– У меня два сына, а дочки нет. Ты будешь моей дочкой? – спросила она

– Буду.

У тети Гали была подруга похожая на нее, Тетя Марина, директор банка. Она гуляла по парку с маленьким пекинесом, которого я любила потрепать по длинной шерстке.

– Я свою подружку жду стою. Ты видела, тетя Галя здесь? – спрашивала она меня улыбаясь – Вот у тебя есть подружка и у меня тоже есть подружка!

По вечерам они сидели в зале парикмахерской, пили пиво, громко хохотали и пели русские песни. Однажды тетя Галя и мне сделала модную короткую стрижку с челкой.

– О Боже!!! Какой ужас! – закричала моя мама, когда увидела – А у меня она спросить не могла?! Не заходи больше туда, к этой вульгарной безвкусной женщине! А эта ее подруга Марина, вообще алкашка! Вдруг они тебя к пиву приучат.

– Тетя Марина директор банка! – сказала я – Они веселые, нарядные, песни поют, они мне нравятся!

– Ну и что, что директор банка! Она вульгарная, пьющая женщина, нет ничего ужаснее, чем пьющая женщина. А эта Галина! Просто ужас! Краситься как проститутка, орёт так громко, на весь дом слышно! Культурная леди должна тихо разговаривать, никогда не ругаться, не смеяться громко, не плакать.

– Тетя Галя весёлая.

– Зэчка Она!!! Она в тюрьме сидела за воровство!!! Сюда всех зэков отправляли на стройку. Тут все русские зэки, и киргизы все тоже от них научились. Вообще весь Кыргызстан надо колючей проволокой огородить, все тут преступники!

– А ты над зэками командовала!

– Я инженер, интеллигентная, культурная, ни разу в жизни спиртное в рот не брала. Ты должна с меня пример брать. Мама для тебя должна быть примером! – мама закрыла лицо руками – Как отсюда уехать? Как уехать? Где денег взять…

Но я уже полюбила тетю Галю, и каждый вечер засыпала, думая о ней. Как я ее лечу, когда она заболеет или я болею, а она меня лечит, уколы мне делает и поит лекарствами. Как я её обнимаю, и мы засыпаем вместе.

«Ну заходить нельзя, а возле двери постоять то можно!» подумала я. Надела маску свиньи и просунула рыло в дверь парикмахерской. «Они меня не узнают, подумают свинья стоит, и не заметят».

– А ты что это там стоишь, не заходишь? – Тетя Галя громко засмеялась – Свинья! Ой! а что это на лбу тут написано. Форид. Что это?

– Это лоб по английский.

– Форид, – повторила она – заходи, посиди на диване.

– Такая классная песня! – закричала я –

Я буду вместо вместо вместо неё

Твоя невеста честно честно я ё

– Да классная – засмеялась тетя Галя – а вот эту слышала? – она перемотала кассету и запела:

Жениха хотела, вот и залетела

Ла ла-ла ла-ла…

Все засмеялись.

– Слышала! Верка Сердючка и Глю'Оза! – закричала я.

– А давай я буду Верка Сердючка, а ты Глюкоза:

Глюкоза ты бессовестная дочка, понимаешь

Ты пошла по наклонной, понимаешь…

Какой-то страшный несуразный говорит ерунду

И если это выбор твой, на Свадьбу я не иду…

А теперь ты давай!

– Да вы прям копия Верка Сердючка! – смеялась я

Как надоело мне тебя слушать мам…

Жениха хотела, вот и залетела

Ла ла-ла ла-ла…

Весь зал смеётся, тетя Марина за живот держится. Я ничего не понимаю, они смеются мне тоже весело. Тетя Галя говорит:

– А давай вот эту споём, Мариночка:

Хорошо, все будет хорошо…

Жизнь такое спортлото

Полюбила да не то

Выиграла в любви джек-пот

Присмотрелась идиот…

Я приходила в парикмахерскую и тетя Галя говорила:

– Садись чаю попей, вот конфеты шоколадные.

Там было весело, песни, музыка, хохот. Один раз они мне и правда пиво дали попробовать. Но я его пить не стала, невкусное.

