— Так какое там у меня предназначение?

— Теперь я точно тебе не скажу.

— Хах! Ну конечно… — девушка, подобно лисе, сощурилась. — А если мы будем играть в игры на желания? Смогу ли я тогда узнать?

— Ты никогда у меня не выиграешь, пёрышко! …Кстати, так ты хочешь знать, что случилось со всеми?

— С кем «всеми»?..

— Никто не умирал, это всё в твоей голове, маленький кохай.

Тася напряглась и вся застыла, даже дыхание её замерло в воздухе. Она обдумала его слова, будто это иностранец ей назвал отдалённо знакомое слово, которое нужно было вспомнить. Сначала она почувствовала, как кровь и слёзы подбегают рывками к широко раскрытым глазам, а потом поняла, что это снова трюк злого бога.

— Ты отвратителен! Кто с таким шутит?! Я ненавижу тебя, сенпай! Ты даже буквы «м» в своём звании не заслуживаешь! Я думала… Я думала, что все погибли, кого я знала! В городе они ходили мёртвыми бестелесными душами!

«Ну всё-всё!» — успокаивал он Тасю, пока та горела в своём негодовании и помутнении, и через пять минут девушка успокоилась, обратилась лисой и свернулась нервным комочком на коленях толстяка, сидящего на ступенях, ведущих в пещеру, бывшую когда-то величественным, незаросшим храмом.

***

«Тася не являлась осознанной. Созданной такой, она всё время падала во мраковое состояние, при котором мало управляла своей жизнью. При этом входила она в него самостоятельно, потому что напридумывала себе ещё в подростковом возрасте недугов и не боролась с ними. Так бывает с глупыми людьми, но это же делало её личностью.

Она любила голубику, море, необычных людей разных форм и размеров, она только говорила: «Ах! Мой сенпай!» — и тут же млела, потому что дух, принявший для неё образ наиболее приятного человека, мог заменить в анализе дня любое невзрачное событие или плохих людей (которых, впрочем, не бывает, ведь все люди на самом деле добрые). Также, прочем, каждый человек нуждается в объекте, за который будет цепляться его сознание, центр паутины, в котором скопится роса радостей и негодований. Основа всех последующих мыслей и убеждений, как базальный слой кожи с пигментом, поверх которого идут все остальные слои.

К ней в берлогу однажды явился белый охотник — то был Робб, и он пришёл целенаправленно за ней, выстрелил ей в сердце и попытался забрать. Тася же, несклонная к одобряемости разрозненным обществом, поддалась искушению и поцеловала Робба, которому ещё совсем недавно принадлежала. Она почувствовала его родной запах, вновь увидела его тёплые глаза и почувствовала ту близость, что совсем уже давно не связывала их. Так она подумала, но кролик был уже разделан и лежал на блюде в соусе. Вот почему Эйдос всё знал, и Тася поздно призналась ему. Так или иначе, он был в её мыслях, он поселён в её голове и видит все секреты в неубранных шкафах с костями, оттого он был очень зол на неё, хотя и не среагировал так, как сделал бы это будучи простым молодым человеком, являющимся естественным звеном в богохульном обществе беспорядочных лиц.

— Ты провинилась. Я не хочу больше с тобой разговаривать, ты знаешь, я очень избирателен в том, кого к себе подпускать. Раз хотела схитрить надо мной, то пойди теперь и продай на рынке свою душу, раз тебе нефиг больше делать. Посмотрим, сколько она стоит.

Девушка вышла рассеянная на ближайшую людную улицу города, похожая на нищего беспризорного ребëнка. Окружающие огибали еë или толкали, но никто не обращал внимания. «П-пожалуйста… Купите мою душу! Пожалуйста, купите! Она… Она вся светится и горит идеями!» — с каждым разом всë увереннее она говорила о несуществующем, потому что не видела, чтобы кто-то реагировал: положительно ли, с презрением ли. Тася была довольно милой, но еë кукольное лицо было спрятано злым Богом, который решил преподать ей заслуженный урок.

Наконец-то эта лёгкая кара, как шлепок по попке, настигла и лисицу. «Нет в жизни смысла. Не знаю своего предназначения», — непростительные мысли для чудной. Она была слишком переменчива и слишком пессимистична для своих лет и своего опыта.

