Один раз слепой дедушка пришел к нам в гости. Мама так удивилась:
– Папа, как же ты дошел слепой? Тебя же машина могла сбить!
– Машины меня объезжают – сказал дедушка.
Я питалась почти одними фруктами. К концу лета стала худая как спичка, а на лице остался один нос. В сентябре мама отвела меня в школу. В городе была одна русская школа, где преподавали на русском. Школа оказалась жутким местом для меня. Через неделю мое имя знали все две тысячи учеников. Ад и две тысячи чертят! Каждый раз, когда я шла домой из школы, в меня летели камни и я слышала:
– Оля дура!
– Желтая жопа!
– Эй, Буратино!
– Дура!
– Русская свинья!
Но были и более воспитанные дети, которые спрашивали:
– Можно я твои волосы потрогаю? О! Такие мягкие!
В школьном туалете некоторые девочки:
– Покажи жопу. У тебя такая же как у нас или другая?
– А у тебя писька есть?
– Можно потрогать?
– Ну, трогай! – даже здесь покоя нет, думаю.
Мама устроилась в школу на окраине города, преподавать английский. Это была киргизская школа. Однажды она взяла меня с собой. Пока мама была на уроке, я бегала во дворе. Толпа деревенских киргизят окружила меня, они лапали меня и вырвали мне половину волос. Взяли на память золотистые волосы. Мама проработала там не долго. Её уволили, потому что киргизского не знает. Мы шли домой, мама плакала и её слёзы капали в пыль. Но мама быстро нашла новую работу в садике и в детском доме творчества «мээрим»(доброта).
Мама отдала меня в школу с шести лет, в то время как всем моим одноклассникам было семь или восемь. Но я все равно была самая высокая. Я уже умела быстро читать и писать, решала задачи по математике. Русских распределили в каждый класс по одному два, чтобы киргизята, могли от нас научиться русскому языку. Поэтому общаться с русскими девочками не получалось, Анечка училась в другом классе, Ноза вообще в другую смену. На перемену я не выходила, а перед тем как идти домой стала прятаться за дверью, складывала ладони и читала молитву:
– Господи, пусть меня никто не тронет.
Иногда Бог и вправду слышал меня, и я спокойно шла домой. На физкультуру я тоже не ходила. Боялась, что побьют там, подножку подставят или затопчут вообще. Когда весь класс вскакивал, и с криками: «Ура! Физ-ра!» выбегал в коридор я спокойно складывала книжки и тетрадки в сумку. Оставляла сумку и шла одна гулять по пустынному двору школы. За забором-двухметровой стеной был дом с голубыми воротами. Там жила мохнатая рыжая собака без передней лапки. Почуяв меня, она поднимала ушки и скакала ко мне как могла на своих трех лапках.
– Привет лисичка – говорила я, взяв ее лапку – черти отрезали тебе лапку. Жаль ее уже нельзя вылечить.
Эта собака была моим единственным другом в школе. На уроках я отгораживалась стульями и читала, слушала учительницу. Я первой отвечала, удивляя всех длинными рассказами. А потом с гордостью наблюдала за одноклассниками, которые не могут выучить стишок, а вместо того чтобы, пересказать рассказ своими словами, они говорят заученную первую строчку, а дальше стоят молча у доски. У них были помятые засаленные тетрадки. Я думала сначала, что они руки не моют, но потом поняла: они кладут в сумку вместе с книжками и тетрадками жирные пирожки, лепешки, яблоки. По дороге домой слушая издевки, я думала, я умная, я отличница, просто школа не знает об этом. Я была почти отличница, только одна четверка по физкультуре, на которую я вообще не ходила. А в школе появились стишки про меня:
– Оля дура, Оля вша
Оля любит алкаша
– Оля любит Колю, он ее сосед
И студента Мишу уже красивых лет
В коридорах и дверях всегда была давка. Толпы бегущих детей. В дверях и раздавить могли. В классах было по сорок учеников и мы сидели по трое за одной партой. Часто меня трогали, били, дергали за яркие волосы. Я возненавидела их всех. Начала драться, кидать камни в ответ, пинать всех. Я попала к чертям и стала чертом! Хоть я и белая, я тоже теперь черт! Нет! Я настоящий дьявол! Я огромный белый дракон со светящимися зелёными глазами, расправляю мощные крылья, взлетаю и пускаю пламя из пасти на толпу внизу! И я бросалась с яростью на толпу смуглых детишек кричала и плевала на всех. Из-за этого, маму часто вызывали к директору, а меня ругали, выгоняли из класса и ставили в угол. Вечером после очередной драки мама часами ругала меня:
– Почему у всех нормальные дети, а у меня такая тварь!!! Почему ты не можешь спокойно учиться, как все нормальные дети?! Посмотри какие девочки хорошие ко мне на английский ходят! Почему ты не дружишь с ними? Почему с этой Нозой? У нее мать алкашка безработная!
