– Ну… Как знаешь! – Марат хлопнул меня по плечу.

Я передал сумку другу. Устроившись в вагоне он вышел ко мне на перон. Закурил. Говорили мало. Было видно, что он мыслями уже там, ну, а я уже цинично думал о том, как и чем я займусь, когда мой друг умчит в голубую даль под стук колёс.

Миловидная женщина-проводник загнала, курящего третью сигарету брюнета в вагон, явно флиртуя с ним.

Так-то я не курю, но почему-то очень захотелось выкурить сигарету, именно в этот момент, когда остался один. Знаю – это вредно и, вообще, привычка-то малоприятная для окружающих. Многим попросту не нравится запах дыма. Да и привычка что-то сосать во время стрессов, она из детства. Нам всем чтобы мы не плакали, мамы давали титю. Мы этого не помним, но мы успокаивались. И сосали, сосали, сосали… Сосали соски, пальцы, конфеты, сигареты. Так, что со стрессом от расставания решил бороться иначе.

Вагон тронулся, а я двинулся рядом с ним пешком, стараясь сохранить зрительный контакт с широкоплечим брюнетом в камуфляжной военной форме, пока без знаков различия. Остановившись, долго смотрел на уходящий поезд, пока тот совсем не скрылся вдали. Внутри возникло сосущее чувство близкой беды и уверенность в том, что своего армейского друга видел в последний раз.

Со мной частенько так бывает. Есть предчувствие чего-либо, как правило, сильно нехорошего. Из-за этого в узких кругах я снискал славу пессимиста и мизантропа, но это не отменяет, что очень часто эти мои предчувствия оказываются пророческими.

Говорят, что путь назад всегда короче и проще, но перон показался мне намного длинней, чем когда мы торопились на поезд. Брёл, ссутулив плечи, сунув руки в карманы светло-кремовой ветровки, ни на что и ни на кого не обращая внимания. Мысли ворочались с трудом словно стопудовые жернова, в висках похмельным колокольным набатом стучала головная боль. И с этим надо было что-то срочно делать.

Так и добрёл до прозрачных дверей к турникетам, установленными лет двадцать назад, чтобы не шастали всякие. Да… Чтобы войти на перрон и проводить друга я оставил в залог десятирублёвую купюру. Нечего топтать асфальт корпорации без оплаты. Хочешь провожать – плати. Получив свой червонец обратно, миновал турникеты, выйдя к прозрачным дверям с той стороны и замер.

За стеклом не было видно ничего, кроме клубов густого белёсого тумана, который упал на мостовую так быстро, что я не успел заметить как и когда это случилось. Ноздри уловили кислый химический запах.

– Газы? – поинтересовался охранник, топтавшийся тут для соблюдения порядка.

Я поднял глаза на мужчину.

Черты лица правильные. Тяжёлый волевой подбородок, губы тонкие, брови широкие. Нос прямой и длинноватый.

– Что? – заторможено поинтересовался я, – В смысле, не химическая ли это атака?

Он смутился.

– Ну… Да…

Я ухмыльнулся, и медленно роняя слова, пояснил:

– Нет, браток, это не химическая атака. Смотри туда…

Я указал на пару десятков голубей, увлечённо клюющих шелуху от семечек.

– Голуби, – согласно кивнул он, – И что из того?

– Птичке много не надо, – ответил я вяло, – Передохли бы уж все.

– Ааа… – понимающе протянул охранник.

– Химическое оружие бывает нервно-паралитическим и удушающим. Поражающим кожные покровы давненько уже не пользуются, – пояснил я спокойно, – Так, что первыми бы попадали насекомые, а потом бы и голуби уже сдохли, да и люди там ходят. Смотри…

Я мотнул головой, указывая назад на перрон, и тут же пожалел об этом. Голова не вытерпела такого хамства с моей стороны и снова разболелась. Собеседник посмотрел на меня с уважением. Да, я такой. Может выгляжу, как тугодум, но в голове кое-что имеется.

– Откуда тогда этот кислотный запах? – вновь задал вопрос охранник.

– Да, я-то откуда знаю, – ухмыльнулся я в ответ и предположил, – Наверное, выброс какой-то с химического производства.

– Из вашей Москвы последнее время всё производство вынесли за город…

Я молча пожал плечами и накинул капюшон чёрной толстовки. Идти через туман не хотелось, но разговорчивый охранник мне откровенно надоел. Понимаю, что топтаться на одном месте целый день та ещё работёнка, но и я не нанимался развлекать этого верзилу.

