— Знаете… — после продолжительной паузы продолжил Детектив, — все эти разговоры о нежности и любви для самих же женщин и созданы, а Вам я желаю удачи, месье, делайте, что хотите.
И он вышел из парка, по пути, на входе, заметив всю ту же рыжеватую юную девушку. В этот раз она была в голубеньком, цвета неба, платье, которое смотрелось ярко на её смуглой гладкой молодой коже.
Первый принц
Университет Голубого дворца, далее: дом Таи, переулок Привратника, заброшенный сад, рабочее место Таи (кафе «Пряное»).
Во дворце на величественной площади жизнь оставалась однообразно сладкой и интересной для приезжего. Здесь стояли глобусы с непонятными картами, которые крутились сами по себе, калейдоскопы, что самостоятельно глядели в небо, — люди не знали, как работает это, а потому верили, что и автомобиль едет, потому что должен, и он это делал, повинуясь силе мысли или придуманным в университетах правилам.
Манджиро очень любил университеты, и отталкивало его в них только общество, которое он же сам и создал: зря снующая по коридору некогда величественных стен бесконечная толпа бестолковых барышней, куртизанок наравне с принцессами и их дрыщеватыми нищими ухажёрами, которые сидят прямо на партах в аудиториях и загрязняют звук бессмысленными выражениями, шутками и нелепым смехом. Кто-то украшал туалеты или лекционные залы сексом, но это было абсолютно неприемлемо для пустых людей, как считал Манджиро. Для людей, не имевших даже мечты, не то что средств для осуществления её.
«Майя! — так золотого принца по-доброму звал его лучший друг и учитель Хайсэй Шуниро, узкоглазый товарищ. — Опять замечтался?». Джиро только фыркал в ответ, как ребёнок, пытаясь сохранить абсолютно беспристрастное ко всему лицо, но глаза его выдавал огонёк детской игривости. Только Шуниро знал, каким дьяволёнком принц может стать: даже мать, лишившая своего юного властителя всех радостей его возраста, а затем ушедшая из мира, не видела, насколько сыну нравится играть за спиной у регента в короля, подчиняя волю окружающих Харизмой.
Сейчас Манджиро знал только одну единственно важную вещь: на Дальнем Востоке, по словам учителя, находилась ведьма-оборотень, способная даже силой своей мысли терроризировать город нападками адских кошмарных лисиц.
— Почему именно там? Почему нельзя было найти где-то поближе? Зачем тащиться через всю страну за одной девчонкой?
— Затем, юный неодарённый аналитическим умом господин, что именно на Дальнем Востоке больше всего чудных, а там, где их больше, там и сильнее мнение общественного сознания о своей принадлежности к чудотворчеству и безумию. Чем больше человека подталкивать, что он может оказаться сумасшедшим или каким-то нездоровым, тем больше он таким и становится. А особенно это видно в той кошке-лисице. Говорят, на самом деле она может обратиться в любого зверя. Для нас, обычных, здоровых людей, это нереально, но у них там, возможно, творится такое постоянно.
— А ещё они едят червивых медведей, которые ходят у них под окнами с саксофоном, запивают водкой и не давятся? Сказки мне тут расскажешь, Шун.
***
— У Вас такая интересная жизнь, девушка.
— У меня-то?..
— Только не говорите, что не считаете так, я знаю достаточно людей, которые многое бы отдали за Ваши приключения.
— Да не было у меня как таковых приключений. Чуть-чуть поездила да походила туда-сюда.
— А как Ваши друзья? Наверное, много интересных людей повстречали.
— Да, но друзей у меня нет.
— Как же так? И куда все подевались?
— Не знаю… Я сама избавилась от них, — она сощурилась, как если бы хотела удержать слезу или посмеяться. Ей неприятна была эта правда, но от того менее правдивой она не становилась.
К этому бару теперь Тася была прикреплена, как участок к больнице, но заходил к ней луч радости, открывая всегда дверь с каким-то звоном колокольчиков и их музыки.
Девушка обернулась и увидела в вошедшем голубые волшебные глаза Эйдоса, похожие на дымку в космосе после умершей звезды, со спутанными чёрными ресничками. Ей захотелось подойти, схватить его и прижать к себе, как после долгой разлуки. Она чувствовала его отличимый, особенный сладко-травянистый запах, горячую пульсирующую покрасневшую кожу и щетину, что никогда не отрастала до бородки и никогда не заменялась гладкой младенческой нежностью. Ей хотелось всё время укусить его, добраться до кипящей крови.
