– Можно тебя на пару слов?

– Можно…

Мы переместились за следующий столик. Хорошо, что в кафе не было других посетителей, иначе пришлось бы устраивать сцены на приставных стульях. Я уже успокоилась и с грустью думала, что ничего, кроме отвращения, не могу сейчас вызывать.

– Ну, я рада, что у тебя кончился кризис, – сказала я. – Поздравляю.

Он внимательно на меня посмотрел. Лучше бы он этого не делал, конечно, но я уже ничего не могла ему запретить.

– Я могу сказать тебе правду. Не говорил, потому что не был ни в чем уверен.

– Скажи.

– Здесь? Прямо здесь?

– Конечно.

– Не устроишь потом скандал, что ресторан был недостаточно респектабельным? – уверенно улыбнулся он. Да, он был на коне, поэтому не боялся говорить правду. А я боялась ее даже услышать.

– Так вот. У меня слишком сильная связь с этой женщиной, – он кивнул на блондинку. – Связь, которая гораздо сильнее меня. И эта связь никогда не уходила окончательно, хоть мы и не общались почти десять лет, – он говорил твердым голосом и смотрел мне в лицо. – А теперь она вернулась во всей силе и накрыла меня с головой… – он замолчал и уже на меня не смотрел.

Я слушала его, и моему изумлению не было предела. Когда он все успевает? Кризис, разрыв, страсть из прошлого, накрывшая с новой силой… Живет человек!

А что остается мне? Разве что вернуться за свой столик пить остывший кофе.

– Что ж, – кажется, сказала я ему. – Что ж. До свидания.

Конечно, эффектное платье немного скорректировало бы всю эту ситуацию в мою пользу. Но его, к сожалению, не было…

Мое сознание вернулось в реальность. Который раз я сдирала этими воспоминаниями кожу с сердечной раны, и боль до сих пор была острой. Не оставалось ничего другого, как упиваться ею.

– Расскажи мне, что можно в Риме посмотреть, – попросила я мою подругу, чтобы отвлечься. Это было все равно, что прийти в библиотеку Мирового конгресса и попросить что-нибудь почитать.

К счастью, она сама интерпретировала вопрос:

– Сходи на виллу Фарнезина с фресками Рафаэля. И в Palazzo Massimo – музей с древнеримскими мозаиками и скульптурой рядом с Repubblica. Только иди сразу на этаж с фресками.

В ответ я рассказала ей мою теорию о том, что в Риме всюду полно красоты и искусства.

– Здесь даже юные официанты как из-под кисти Рафаэля, – воодушевленно добавила я.

– О, это в тебе говорит шампанское, которое мы, кстати, допили. Может, хочешь еще?

Но я отказалась. В памяти было свежо воспоминание о том случае, когда я поддалась сентиментальным чувствам и выпила больше, чем предполагала. Собственно, воспоминание заключалось в том, что я с трудом снимаю платье в постели неизвестного мне типа…

Итак, мы продолжили беседу. Моя подруга прекрасно ассимилировалась здесь. Они с мужем составляли гармоничную пару, даже работали вместе. Она показала мне свою визитку: агентство недвижимости. Он занимался юридическими моментами, она была агентом. Моя подруга рассказала, что из-за кризиса клиентуры все меньше. Но бизнес пока рентабельный. А в Риме, конечно, хорошо, но дорого и работы нет. Она призналась, что в какой-то момент хотела вернуться в Москву.

– Муж не хочет, – закончила она. – И правильно, он там никто.

– Каждый из нас рано или поздно оказывается в городе, где он никто. – Вот это уже точно во мне говорило шампанское.

– Я думала, что если выйду замуж за итальянца, то у меня не будет проблем. Но проблемы начались сразу после этого.

– Мировой кризис?