Тогда начались первые походы в город и набеги лисиц на частные дома, как бы совпавшие с теми событиями, но межались они по-прежнему с фантазиями:

«Перед нею ровная гладь серого в свежих тучах моря в небольшой бухте. По бокам каймы её — главы высохших драконов изумрудного цвета, покрытого лёгкой плёнкой тумана, а на берегу сидят Тася и Эйдос. Она говорит о потерянном Эредине, который в последние дни их дружбы отдалился, стал привирать и скрыл настоящее отношение к поступкам Таси. Это были жалобы, которые иногда просто было приятно вспоминать».

Так выглядит стена мыслей: когда представляешь что-то, и оно становится некой реальностью, представляемой картиной вокруг тебя.

Когда Тася заметила, что стыдливая и хорошая она никого не привлекает, она смело сняла капюшон на людной улице города и закричала: «Я ненавижу отвратительных, жестоких, лицемерных и высокомерных людей! Чтоб черти вас всех порвали за то, что у вас всех такие длинные носы.… в золоте и алмазах… которые делают вас одиноким никем!» — её никто не понял, что было справедливо, и в этот момент из тёмных и мрачных углов отовсюду повылезали реальные черти: серые и фиолетовые лисицы с крупными острыми клыками и рогами на головах. Их зубы, как и когти с тонкой пластинкой, переплетались между собой, будто сплетённые пальцы чьих-то рук. Лисы смеялись, плевались желчью и говорили человечьим языком, подступая со всех сторон: «Плохие! Плохие людишки!»

Тогда Тася с испугу сама обратилась гигантской лисой и первого прыгнувшего на неё зверя поймала своей пастью, прокусив существу хребет. «Это точно не создаст искупления, а тем более усмирения от Эйдоса для меня!» — всё, о чём подумала девушка тогда. Дух не скупился на выражения и грубости, когда был зол, а потому мог позволить себе лишнее из старых русских книжек с бытом в совхозе или на целине, а потому вселенское прощение надо было заслужить», — так прозвучал отчёт маленькой сказительницы. В детстве она была маленьким гадким утёнком, лишь соломенные волосы и голубые глаза обещали её прекрасное розовое будущее. Её голос, как голос барда, мог поведать историю каждого, в том числе и Таси, даже в этом старом людном баре, чем воспользовался Наставник. Уродливый мужчина отпустил руку девочки, она медленно моргнула, опустив голову к полу, а затем, как ни в чём не бывало, вновь задрала подбородок и продолжила помогать сестре в баре. «Ха-ха! Это здесь-то он ищет потерянную девочку? Вот же работничек этот старпёр!» — по ушам ударил скрежещущий звук голоса одного из местных юных пьяниц. Наставник опустошил свой четвёртый стакан крепкого, со стуком поставил его на стол и удалился из сего зловонного от людей места — здесь было принято платить сразу, а потому нужды в последнем перед уходом не было. Он нервно укусил себя за кончики четырёх пальцев, содрав немного лишней кожи с грязью и откашлялся, убирая руку и по привычке вытирая её об край жилетки. Он и так знал, что эти лисы, подобно крысам, рыщущим по городу, — руки кучерявой Таси, но что было делать с методично раскачиваемой психикой неуравновешенного чудного ребёнка? Некоторые старики пошли с фруктами и мясом к подножию леса, дабы задобрить его — но лесной Бог отвернулся от них и их просьб, будто потакал тем чудесам, что разворачивались сейчас, медленно, словно давно нетронутый рулон карты.

На детектива в отставке многое навалилось сейчас, как сказали бы соседи, которых у него нет: он рискует завалить уже второе дело его жизни.

Робб после новой встречи с Тасей ещё больше был смущён, а мысли его — спутаны. Он теперь знал, что его девушка не одна, что он зря её ждал, что она ушла к некому духу, чтобы потешить себя новыми отношениями, а кролик ныне был для неё просто плюшевой игрушкой.

После её исчезновения, как и наставников, дети вынуждены были куда-то расселиться. Самым верным путём был университет — тот мог обеспечить своих студентов жильём, что сейчас самое главное. «К чёрту ваши праздники, — думал обиженный Робб. — Мне бы сейчас поступить». Вступительные оказались для него не самыми сложными, а потому переселение из гостиницы в общежитие прошло достаточно быстро и гладко. Оставалось только примерно учиться, чего парень будто не мог: первые пропуски, первые отработки, первые «недружелюбные преподаватели», ненужная история на бесполезном техническом факультете, обучающем построению колёс, бары с друзьями и ночи без сна. «Неужели всё это из-за меня?» — думала Тася, когда наблюдала за ним со стороны. «Нет», — ответила ей Тая, уже имеющая подобный опыт. Тася снова в городе, Тася снова здесь — этого и ждала её подруга.