На «нашу» Москву захотелось сказать, что-нибудь резкое, или даже дать в морду, но промолчал, лишь плечами пожал. Явно новгородец или ещё откуда-то, понаехал в наш город торгашей. Какого собственно и на фиг ты тут нужен? Не нравится, так, смазывай лыжи и греби отсюда кролем. Но нет… Будет стоять на дверях и тихо-тихо ненавидеть «нашу» Москву и нас москвичей.

– Где тут рюмочная? – резко перевёл я тему разговора.

– Тебе какую? – уточнил он, – Чтобы не потравиться или нормальную?

– Чтобы потравиться, блин! Нормальную, конечно…

Верзила кивнул своим мыслям с таким видом, словно у него бином Ньютона между ушей дебет с кредитом свёл.

– Смотри, выходишь и налево. Держись левой стороны, метров через триста в конце площади будет.

– Спасибо, браток.

– Бывай, бродяга! – фамильярно хлопнул меня по плечу верзила.

На этот раз удержался с трудом, чтобы не сунуть кулаком ему в печень. Ненавижу, когда меня трогают. Тем более без разрешения, тем более другие мужики.

Туман постепенно рассеивался. За дверями химический запах стал ощутимо сильней. Хулиганские порывы ветра, гнавшие по асфальту обрывки упаковочной бумаги и газет рвали белёсую взвесь с противным запахом на клочья и уносили прочь. Обрывки тумана уходили словно нехотя, с такой ленцой, подтверждая, что никакая это не водная взвесь. Пар он совсем не такой. Совсем экологию доконали в последние десять лет. Пока добрёл до рюмочной, от тумана с едким запахом и следа не осталось.

По пути заметил, что нигде нет света. Видимо, электричество кончилось. Наверное, авария случилась. Хотя давненько такого не припомню в Первопрестольной. На Москву можно гнать сколько угодно, и часть из этого точно окажется правдой, но вот с коммунальными удобствами у нас здесь полный порядок.

Холодный червяк плохого предчувствия снова шевельнулся в животе. Что за ерунда происходит?

– Водки «Столичной» двести пятьдесят грамм, – сделал я заказ у скучающего огромного грузина, – И борща тарелку.

– Харашо, дарагой, – флегматично ответил тот, – Борщ, только, халодный. Давай шашлык тебе падам?

– Договорились, – не стал ломаться я и показал два пальца, – Тогда двойной шашлык.

– Карты не принимаем…

Огромная волосатая ручища указала на лампочку.

– Ага, понял, – ответил я, роясь в карманах в поисках залогового червонца, – Света нет… Сколько?

– Два рубля сорок копеек…

Ну и цены… Выудил десятирублёвую купюру и получил сдачу.

Водка была такая холодная, что графин, в который хозяин перелил жидкость, содержащую этиловый спирт, покрылся слоем инея. Пока ждал шашлык, выудил из кармана смартфон и попытался полистать ленту новостей. Было интересно, что случилось, но сеть не ловилась. Что вообще происходит?

Это всё-таки мегаполис. Припомнить подобное я вообще не могу. Это не Сибирь и не Гималаи. Покрытие есть практически везде. Даже в метро есть своя сеть. Нет, я, конечно, давно на Петроградском Вокзале не был, но чтобы на площади Трёх Вокзалов мобильная труба не ловила ни одного из операторов… Так! Стоп! Может, это только моя мобила забарахлила? Из списка контактов выбрал Марата и набрал – неудача. Ещё несколько номеров, тот же самый результат.

Монотонный гомон невеликой толпы в рюмочной внезапно оказался нарушен группой вошедших товарищей в необычной военной экипировке. Компания состояла из нескольких мужчин средних лет и аккуратной блондинки с кукольным личиком и точёной фигуркой. Мужики бородатые, жилистые, движения скупые и хищные, голоса глухие, тихие, взгляды тяжёлые. Такие взгляды бывают у людей, неоднократно убивавших в ближнем бою. Смотрятся как стая волков среди отары бюргеров. Всё это выдавало в них тёртых парней. Тут не надо быть Шерлоком, чтобы понять – от компании прямо-таки смердит опасностью и проблемами. Каждый из них, включая блондинку, был одет в пятнистую военную форму защитного цвета, но не нашу привычную, а в странную, словно пиксельные квадратики нанесены на ткань с помощью цифровых технологий. Из-за этой особенности взгляд с пятен камуфляжки соскальзывает, не цепляется.