Она посмотрела на меня озадаченно. И, кажется, догадалась, что я совершенно не понимаю, где находится вилла Фарнезина, и какие мегаусилия требуется приложить, чтобы открыть в Риме свое дело. Я предстала перед ней во всей своей девственной наивности и тупости. И мой мозг был величиной с грецкий орех…

– Когда, ты думаешь, здесь начался кризис? – спросила она.

Я напряглась всем телом, надеясь, что хотя бы в этом положении клетки моего маленького мозга заработают. Но нет. Я не могла вспомнить, что происходило в мире ни год, ни два года назад. Потому что долгое время на мою жизнь влиял только мой бурный роман. Как сказал почти сто лет назад Пастернак: «Я знал двух влюбленных, живших в Петрограде в дни революции и не заметивших ее».

Эпоха ушла, а влюбленные не изменились. Они ходят в магазин и на работу, и внешне в них нет ничего выдающегося. Просто они живут чем-то другим. И вся политика для них существует только в ленте фейсбука, которую листаешь за завтраком… Именно так бы случилось со знакомыми Пастернака в наше время. Мне так кажется…

Итак, я была безнадежна, но моя подруга была милосердна.

– Мы решили расширить деятельность нашей фирмы и заняться вообще всеми услугами, которые могут понадобиться тем, кто первый раз в Риме. Переводчик, жилье, адвокат, организация свадеб…

– Возьмешь меня к себе?

– Комнатным фонтанчиком? – уточнила она и беззлобно рассмеялась. Я тоже. – Расскажи, наконец, как ты. Чем сейчас занимаешься? Мне всегда нравилось, как ты пишешь.

– О, сейчас оценишь, – оживилась я. – Работаю политическим обозревателем в журнале.

– Ты шутишь!

– Я же сказала, что ты оценишь.

– Как ты туда попала? Через постель?

Мы опять рассмеялись. Я смеялась показательно громко, потому что, коротко говоря, да. Если убрать все красивые перипетии нашей с Максом истории, то это именно так. Я попала сначала в его постель, а потом в его офис. И было бы ханжеством не связывать два этих последовательно случившихся факта. Хотя, как заметила даже моя подруга, у меня и правда неплохо получалось писать. Даже о вещах, в которых я совершенно ничего не понимала. Но я умела выписывать реальность по-своему, и в этом был некоторый профессионализм.

– И как дела на работе? – спросила она.

– Не знаю, когда я уезжала, были не очень хорошо…

– Мировой кризис?

Мы снова рассмеялись. Удивительно, насколько весело мы обсуждали наши проблемы.

– Кризис возраста, – я продолжила игру слов. – Понимаешь, я живу в маленьком городе, где, как в кастрюле, все варится в своем соку… Просто учредитель моего издания сомневается, нужен ли ему следующий депутатский срок. И склоняется к тому, что нет. А значит, и журнал, в котором я работаю, не нужен.

– И что ты будешь делать?

– Вернусь в Россию, продолжу страдать по Максу…

– Нет, если потеряешь работу?

– Я испытаю облегчение.

– А жить на что?

– А, это… Пойду писать для конкурента бывшего работодателя, здорового и молодого, который видит себя в политике на много лет вперед.

– Как все продажные журналюги?

Такой вопрос уже давно не тревожил меня. Мою подругу он тоже интересовал не сильно. Кого сейчас вообще волнует порядочность?

Мы расплатились и вышли на улицу. Она повела меня к Виа дель Коронари узкими римскими улицами, на которые смотрели вывески развлекательных заведений. Под вывесками шумели толпы веселящихся итальянцев. Каждая толпа была сконцентрирована на себе настолько, что можно было открыто любоваться на смуглые лица мужчин, словно срисованные с древних фресок. Прекрасные итальянцы курили на улице и пили пиво из пластмассовых стаканчиков. Воздух был свеж, ночь темна, переулки петляли, и я совсем потеряла надежду в них разобраться. Никто в Вечном городе не потратил на меня ни секунды внимания, ни один мужчина. О чем я сказала моей подруге.