Литмир - Электронная Библиотека

– Ребёнок родился больной. Не выживет.

Я слышу, как ходят за дверью. Слышу, как щебечут медсёстры на посту. Как плачет чей-то ребёнок за стенкой. Я смотрю на потолок, он белый. Белый-белый…

– Сколько? – спрашиваю я.

– Пару часов или пару дней.

Я киваю. Закрываю глаза и слышу шаги выходящей из палаты заведующей.

Мне хочется рассказать о случившемся маме. Я понимаю, что это моя семья звонит мне всё время – волнуются. Когда в палату снова заходит медсестра, я прошу найти мой телефон, затем звоню.

В трубке гудки. Их прерывает грустный голос мамы.

– Мама, ребёнок не выживет, – говорю.

– Мы знаем, – отвечает она.

В этот же день моей семье разрешили меня навестить. Медперсонал шёл на нарушения, понимая моральную сторону вопроса.

Пришли втроём: мама, муж и свекровь. Они зашли тихо и аккуратно, как воспитанные дети в музей. Я помню, что мама подошла к моей кровати, и мне стало больно от одного прикосновения. Болел шов внизу живота. Я помню её почти прозрачные глаза и грустную улыбку. Но плохо помню, о чём мы говорили.

Мама и свекровь стояли рядом, а муж чуть позади – ждал. Он был молчалив, опустил глаза.

– А мы девочку нашу сегодня крестили, – сказала мама.

– Какую девочку?

– Варю… – отозвался Егор.

Варя. Мы выбрали это имя ещё до родов. Именно так и хотели назвать нашу дочь. Успели.

Я узнала, что пока я отходила от наркоза, моя семья приняла решение крестить дочь прямо в реанимации. Родители приехали в Костёл и в срочном порядке увезли ксендза прямо в больницу для совершения обряда.

Посторонним в реанимацию нельзя, но в этот раз разрешили. При условии, что войдёт только ксендз. Его звали Константин, он был очень молод и очень оптимистичен.

Проведя обряд, Константин вышел из отделения реанимации, его обступили родители и муж. Они узнали, что крёстной мамой стала дежурная медсестра, потому что без крёстного родителя обряд провести нельзя. Что Бог даст, и всё будет хорошо.

– Когда Варя выйдет из больницы, мы закончим обряд Крещения в Костёле, – просто сказал он.

Мне стало радостно. Что крестили, что дали имя.

Спустя некоторое время мамы вышли и оставили нас с мужем наедине. Егор сел около моей кровати, взял меня за руку и заплакал.

Время посещения было строго ограничено. Вскоре Егору пришлось уйти, и я осталась одна.

В мою палату больше никого не положили, потому что остальные пациентки были с детьми. Персонал не хотел меня травмировать.

Глава 3

На следующий день я узнала, что мою дочку привезли на реанимобиле в реанимацию детской областной больницы в посёлке Боровляны. Оборудование и возможности областной больницы были лучше, чем в нашем городе. Мне принесли номер телефона реанимации, написанный на клочке бумаги.

– Звоните, узнавайте состояние ребёнка.

Звоните и узнавайте.

Первый день я не звоню – собираюсь с духом. На следующий понимаю, что надо перешагнуть через себя, надо позвонить.

Набираю номер. Гудки дрожат в трубке.

– Алло, – отвечает женский голос, – Детская реанимация.

– Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, какое состояние у Варвары Г.? – я произношу слова, но словно слышу их со стороны от другого человека.

– А кто спрашивает?

Пару секунд я соображаю.

– Мама… – говорю. И тут меня словно бьют мешком по голове. Осознаю – я мама! А мой ребёнок умирает!

Я начинаю рыдать. Голос в трубке меня успокаивает. Но мне так горько, так плохо, страшно.

Сквозь поток слов до меня долетает всё тот же голос в трубке: «Но вдруг случится чудо?»

Вдруг случится чудо?

Узнав, что Варя стабильна, я благодарю и кладу трубку. Понимаю, что больше не смогу звонить сама, что придётся просить о помощи мужа или папу. Тех, у кого покрепче нервы.

