Екатерина Михайловна в детстве. Эта фотография всегда стояла в первом ряду на полке в кабинете М. И. Кривошеева

—

В начале века Богдановы перебрались в Москву, где глава семьи некоторое время служил в Большом театре декоратором-реквизитором. Дети вырастали и разъезжались по стране. Екатерина в 1914 году окончила консерваторию в Санкт-Петербурге.

А встретились мои будущие родители в 1921 году в Полтаве, где Екатерина Богданова отдыхала вместе с сестрой. Там судьба и свела ее с Осипом Кривошеевым. Практически незрячий доктор нанимал помощников, которые нужны были главным образом для чтения специальной медицинской литературы. Отец всегда стремился к новым знаниям, а в тот период ему было особенно важно поддерживать и расширять свою квалификацию.

Осип Маркович и Екатерина Михайловна в день свадьбы

—

Вот он и пригласил ее как чтицу. Ну а дальше – сошлись родственные души: интеллигентные, образованные люди, оба учились в Санкт-Петербурге. Хотя разница в возрасте у них была большая – 19 лет. Да и внешне они сильно отличались: он – невысокого роста, она – крупная, рослая. Но судьба так распорядилась, и в 1922 году я появился на свет.

Марк Кривошеев родился в Полтаве 30 июля 1922 года. Марк, для родителей – Мара, был поздним ребенком, единственным и желанным. В родном городе он провел почти два десятилетия и сохранил об этом периоде своей жизни теплые воспоминания.

В Полтаве семья Кривошеевых проживала на Пушкинской улице в доме №31. В то время этот уютный город с богатой историей и культурными традициями, хранивший память о победных баталиях времен Петра I, постепенно настраивался на мирную жизнь после революционных перемен 1917 года, драматических коллизий Гражданской войны и первых лет военного коммунизма.

Старые фотографии позволяют представить в общих чертах облик Полтавы в первые десятилетия прошлого века. А вот какие краски добавляет к ним коренной полтавчанин Лев Семенович Вайнгорт, который прожил здесь более 80 лет и 30 лет служил главным архитектором Полтавы: «В ней было странное соединение исторически значимого губернского чиновничьего города и глубокого украинского захолустья. Сразу от гордых памятников и строгих ансамблей зданий в стиле русского классицизма начинались кривые немощеные переулки и улицы, застроенные белыми одноэтажными домами, утопавшими в сплошной зелени садов».

Вспоминает Илья Розенфельд, школьный друг Марка Кривошеева

Полтава моего детства – городок маленький, тихий, очень зеленый, и живет в нем всего 90 тысяч человек или даже меньше. Это совсем немного. В Москве и Ленинграде жителей три миллиона. И даже в Харькове – это близко от нас, всего четыре часа езды поездом, – 300 тысяч.

В нашем городе много парков, скверов и бульваров, есть замечательный Городской сад с концертной эстрадой, есть круглый Березовый скверик и Петровский парк, есть Корпусный сад, а вдоль улиц растут каштаны, тополи, акации и дикие маслины.

Жили мы довольно скромно, как и многие наши соседи. Времена были сложные, но я тогда не испытывал каких-либо проблем. Дом, семья, друзья во дворе – что еще надо пацану?

Уже с пяти лет мама доверяла мне утром отводить отца на работу, а вечером – приводить домой. Каждый раз строго наказывала: «Будешь переходить дорогу, попроси какую-нибудь тетю взять тебя за руку». Тогда в Полтаве еще не было машин – только лошади, но движение в центре города было довольно интенсивным.

В кабинете отца все для меня было интересно. Он обычно давал мне несложные задания – какой-то провод подвинтить в его медицинских приборах, что-то для него найти, разложить по местам инструменты. Клещи, гаечные ключи, отвертки я уже в пятилетнем возрасте отличал по названиям и знал, как с ними обращаться.

А когда мне исполнилось шесть лет, отец сказал маме: «Катя, научи Мару читать, и он будет мне помогать». По слогам я уже складывал, а к концу лета научился читать довольно бегло. И вот я стал читать ему медицинскую литературу дважды в день по часу. Это было еще до школы.

Помню, у нас была небольшая скамеечка, я сидел на ней и старательно читал. Отец всякий раз терпеливо поправлял меня, когда я неправильно ставил ударения. Или старался что-то важное объяснить, когда видел, что я не понимаю смысл прочитанного. Это могло быть связано и с медициной, и с электротехникой…

Соседи по дому, особенно мамаши таких же, как и я, пацанов, начали ставить меня в пример: «Вон Марк – отцу помогает, а ты без дела болтаешься…»

Ну а в семь лет с маминой помощью я научился читать по-немецки и помогал отцу штудировать зарубежные журналы и даже книги. Очень этим гордился, а мама меня жалела: «Осип, что ты мучаешь мальчика?» – «Ничего, – отвечал отец. – Это ему в жизни пригодится». И мне действительно это пригодилось.

А еще мама с раннего детства учила меня музыке. К семи годам я уже довольно прилично играл на пианино. Помню, как весело мы делали это в четыре руки… Музыкантом я, конечно, не стал, но научился неплохо подбирать мелодии на разных инструментах. И как бы между делом запоминал классические произведения, которые исполняла мама, и те, что мы вместе слушали на концертах, а потом по радио…

Но 7 мая 1930 года мое безоблачное детство закончилось. Был теплый вечер, мы сели пить чай на балконе. Отец вышел к нам, но вдруг захрипел и повалился прямо на стол. Пятьдесят девять лет. Мгновенная смерть…

Жизнь изменилась. Мы остались вдвоем. В Полтаве у нас не было родственников. Когда мы с мамой шли домой с кладбища, я понял, что мне пора становиться взрослым.

Такая утрата, неожиданная, трагическая. Мне всего-то семь лет. Мы с мамой тогда оба старались поддержать друг друга. Скоро ощутили трудности и в материальном плане. Мама стала преподавать музыку и еще работала в детском саду. Но доходы все равно были небольшие.

Помощь пришла с той стороны, откуда не ждали. В нашем доме жил человек, которому я многим обязан и благодарность которому пронес через десятилетия. Это Иван Затульский. У него была семья, трое детей, а сам он – мастер на все руки. Во дворе нашего дома, среди деревянных сараев, была его мастерская. И я, и другие мальчишки Затульского очень уважали и всегда были рады помочь, если он мастерил что-нибудь во дворе. Вскоре после похорон он подошел к матери и сказал: «Катя, я знаю, вам сейчас трудно. А Марк у тебя рукастый. Пусть он мне помогает, я буду ему платить».

Мать, конечно, взволновалась, но, помня заветы отца, возражать не стала. И я уже на следующий день пошел к Затульскому подручным. Можно считать это началом моей трудовой биографии. Сперва – просто что-то подержать или принести, а потом – отпилить, прикрутить, нарезать резьбу, пробить отверстие… Все это у меня хорошо получалось. Я вставал в шесть утра и шел на работу. Особенно запомнился один наш «объект» – старая церковь, в которой решили оборудовать баню (в те годы к храмам не было никакого почтения). Задание для меня – пробить в толстых каменных стенах отверстия для труб. Работая тяжелым молотком, здорово «выпаривался». В восемь часов бежал домой, умывался, быстро завтракал и шел в школу. А после уроков еще на час – полтора туда же, на «объект».