После уроков в школе, я шла в «Мээрим», где моя мама занималась английским с учениками. У нее было несколько групп, и больше ста учеников. Занятия платные, половину денег мама брала себе, а половину отдавала «Мээриму». Про Мээрим много рассказывать. Это чудесное место было. Двухэтажное розовое здание с закругленными окошками. У входа внутри стояла высокая полочка, все оставляли обувь на ней и переодевались в домашние тапочки. Под лестницей оставляли верхнюю одежду на вешалках. Внутри всегда было тепло. В зале большой ковер и диван, в центре комнаты стенды с поделками детей. Всегда идеальная чистота, на стенах ни единой царапинки. Этот дом творчества открыла жена губернатора и она часто приходила с проверками. Мама была влюблена в Англию, в королеву Елизавету, и она говорила:

– Смотри пришла жена губернатора, она у нас первая леди. Смотри как она элегантно одевается, всегда в черном, на каблучках. Слушай как она разговаривает спокойно, культурно, никогда не кричит, не ругается.

В Мээриме никому из детей даже в голову не приходило поцарапать стену или соринку кинуть. Возможно никто не смел нарушить такую чистоту, или просто словосочетание «жена губернатора» действовало на всех магически. На первом этаже большой танцевальный зал. Я иногда стояла у двери и подсматривала как девочки танцуют перед зеркалом. Рядом класс пения и пианино, и туда подглядывала, наблюдала как учительница играет на пианино. У нее такой нежный голос. Полная, конопатая, учительница пения и фортепиано, я её полюбила. Мне очень хотелось петь, но я знала, что мама не согласиться. Мама никогда меня не слушала, вообще.

– Слова хочу нет – говорила она – есть слово надо!

У мамы в английской группе занималась одна русская девочка Анечка, мы учились в одной группе. После занятий мы с ней бежали ко мне домой, и я говорила:

– Давай петь песни!

На втором этаже Мээрима, в большом зале огромный круглый стол, на стенах настоящие большие картины маслом, гравюры. Прямо в этом зале проходили уроки рисования и еще уроки игры на флейте. Мы рисовали под звуки флейты. Из зала двери: в кабинет директора, где он занимался с детьми фольклором; в класс шитья; в класс русского и английского. Мамины группы делились по уровням знаний. Я была уже в группе среднего уровня. Однажды учительница танцев подошла к моей маме и сказала:

– Отдайте свою дочку на танцы. Она высокая, красивая.

– Она неуклюжая, не сможет танцевать – сказала мама.

– Они все сначала неуклюжие. Я ее научу.

– Нет. Она будет заниматься только английским. Пусть не распыляется, с детства как начала английский учить, пусть до конца учит. Будет самой лучшей в чем-то одном, а не все понемножку уметь.

У меня никто и не спросил, хочу ли я танцевать… Я танцевала иногда дома, когда мама на работе, но дома не было зеркала, и я не видела, как я выгляжу. Было только небольшое зеркало внутри шифоньера, в котором мама видела себя по пояс, а я только лицо. Я мечтала, чтобы дома было большое зеркало как в танцевальном зале где я могла бы видеть себя полностью с раскинутыми руками, тогда я научилась бы красиво двигаться. Но зато у меня был магнитофон. Я слушала песни, ставила на паузу, отматывала назад, учила, записывала в тетрадку. Приходила Анечка, я ей говорила:

– Давай песню запишем!

Мы пели и записывали наши голоса на кассету, стирали и снова записывали. Из всех кружков, мама мне позволила ходить, кроме английского, только в компьютерный класс. Но там было сложно. Я кое-как создала e-mail, и научилась письма отправлять тёте и двоюродной сестре в Америку. После компьютера я вышла на улицу, а мир как будто другой, я как будто во сне. В компьютерный класс заходить перестала. Очень редко раз в месяц заходила, чтобы письмо тете отправить, и то мама помогала.

Когда я училась во втором классе, я наконец подружилась киргизской девочкой. К нам в класс пришла одна новенькая, ее посадили за вторую парту. Ее звали Элвира, на полтора года старше меня. Толстая, белая, с коричневыми волосами и глазами, она была похожа на игрушечного медвежонка. Элвира сама подошла ко мне и сказала:

– Давай вместе на физкультуру не пойдем! Пойдем ко мне домой!

И мы побежали к ней, набегу умудряясь что-то петь. Мы вошли во двор, через резные деревянные ворота. Дома никого не было.