Через несколько дней у меня поднимается температура. Я больше не получаю «самых сильных обезболивающих», и постепенно реальность заполняет мой мозг. Я впускаю её дозировано. Медсёстры удивляются: «Какая спокойная и адекватная мама!» Но на самом деле я умерла. Я умерла, но боялась, что кто-нибудь догадается.

Меня положили в палату без соседей, чтобы уберечь. Об этом мне сказала заведующая. Я думала о её словах, когда смотрела на картину над кроватью. Большое полотно с изображением младенца. Думала о её словах, когда слушала по ночам дружный хор детского плача. Этот хор заводился каждую ночь, несколько раз за ночь. Вот приезжает роженица, она кричит. Вместе с ней начинают дружно кричать и дети в отделении. Как только её увозят в родильный зал и крик в отделении утихает – утихает и хор младенцев. Я смотрю в темный потолок по ночам и считаю: первая роженица приехала, вторая, третья…

Персонал ухаживает за мной, как за ребёнком. Можно сказать, меня нянчат. Всё чаще я начинаю хныкать, жалуюсь – всё болит, я устала, я хочу домой. Я понимаю, что это капризы. Но персонал слушает, они жалеют меня, делают всё, что от них зависит. Заведующая обещает: «Мы Вас выпишем раньше. Как только будет возможность».

В один из дней, когда я уже могу вставать с постели, но хожу, придерживая шов рукой, мне звонит моя сестра. Она живёт в соседнем городе, но сейчас приехала навестить меня. Снимаю трубку, и она говорит: «Аня, посмотри в окно». Я подхожу к окну, а там они все: мои родители, Егор и моя сестра Наташа. Все смотрят на меня и улыбаются, а Наташа машет рукой изо всех сил.

И я босая, согнувшись и придерживая рукой шов – к ним! Бегом! По холодной больничной плитке, мимо всех палат, мимо поста персонала – прямо на коридор, к лифтам. К маме, папе! К мужу и сестре! Выбегаю из отделения, а они уже там. И я падаю в их объятия. Мама снимаем свою обувь и надевает мне. Мы садимся на скамейку в коридоре, они рядом, обнимают меня.

Мимо проходит заведующая. Она останавливается, её взгляд строг. Но через секунду взгляд смягчается. Она говорит:

– У вас десять минут. Но больше так не делайте.

Десять минут! Счастье! Десять минут с близкими среди этой безысходности!

Персонал спешит с выпиской. И вскоре, когда состояние шва и анализы не вызывают вопросов у врача, мне говорят – домой.

Домой!

Сообщаю радостную новость мужу. Собираю вещи и передаю их медсестре. Сама носить сумки я пока не могу. Выхожу в фойе отделения и сажусь на скамейку. Вокруг снуют туда-сюда мамочки. Кто-то с ребёнком на руках, кто-то без. Все они выглядят довольными. Уставшими, но довольными. Мне почему-то хочется улыбнуться, глядя на них. Повезло им. Как, должно быть, им повезло! И пусть они не понимают этого в заботах о новом человеке. Но я точно знаю, что им повезло.

Глава 4

Мы ехали домой молча. Папа был за рулём, муж сидел рядом. Я смотрела в окно и наблюдала за тем, как идёт снег. Мыслей в голове не было. Была только наша машина и медленный пушистый снег за окном.

По возвращению домой мы пытались жить обычной жизнью. В нашей тесной полуторке всё ещё стояла детская кроватка – пустая. Мы купили её незадолго до больницы, и уже к тому моменту успели собрать. Позже Егор настоял: «Разбирать не будем». И он был прав. Только отчего-то каждую ночь я никак не могла уснуть и вставала со своей постели. Ложилась на пол возле этой детской кроватки и беззвучно рыдала. Прости меня, прости меня, дочь.

Свою трагедию я пыталась пережить, как могла. Я знала, какой диагноз у моей Варвары, но не спешила лезть в интернет и читать информацию о нём. Я слышала о таком заболевании впервые. Глубокое поражение кожи. В нашем случае – поражение 100% кожи. Я знала, что у Вари самая глубокая форма этого заболевания, знала, что выглядит это очень плохо, что это не лечится. Но больше данной информации подпускать в своё сознание я не могла и не хотела.

В один из дней мне позвонила мама. Она была в радостном возбуждении:

2
{"b":"798600","o":1}