А я плакала, кричала и даже билась головой о стену.
– За что мне такое наказание! Такой ужасный ребенок! Никак не получается воспитывать. Что-нибудь говорить начнешь, орет как бешеная.
Вскоре мама устроилась в эту школу преподавать, чтобы следить за мной. Она пыталась подружить меня с одноклассницами.
– Подойти к вот этой девочке – сказала она – поговори с ней, спроси, как ее зовут, скажи давай поиграем.
Но я уже возненавидела всех. Мне даже в голову не приходило, как можно тут, с кем-то подружиться.
После школы мама закрывала меня на ключ и уходила в Мээрим. В этой квартире был, необъяснимый страшный дух. Каждый раз, когда я оставалась одна меня охватывал страх я залезала под одело с головой, а черное пятно на паласе гналось за мной. Оно сходило с паласа, увеличивалось и превращалось в черное облако, нависало над моей кроватью. Я закрывала дверь в спальню, представив, что пятно осталось за дверью и не может выйти. Брала стопку книг и залезала под стол. Дома было много книг, журналов, открыток, набор марок с картинами художников. Я сидела и рассматривала интерьеры дворцов: Эрмитаж, Третьяковская галерея, оружейная палата, Пушкинский дворец-музей. Картины, серебряная посуда и украшения, резная позолоченная мебель, я не могла оторваться. Картины – репродукции Шилова и Брюллова висели у нас на стенах, большой календарь с работами импрессионистов стоял на столе.
Мама приходила поздно вечером. Мы ужинали. Однажды, когда стемнело, она натянула простынь на шифоньер и достала диапроектор. В него она вставляла специальные карточки с пленкой и большие картины высвечивались на простыни. Коробочек с такими карточками было очень много, русская и зарубежная живопись, классика, импрессионизм, эпоха возрождения. Портреты красавиц на темном фоне и пейзажи, исторические сцены и сцены сражений, античные сюжеты и иллюстрации сказок.
Потом настала зима. Дома было жутко холодно. В спальне стояла старая ржавая духовка, на ночь ее выключали. Утром мама включала ее и будила меня. Я долго не могла вылезти из-под одеяла от холода, клала одежду на духовку, чтобы она немного подогрелась. Из-за этого я стала опаздывать, и часто приходила на второй урок.
Папа писал нам письма и отправлял деньги по почте, мы тоже писали ему письма. Папа писал, что скучает и просил вернуться.
– Мама давай вернемся к папе, ему скучно одному – сказала я.
– Да ты что! Он же сумасшедший! Ничего сказать нельзя, сразу с кулаками набрасывается. Такой здоровый мужик, кулаком как даст и убить может! – она завелась надолго – Твой папка дурак! Там можно было рабочих нанять и вообще разбогатеть, если бы он работал. Но он ленивый, целыми днями спал! Семь лет там потеряла с этим скотом безмозглым! Жуть там была, зимой снег холод, осенью и весной грязь, не пройти не проехать! Ой ужас! Как я там жила! Как вспомню!
– Мам, там было вкусное молоко, мясо…
Тут мама вообще взбесилась и начала кричать:
– А ты не думаешь каким каторжным трудом мне все это доставалось! Этот псих в 6 утра меня будил: «Вставай! Работай!» Я там как раб была, горбячилась в чужом доме! Семь лет жизни потеряла! Ты дура вся в своего отца, ничего не понимаешь!
В самую середину зимы электричество вообще отключили на целых две недели. Кажется, только нам за неуплату. Мы не вылезали из-под одеяла, ели только лепешки с подсолнечным маслом и пили ледяную воду. Зимние ночи наступали уже в шесть вечера. Мы с мамой лежали в темноте, и она рассказывала свою жизнь: