— Ты энциклопедию дочитала?

— Да. Но к сожалению я больше половины групп даже не слышала.

— Хочешь проиграю? Для примера. Что бы тебе наглядней было.

— Хочу, — Женя ловко вывалила в миску ком фарша и потянулась за сахаром.

— Эй, ты чего сыплешь? — Мартин подорвался со своего места и поспешно выхватил сахарницу из её рук, — это ж не соль! Совсем заспалась?

Женя непроизвольно отшатнулась — Игорь мог запросто треснуть. Мартин покачал головой и протянул ей солонку.

— Не волнуйся, — засмеялась Женя, — это мой маленький секрет. Если в фарш добавить чайную ложечку сахара, начинка или котлеты будут мягче и сочнее.

— Да? — удивился Мартин и заглянул в миску, где Женя разминала будущую начинку для пельменей, — надо запомнить!

— А ещё можно добавить мелко натёртую капусту, морковь и лук. Получится необычно. Она машинально хотела добавить " Мужу очень нравится", но вовремя прикусила язык.

— Надеюсь, что готовишь так же хорошо, как и пи*дишь, — Мартин неожиданно обнял её сзади, на мгновение прижался щекой к щеке и спросил:

— Ну, что? Сыграть тебе?

— Прямо так проиграешь? Любое, что я назову? Без нот? Без подготовки?

— Конечно, — Мартин хмыкнул, — я же с этого начинал. Сперва просто переигрывал известные группы. Подражал. Пробовал играть так же.

Он сходил за гитарой, несколько секунд помедлил и осторожно извлёк первые звуки. Женя слушала молча, склонив голову на бок и пытаясь впитать в себя каждый звук.

— Красивая баллада. Чья она?

— Black Sabbath — Planet Caravan.

— Я не знала, что рок может звучать именно так.

— Ты ещё много чего не знаешь. Хочешь сыграю ещё, что-нибудь?

Женя молча кивнула. Баллада оказалась пронзительной. Очень душевной. В некоторые моменты её пробирало до мурашек. Совершенно восхитительная вещь от которой прожигало буквально насквозь.

— А это, кто?

— Мetallica — Fade To Black.

— Я пожалуй за всю жизнь слышала только Scorpions — Wind Of Chanqe. Это ведь баллада?

— Угу. Попробую. Я конечно, не Клаус Майне…

Мартин тряхнул кудрями осторожно провел по струнам. На самом деле мелодию он слышал много раз и мог сыграть интуитивно, просто по памяти, порой не в той тональности, пусть не очень верно, но зато с душой.

Он играл, а сам наблюдал за Женей.

Она хлопотала у плиты, ловко нарезая овощи и помешивая в кастрюле. Руки делали привычное дело, быстро и ловко. А ещё Мартину понравилась её аккуратность. Стол был чистый. Под разливательную ложку Женя подложила салфетку, и сковородка не плевалась жиром. А вот лицо у неё было какое-то безучастное, словно Женя ничего не замечала вокруг и все время думала одну невеселую думу.

Наверное, впервые в жизни Мартин задумался о девушке ни, как об объекте удовлетворения. Ему импонировала её странная и нежная покорность. Коварная женская черта, позволяющая мужчине быть верхним и сильным. Необъяснимая преданность, безвозмездное подчинение катализирующие его великодушие. А впрочем, в Жене чувствовалась упрямая, взведённая, словно курок сила, будто сжатая пружина, которая кажется временами сжималась все крепче и туже, чтобы когда-нибудь распрямиться и выстрелить.

— Начинаю понимать, почему ты влюбился в рок.

— Не знаю. В какой-то момент это помогло мне принять свои чувства. Двенадцать лет. Тяжёлый развод родителей. Переезд в другую страну, — Мартин разоткровенничался совершенно неожиданно. Сам не ожидал, что выстраданное и давно наболевшее внезапно польётся наружу.

Подобным он не делился даже с одногруппниками. С невоспитанным, высокомерным и хамоватым Ольгердом и добродушным, но таким странным фриковатым Тони. В своём классе они оказались особо проблемной троицей и прошли непростой путь вместе.

— Это было тяжёлое время. Лавина стресса. Разлад с родителями. Проблемы с языком, новыми одноклассниками, учителями. Веришь, что я был ужасным ребёнком? Драки, стычки, курение, первый алкоголь. Потом гормональный взрыв. Прикинь я потерял девственность в тринадцать лет.

Мартин почувствовал, как внезапно заполыхали собственные щёки:

— Признаюсь это было отвратительно. Мокрое и хлюпающее ощущение, как-будто провалился в болото. Я не думал, что будет так противно.

— Глядя на тебя такое трудно представить, — Женя сдержанно улыбнулась, — так какое же отношение это имеет к рок-музыке?

— Слава Богу, что моя мать оказалась мудрой женщиной и не запретила мне в тот момент слушать рок. Вся моя злость уныние и ненависть как-то упорядочились, направились в одно русло.

— Тебе видимо повезло, — негромко ответила Женя.

— Как ни странно вся агрессия рок-музыки помогла мне собраться. Привела в тонус и дала энтузиазма. Я уже не мог думать о чём-то другом.

Мартин сидел на табуретке, Женя стояла рядом и он почувствовал, как её рука провела по его волосам. Грива у него была знатная, густая, шелковистая. И весь уход: пара взмахов щёткой по утрам и пятернёй в течении дня.

— Я не знала, что ты такой.

— Какой? Невоспитанный хам и пошляк?

Мартин тёрся о её руки словно огромный кот. Горячий. Пугающе жадный и ласковый.

Его странная грубая нежность была пугающей и восхитительной одновременно. Он поймал Женю за талию и посадил к себе на колени.

Женя обхватила его лицо ладонями. Провела большими пальцами по щекам.

Мартин поцеловал её. Как-то немного странно, не грубо, но властно, словно радуясь её неожиданной слабости. Обхватил ладонью её затылок и смял волосы, запрокидывая голову назад. Медленно наклонился к Жениным губам, не сводя упрямого и голодного взгляда. Первое прикосновение его губ было тесное и горячее. Жене показалось, что в какой-то миг её прожгло молнией. Легкое касание переросло в немного грубый требовательный поцелуй. Он буквально перекрыл ей воздух, и Женя, неожиданно для самой себя задохнулась в сладкой истоме. Дыхание Мартина горячее и нетерпеливое обжигало кожу. Чуть прихватив её нижнюю губу, он углубил поцелуй и вторгся в её рот языком.

Его руки, сильно сжали Женю за талию и притиснули к своему большому телу. Перекинув ногу через её бедро, Мартин опрокинул Женю на спину и без труда затащил на кухонный диванчик. Она чуть не задохнулась под сладкой тяжестью его тела. Вскинула руки, обхватила его затылок и зарылась пальцами в кудрявые рыжеватые волосы. Такие мягкие на ощупь.

— Ещё! Не останавливайся, — Женя выдохнула эти слова Мартину в губы.

Она не ожидала от себя такой примитивной животной просьбы, но Мартин отстранившись, заглянул Жене лицо, словно не веря в происходящее.

— Да, знаю, что я скотина и е*ливая сволочь, но скажи ещё раз, — шепнул он, — скажи, что я нужен тебе.

— Ты мне нужен, Мартин…

Было позднее утро, но они до сих пор лежали в кровати, лениво перекидываясь фразами. Такой ненапряжный словесный пинг-понг. Обычный, ничего не значащий трёп, но временами Женя поджималась от внутреннего холода, в очередной раз боясь спросить или сказать, что-нибудь лишнее. Ей было уютно с Мартином и дискомфортно одновременно. Странное противоречивое ощущение вины за чувство счастья. За долгие годы Женя так свыклась с собственным уничижением, что любое отклонение от заданной траектории казалось преступлением. Чувство вины было таким всеобъемлющим, что она боялась буквально всего. Иметь собственное мнение, думать, хотеть. Ей хотелось стать, как можно меньше, тише, незаметнее, что бы не вносить диссонанса. Попросту проще не существовать. — Ты первая девка с которой я сплю, но ни разу не трахаю. Мартин был в своём репертуаре. — Это так важно? — Возможно, я тот е*ливый конь, которого можно удержать одной только постелью, — Мартин привлёк Женю к себе, — для тебя, наверное, звучит дико? — Ты так думаешь? — Женя уютно устроила голову на его груди. Прижалась к тёплой коже, чувствуя, как буквально плавится от накатывающего блаженства, — для тебя это действительно так важно? — А для тебя нет? — вопросом на вопрос ответил Мартин, — и вообще ты слишком много болтаешь в самый неподходящий момент. — Мне кажется, что нынешнее отношение к сексу слишком гипертрофированно. Как бы это сказать? Супер идея, что ли. А на самом деле столько разорванных отношений и разочарований из-за того, что люди перестали интересоваться душевными качествами друг друга. Женя снова невольно задумалась. Что вышло из того, что Игорь усиленно интересовался её внутренним миром? Но, как нелепо её поведение сейчас. Когда она, наконец, перестанет думать о муже каждую минуту. Когда сможет расслабиться окончательно? Такое ощущение, что Игорь буквально пророс в неё. Переплёлся с корневой системой до такой степени, что даже в постели с другим мужчиной она действует с оглядкой на Игоря. — О, майн готт. Узнаю свою бабушку, — Мартин с хрустом потянулся, — не буду развивать эту дурацкую тему и даже не потому, что ты обязательно обидишься. Просто я не смешиваю мухи с котлетами. Одно другому не мешает. Почему нельзя просто получать удовольствие? Надо же он боится её обидеть. Игорь этой проблемой не озадачивался. Но слова невольно задели. Значит она всего лишь удовольствие? Очередное развлечение? — Наверное, надо подниматься. Мартин откинул одеяло и Женя едва не облизнулась при виде ямочки пупка и смуглой бл*дской дорожки над кромкой чёрных боксёров. Противно от самой себя. Все её высокоморальные высказывания насквозь фальшивы особенно перед тем, что она его действительно хочет. — Я вот, что хотел сказать, девочка моя нетраханная, — Мартин неожиданно передумал вылезать из постели и привлёк Женю к себе, — тебе не надоело таскаться с коробом за плечами в любую погоду? — У меня вариантов нет, — Женя прижалась к его груди, безжизненной кляксой. До чего же хорошо. К чему сейчас все умные разговоры? — Ничего не знаю на счёт твоих вариантов, но почему бы тебе не попробовать себя в качестве нашего менеджера? А то я задолбался всё организовывать сам. Не остаётся времени на творчество. — В смысле? — В прямом. Администратор музыкальной группы. Полагаю у тебя получится, — Мартин провёл рукой по её плечу. А Игорь бы сказал, что она тупая, раз задаёт дурацкие вопросы. — Должность, конечно хлопотная и заработок будет небольшим, — Мартин продолжал гладить её плечо, а Женя невольно замерла, наслаждаясь ненавязчивым прикосновением его большой ладони, — Впрочем, ходить по городу по разным точкам тебе не привыкать, а зарплата будет зависеть от тебя. Процент с организации концертов, продаж дисков и мерча. Дальше — больше. — Я не знаю. Это так неожиданно. Женя снова невольно задумалась. Как же она устала от собственных сомнений. Почему у неё всё так непросто? До сих пор ей казалось, что между нами ментальная и интеллектуальная пропасть. Не то чтобы она слишком умная, а Мартин озабоченный дурачок, но она чувствовала, что в плане каких-то глубоких разговоров, культурного уровня, жизненного опыта, советов, ей с ним не интересно. Женя всегда думала, что мужчина должен быть умнее, глубже, чтобы тянуться к нему… А с Мартином порой было проще молчать. Но уже который раз она ощущала, что он как-то ненавязчиво подталкивает её к принятию решений, к возможности выбора. К тому раскладу, когда опора на чужой ум попросту бесполезна. Он лишь предлагал варианты. — Собственно я не настаиваю. Понимаю. Подумай. Женя не успела кивнуть, как Мартин её поцеловал: — И ещё. У нас через три дня концерт в соседней стране. Такой небольшой сборник из молодых начинающих групп. Я хочу, что бы ты полетела вместе с нами. Аэропорт был хоть и небольшой, но Женя умудрилась потеряться и пока она в состоянии лёгкой паники бегала от одного входа к другому, её друзья преспокойно расположились в центре зала ожидания. Сориентироваться ей помог курьёз. Залаченый белоснежный ирокез Ольгерда семафорил так издалека, что она невольно рассмеялась собственной глупости, когда увидела «опознавательный знак» совсем неподалёку. Не смотря на то, что парни были сонные и вели себя более, чем спокойно, их внешний вид был так вольнодумен, что вокруг них образовалась приличная совершенно свободная площадка. Ольгерд был в состоянии приличного подпития. Скорее всего он ещё не протрезвел с ночных посиделок в баре. Парень сидел, вытянув ноги так далеко, что едва не падал с кресла и его длинные мослы в щегольских казаках приходилось обходилось на приличном расстоянии. Эрик спал, расположившись прямо на полу, подстелив под себя чью-то косуху и обхватив руками рюкзак так словно изволил почивать в собственной спальне в обнимку с плюшевым мишкой. Эрик вполне бы мог лечь на длинную скамью без подлокотников, благо поблизости никого не было и его столь оригинальное местоположение осталось для Жени загадкой. Мартин крутился рядом и, как всегда, что-то рассказывал, выразительно размахивая руками. В отличие от друзей он был бодрым, аккуратно причёсанным и благоухающий парфюмом. И всё бы ничего, но его костюм показался Жене верхом неприличия. На нём была кожаная жилетка, надетая на голое тело и открывающая живот на грани фола. Нижнюю часть тела Мартин, не смотря на жару, упаковал в кожаные штаны. Такие облегающие и блестящие, что его интимные места выделялись словно у Зарядного Быка с Уолл-стрит. В результате Мартин выглядел скорее раздетым, чем одетым, впрочем ничуть не смущённый провокационностью своего внешнего вида. — Доброе утро, — он по дружески клюнул Женю в щёку, — нам скоро на посадку. Кофе хочешь? — Я бы тоже кофе выпил, — зевая, пробубнил Эрик, — Тони уже пол-часа где-то бродит. — Где его черти носят? Я шоколадку заказывал, — Ольгерд подобно Эрику сочно зевнул, — а вот и он. Из туалета ползёт. Ну, и где кофе? — Опять трясёт растопыренными пальцами, — хихикнул Мартин, — типа пусть все окружающие думают, какой он чистоплотный. Тем временем Тонька сгрёб кучу стаканчиков, оставленных на сидении и направился к друзьям. — Ладно тебе, — Мартин передал Жене стакан с горячим напитком и ехидно заметил, — ты хоть лапами так старательно не тряси. В этом служебном сортире нет раковины — эффект совсем не тот создаётся. Все дружно рассмеялись Где-то под потолком раздался голос диктора, объявляющий регистрацию и парни зашевелились, разбирая вещи и выдвигаясь к нужной стойке. Пьяный Ольгерд порылся в сумке и совершенно спокойно (видимо сказывался опыт) распылил себе в рот удивительно едкий парфюм с ароматом сандала, встал и направился вслед за друзьями, избрав в качестве ориентира ровные серо-бежевые плитки напольного покрытия. — Давненько я не летал, — Мартин помог поднести Жене сумку и добавил, — привыкай. Меня роль наседки достала. Теперь собирать этих цыплят будешь ты. В салоне ей досталось место между Мартином и Ольгердом. — И только попробуйте чудить, как в прошлый раз, — предупредил Мартин и повернулся к Жене, — хочешь расскажу, что Ольги с Тонькой в прошлый полёт учудили? Даже если бы Женя не хотела слушать, трёп Мартина было всё равно не заткнуть. Она послушно кивнула. — Вот слушай. Мартин с трудом подтянул свои латексные колготки и наконец, расположился на сидении. — Летели мы прошлый раз из Польши. Перелёт был ночной. Я спокойно себе дремлю и слышу сквозь сон, как эти двое встали и начинают пробираться к туалету. И Бог ты с ним, что вдвоём, но слышу я такой разговор: — Ты гондон взял? — Конечно. — Какой он у тебя? — Ну, нормальный, — отвечает Тонька, — стандартный. Я медленно выпадаю в осадок, а эти два извращенца продолжают. — Хорошо. Только натягивать сам будешь? — Может лучше ты. А то у меня плохо получается. У тебя пальцы тоньше. «Ничего себе, — думаю, — вот значит для чего музыкальные пальцы нужны». — Ладно. Главное, что бы он не порвался в самый ответственный момент, — отвечает Ольгерд, — надо постараться с первого раза. Тут уже окружающие насторожились. — Давай скорей. Я до аэропорта не дотерплю. Можешь себе представить, какой я бледный вид поимел в качестве руководителя и, как были заинтригованы все окружающие пассажиры. — Так, чем всё кончилось? — Женя натянуто улыбнулась, не понимая, где у истории подвох. — Да ничем, — Мартин пожал плечом, — чуть не высадили из самолёта прямо во время полёта и пригрозили штрафом. Этим двум извращенцам приспичило в туалете покурить, а гондон они взяли, что бы на датчик дыма натянуть. Женя весело рассмеялась вместе со всеми. Никогда не знаешь какая очередная байка припрятана у Мартина в рукаве. — Тебе удобно? — поинтересовался он. — Да. Всё хорошо. Почему то до слёз. Кто и когда о ней заботился. Мартин встал со своего места: — Я пойду с Эриком поговорю. Не скучай. И он перебрался на соседний ряд. — У вас чего это? Серьёзно? — от размышлений её неожиданно отвлёк вопрос Ольгерда. Женя немного побаивалась его и до сих пор столько откровенные вопросы между ними не возникали. Но Ольги относился к той категории людей, кто в пьяном состоянии становился удивительно мягким и слезливо-расслабленным. — Так чего? — упрямо переспросил Ольгерд, — действительно серьёзно? — Да… Нет… Не знаю… Хотелось бы надеяться. Женя растерялась, а Ольгерд задумчиво хмыкнул. Он не относился к породе интеллектуалов и порой думал столь напряжённо, что Жене отчётливо слышался скрип его мозгов. — Не знаю. Ты чем то похожа на Йоханну. — Кто это? — Наш первый лидер и первая любовь Мартина. — Ваш первый лидер? — изумилась Женя, — вашим первым лидером была девушка? Про то, что у Мартина была первая любовь она спросить не решилась. Разумеется у Мартина, как у любого нормального человека вполне могли быть чувства, но из-за сложившегося впечатления факт показался неожиданно странным. С ним вообще не вязались такие понятия, как привязанность и продолжительность отношений. А сокрытие этого момента, пусть и ненамеренное, неожиданно вызвали у Жени жгучую ревность. Даже не ревность — досаду. Ей стало крайне неприятно. — Да звучит несколько странно. Мы ведь начали ещё в школе. Нас изначально было пятеро. Парень по имени… них*я не помню его имени… отвалил почти сразу, а Йоханна… — Что Йоханна? — А, что Мартин тебе ничего не рассказывал? — Ольгерд неожиданно насторожился, видимо сообразив, что не все секреты другого человека, пусть и публичной личности, полезно выносить на всеобщее обсуждение. — Я думал ты знаешь, — он попытался отмахнуться. — Рассказывай раз уж начал. — Да рассказывать особо нечего, — Ольгерд снова попытался увильнуть от прямого ответа. — Ольги, я действительно ничего не знаю. И обещаю, что всё рассказанное останется между нами. Если ты, конечно, посчитаешь это нужным. — Ну, — протянул Ольгерд, — трудно конечно представить, что лидером школьной рок-группы может быть девчонка. Знаешь, она была такая… — Почему была? — Слушай и не перебивай раз уж я начал. Женя кивнула. — Такая… такая… тихая, молчаливая, — ораторство явно не было коньком Ольгерда и он напряженно наморщил лоб, — одним словом, очень похожая на тебя. Однако, спорить с ней не решался даже я. Она была необыкновенным человеком. Знаешь такая солнечная, беззащитная, словно большой ребёнок и в тоже время, необыкновенно сильная. С таким несгибаемым стержнем внутри, — разговорился Ольгерд, — нам всего то было по четырнадцать лет, но мы отлично понимали насколько Йоханна мудрая и чувствительная. Мы соперничали с Мартином. А Йоханна просто брала и вела. Среди нас самый талантливый Марти, но у Йоханны было такое необыкновенное чутьё. Она знала, как играть. Знала, как подать группу. Знала, что может понравится публике. Чему стоит отдать предпочтение сейчас, а, что необходимо отложить. Дать материалу отлежаться. Обдумать его и отработать ещё раз. Она была ни сколько музыкантом, сколько необычайно талантливым организатором. Ольгерд неожиданно замолчал. — Почему ты говоришь о Йоханне в прошедшем времени? Они расстались с Мартином? Поссорились? — осторожно поинтересовалась Женя. — У них были такие отношения, которым завидовали все. Они понимали друг друга без слов. Просто чувствовали на ментальном уровне. Порой казалось, что Мартин и Йоханна созданы друг для друга. Знаешь, как две половинки из разных уголков Вселенной. Я до сих пор затрудняюсь объяснить почему Йоханна не сказала Мартину о своём диагнозе. У неё был рак крови. Какая-то особо тяжёлая скоротечная форма. Не знаю, как можно в четырнадцать лет принять такой приговор. Наверное, она щадила Мартина. Не хотела, что бы ему было больно. Всё-равно потом всё открылось. — Она умерла? — чуть слышно шепнула Женя. — Да. Мы тогда ещё не очень понимали, что такое рак. Особенно в четырнадцать лет. Игра в группе. Первые девочки. Первый успех. Мы делали то, что было заложено Йоханной. Впрочем, я и Тони особо не заморачивались. Думали, что всё это не серьёзно. Что всё пройдёт. Какие могут быть болезни в таком возрасте. А Мартин был всё время рядом с ней. Это я сейчас понимаю, как нелегко ему пришлось. Тем более он иностранец. Рос с одной матерью и не пользовался популярностью у учителей. Йоханна умерла у него на руках и Мартин дал ей слово не бросать группу. Сделать всё возможное для её существования. Йоханна очень хотела жить и играть. Между прочим, ни я ни Тони ничего не знали про обещание Мартина. Я случайно услышал об этом от одной девчонки. Её тётя служила в больнице медсестрой и присутствовала при их последнем разговоре. Несколько минут Женя молчала. Рассказ Ольгерда её потряс. Впечатление о Мартине буквально встало на дыбы. Тысяча вопросов. И главный почему он не захотел поделиться с ней этой историей. Смешливый расп*здяй и болтун. Она и не представляла насколько оказалась недальновидной и поглощённая своими заботами, составила совершенно неверное впечатление о человеке. И чувство вины. Снова и снова. Как извернуться, что бы погасить в себе угрызения совести. Такое ощущение, что теперь она виновата ещё и перед Мартином за тайное обладание его секретом. — Ну, как не скучала? Он появился неожиданно и нырнул в их уютный уголок в самом конце салона, между иллюминатором и стенкой. — Меня Ольгерд беседой развлекал. Как бы ей хотелось, что бы Мартин рассказал о Йоханне сам. Как бы ей хотелось его доверия и откровенности. Но нет, наверное, ещё не заслужила. И ей совершенно не хочется причинять Мартину боль. Зачем бередить такую травму? — А я тут анекдот вспомнил. Давай расскажу. Мартин машинально взял её руку в свою. Провёл по ложбинке между большим и указательным пальцем. Задержал подушечки пальцев на внутренней стороне ладони. До жара и мучительного сердцебиения. — Сидят рядом в самолёте молодая девушка и католический священник. Самолёт заходит на посадку и девушка обращается к священнику: — Падре! Мне очень неудобно вас просить, но не могли бы вы мне помочь? Дело в том, что я купила себе новую дорогую бритву для женщин, которую нужно задекларировать. Но у меня нет денег! Будьте так добры и спрячьте эту бритву под своей сутаной, таможенники ничего не заметят! — Дочь моя! — отвечает священник, — Врать грешно! Но мой долг — помогать людям, я постараюсь что-нибудь придумать. Самолёт приземлился, пассажиры проходят через полосу таможенного контроля. Таможенник спрашивает у священника: — Отче, есть ли у вас что-нибудь под сутаной, что необходимо было бы задекларировать? — Выше пояса нет, сын мой. — А ниже пояса? — А ниже пояса у меня есть прибор для женщин, которым ещё никто не пользовался. — Всё ясно, падре, проходите. Следующий! Женя невольно заулыбалась. С Мартином просто невозможно быть серьёзной. Она почти готова произнести сакральные слова, а он со своими нескончаемыми анекдотами. — Я с ночной смены, спать хочу. Составишь компанию? — Не знаю. Наверное, — Женя попыталась поймать взгляд Мартина, — Если хочешь. Взять тебе плед? — Пожалуй. Она укрыла его пледом, подсунула надувную подушку. Несколько минут они лежали молча. Женя гладила Мартина под пледом по груди, по животу и чувствовала, как его кожа нервно подрагивает под её пальцами от нетерпения. — Прекрати, — он вытащил руку Жени наружу, — иначе я затащу тебя в сортир и трахну в не самой романтичной позе, максимально согнув к унитазу. — У тебя большой опыт по траху в туалете самолёта? — Достаточный, — огрызнулся Мартин. Как-будто, что-то почувствовал. Высвободился из её рук, повернулся на бок, на сколько это было возможно в кресле, и уткнулся носом в иллюминатор, — ты же не хочешь. Не буду напрягать. И действительно заснул. Женя невольно залюбовалась на своего спящего мальчика. Во сне этот здоровенный лось неожиданно становился умилительно беззащитным и она невольно замерла от нахлынувшего чувства нежности.