Таков был сон. Утром Тася была на кровати в съёмной комнате Таи, старую и пыльную мебель с запахом молока дополняла вошедшая в моду винтажная одежда Таи, свежее бельё и две представительницы женского пола. Чудная медленно водила гладкими пятками по своей новой постели, слегка где-то смявшейся за ночь из-за ярких снов. Её ждала встреча с неким Манджиро. «…важным перцем, наверное», — думала девушка, взаправду даже и не подозревая, что Манджиро Хайсэй — существующий первый принц её страны, в которой стоял мёртвыми обломками упадок.
Ещё было темно, но Тася уже спешно собралась, нацепив на себя наиболее подходящий по размеру брючный костюм цвета пломбира с кремом-брюле из комода Таи, перекусила одним сиротским бутербродом с хлебом и колбасой, запила холодным молоком и вышла на предрассветную улицу с леденящей поднимающейся дымкой росы. На улице, чёрной и неприветливой в это время суток, совершенно лишённой тепла, не было ни души кроме Таси. Она слышала собственное шумное дыхание, на котором безуспешно пыталась сконцентрироваться, чтобы выровнять, но и не заметила, как под ногами появился какой-то выступ. Девушка споткнулась, пытаясь обойти угол на перепутье между улицами и переулком, враскорячку поймала равновесие и обернулась, хмуря брови, будто это булыжник на дороге виноват в травмоопасности, а не невнимательность. К сожалению, то был не выступ, не камень и не ямка — из тьмы вылезала холодная закоченевшая рука чьей-то жертвы. Твёрдые фиолетовые пальцы её, как слипшиеся, держали помятый и подсохший букет жёлтых цветов, в которых лежала записка: «У жёлтых ворот». Она была точно для Таси: ещё когда она шлялась беззаботно по улицам и какое-то время приставала к прохожим, как к нынешней рыжей владелице борделя, она приметила не сильно заметные, но интересные увесистые позолоченные ворота со сваренными листьями на них. Эти ворота как раз-таки вели в цветущий сад, что ныне был мёртв из-за таких перепадов в температуре и из-за своей забытости людьми. Он точно переставал существовать в их глазах.
Будто снова впадая в состояние тумана, Тася прикрыла чистой рукой нос и рот, чтобы больше не слышать режущий и тошнотворный трупный запах, и вместо того, чтобы найти полисмена, убежала прочь, и ноги сами привели её к заброшенному саду с золотыми воротами. Как и в букете, жёлтые цветы произрастали здесь, но были уже сухими и обвивали, окружая, полусухой водоём. Она застыла у его чёрной глади и успокоилась как перевела дух. Ветер и тишину от голосов и транспорта прервали только хруст веток и шелест от кустов, которые открыли каменистую тропинку для Майи.
— Я рад тебя видеть! Стой, не надо убегать, я же тебе не враг. Разогнал только цирк, больше похожий на зоопарк. Я здесь неофициально. Позволь представиться, я Хайсэй Манджиро, первый принц этого мира и Заточитель чудных.
— Как это Вы откровенно назвали себя надзирателем для больных. Ведь я правильно понимаю, в башне магов чудных держат насильно?
— Ты хорошо осведомлена…
— Это всего лишь слухи. Меня зовут Тася… Принц…
— Мы, думаю, знакомы давно, нас свела Судьба, так что, пожалуй, нам не нужны формальности?
— Наверное. Трудно приспособиться, когда перед тобой мальчик, способный словом вырезать твою семью.
— Да, но у тебя нет семьи, не так ли? Вернее, ты так в этом уверена. Раз уж мы сразу заговорили на эту тему, давай перейдём к делу. Ты живёшь в тумане и не разбираешь, что творится вокруг тебя, твой единственный островок — образ божества леса, который ты создала под себя, ты живёшь без цели и без преданности. Я знаю прошлое твоей семьи. И я могу отдать его тебе, если ты мне поможешь в моей мечте. …Что ж, раз ты согласна, Тася, я хочу, чтобы ещё до усмирения ты окольцевала своим смутным сном одного священника, наиболее приближённого к Богу. Если сразу говорить откровенно, я хочу, чтобы ты повлияла через него на небо, которое посылает указания. Это всё, что я потребую от тебя.
