же с Вами происходит. – Теперь у Джошуа появляется надежда. Эбигейл, вероятно, пока не осознаёт, но и у неё тоже теперь есть шанс.

– С чего начнём?

– Первое воспоминание! – Торжественно говорит Джошуа. – Мы начнём с первого воспоминания, оно чаще всего яркое и важное, оно должно было произвести огромное впечатление, если идёт с нами до сих пор. К тому же, это можно счесть за начало сознания, а часть любой истории – это завязка. И, к слову, прежде чем окунуться в прошлое, я предлагаю разделить наши рассказы по главам, чтобы было легче строить логическую цепочку, без какого-либо хаоса.

– Первое воспоминание… – Ведьма задумывается, проводит пальцем по буквам на корешках книг: – Первую главу мы назовём «Простодушный».

– Вы заметили произведение Вольтера? Вы его читали? – Интересуется Джошуа.

– Нет, я не читала Вольтера, но это как раз то слово, которое я искала. – Эбигейл оставляет в покое книжный шкаф и возвращается в кресло: – А я вот не знаю, какое моё первое воспоминание. Может подскажете, как правильно определить?

– Выберете то, которое, как Вам кажется на уровне интуиции, первое. Либо выберете то, которое больше нравится.

– Тогда я определилась, дорогой доктор. Это были похороны моего мертворождённого брата, мать отказалась меня на них брать, хотя я очень хотела пойти…

«– Не нужно тебе туда идти. – Мать топчется в коридоре на скрипучем паркете, одевается.

– Почему? Это не честно!

– Послушай, тебе правда лучше остаться.

– Тогда и на твои похороны я тоже не приду! – Выкрикивает девочка глупость, которую по началу даже не понимает. Мама, конечно, мгновенно оборачивается, и глаза её, кажется, потрескиваются, как стекло под ударом камня. Эбби всё-таки осознаёт, что сказала глупость, но уже поздно. Хлопок двери и пустота внутри.»

– Вот моё первое воспоминание, милый доктор. Я не была на её похоронах, если вам вдруг интересно.

– Почему же?

– После её смерти я сбежала. Она была последним лучом света в том городе. – Вспоминает Уизерстоун. – А знаете, кто был ещё одним? Мой добрый пёс Шарик. Это занятная история и её вам необходимо услышать. Нам придётся вернуться во время, когда мне было всего лет десять. Тогда наш пёс подцепил какую-то инфекцию, жутко страдал, а к ветеринару попасть в те года у нас вряд ли бы получилось, сами понимаете, погромы. Даже ветеринары больше уделяли времени ранам людей, нежели животных, так что отец решил сходить с псом в лес и пристрелить его из охотничьего ружья, чтоб не мучился. Как же папа страдал от понимания той мысли, я не могла на это смотреть, а потому решила накормить нашего пса маминым снотворным, чтобы он уснул крепко-крепко и больше не мучился. Тогда отцу не пришлось бы его убивать…