Деловой центр остался позади. Трущобы промелькнули, как в фильме на быстрой перемотке — километры исписанных граффити серых стен, кружащийся в душном ветре мелкий мусор, нагромождение картонных коробок и палаток — прибежища бездомных. На месте шпиона Волтури Джаспер обосновался бы здесь: кругом достаточно людей, которых никто не будет искать. Но нужный запах не чувствовался.

Джеймс обернулся, махнул рукой, подгоняя. Безумная гонка возобновилась. Они достигли чинного предместья, вроде того, где был их дом в Сиэтле: аккуратные одинаковые газоны за одинаковыми белыми заборчиками, и дома-близнецы.

Воздух здесь казался почти неподвижным и таким плотным, что его можно было резать ножом. Из окрестных садов тянуло ароматами цветов и цветущих деревьев, издалека слышались голоса: где-то люди припозднились с празднованием. Пахло жареным мясом, пивом, раскаленными углями и…

— О да, — протянул Джеймс, глубоко вдыхая воздух.

В его голосе слышалось почти любовное томление. Оно будто погладило Джаспера от затылка до поясницы, окутало, как кокон. Они оказались в этом коконе вдвоем и, не сговариваясь, неслышно направились вглубь одного из садов.

Джаспер наконец-то почуял запах — откупоренная бутылка дешевого вина из супермаркета и теплое дерево. Незнакомый вампир не видел и не слышал ничего, кроме людского смеха, их пульса и живого, бередящего аппетит запаха. Его эмоциональный мир переполняла жажду, глушащая все остальное.

Джеймс переглянулся с Джаспером, быстрым движением ткнул себя в грудь и коротко мотнул головой налево: этого хватило, чтобы Джаспер начал отрезать шпиона от людей справа, а Джеймс — слева. Действуя слаженно, будто с одним разумом на двоих, они подобрались на расстояние прыжка. Предвкушение убийства Джеймса разбудило темную стороную Джаспера, о которой тот не любил вспоминать. Теперь эмпат вместе с охотником ликовал и радовался удачной охоте.

Короткий взгляд глаза в глаза, синхронный прыжок, и шпион забился в их руках. Джеймс зажимал ему рот ладонью: из-под пальцев потекла темная кровь, в душе шпиона к небесам взмыли ярость и жажда убить. Джаспер зарычал и рванул ноги незнакомца на себя: тот забился сильнее, источая ужас, оторванные конечности судорожно сгибались и разгибались. Кровь попала Джасперу на лицо, испачкала одежду и волосы; взгляд Джеймса пробежался по нему и потяжелел. Руки последовали за ногами, алые глаза шпиона-неудачника бешено вращались, он сильнее вгрызался в ладонь Джеймса, вызывая у того недовольный рык.

Жаркая летняя ночь стала еще темнее, когда Джаспер почувствовал это. Понимание скорой смерти, смирение, страх… Как и в те далекие дни в армии Марии, это чувство полоснуло по нервам, вызывая ни с чем не сравнимое ощущение. Только в его — их — власти было, убить или оставить жить. Сейчас, в этот момент, Джаспер был всемогущь, он мог решать чужую судьбу и упивался этим.

Он снова встретился глазами с Джеймсом, молча задавая и отвечая на вопрос.

» — Ты или я?

— Вместе!».

Шею шпиона крепко обвила рука Джеймса, Джаспер положил свою поверх. Одно слитное слаженное движение, и коротко стриженная темноволосая голова упала к их ногам. Кровь брызнула, густая и темная, ее запах, отдающий запахом яда, витал в воздухе.

Джеймс смотрел на Джаспера, чуть приоткрыв рот, а затем, отбросив прочь обезглавленный торс, накинулся на него. Они целовались, размазывая кровь по лицам и слизывая ее друг с друга. Джеймс прижал его к себе, протискивая бедро между ног. Восхищение и похоть чернее этой летней ночи передались Джасперу, вызывая в нем ответный трепет.

Губы, терзающие его рот, руки, пробирающиеся под одежду, стискивающие, сдавливающие, царапающие, твердый член, вжимающийся в бедро — и над всем этим оно. Это чувство даже нельзя было назвать восхищением — это была превосходная степень восхищения. Его хотели, его желали, причем именно самую низменную, темную черту. Джеймс любил монстра в нем, потому что сам был монстром. Он единственный, кто не будет осуждать Джаспера за это.

Одежда трещала, пуговицы отлетали прочь. Вокруг Джаспера обвились сильные руки, потянули его на землю. Он пытался возражать: люди слишком близко, и сначала надо сжечь труп. Но все благие намерения Джаспера исчезли, сметенные вожделением Джеймса, как лавиной.

— С самой первой встречи хотел это сделать, — тот прижал его лицом к земле, накрыл своим нагим телом.

На ягодицы полилось что-то густое и липкое — кровь, понял Джаспер, учуяв запах. Вот почему Джеймс решил сжечь останки шпиона после. И это была последняя связная мысль.

Его руки жадно ощупывали Джаспера, ласкали живот, впивались в бедра, щипали соски. Быстрые пальцы, влажные от крови, поглаживали между ягодиц, распределяя ее. Джаспер уже не возражал, он забыл, что не хотел и позволил чужим чувствам стать своими.

Когда в анус резко вторглись сразу два пальца, он было вскрикнул. Джеймс закрыл ему рот ладонью:

— Нельзя, люди… — зубы царапнули ухо. — Но в следующий раз я хочу услышать, как ты кричишь.

Это не было ни нежно, ни ласково. По чужой крови, кусая плечи и шею, быстро, грубо — но именно так, как нужно. Джаспер откидывал голову назад, пытаясь сам то ли поцеловать, то ли укусить в ответ, и двигался навстречу трахающим его пальцам. Джеймс не дал ему времени приноровится, сразу вставил на всю длину, двигался быстро, дыша в затылок, как загнанная лошадь. Когда у Джаспера снова чуть было не вырвался крик, зажал ему рот.

Реальность исчезла. Душная летняя ночь потеряла все краски, звуки и запахи, кроме черного. Темное, обволакивающее, прекрасное ощущение бежало по жилам вместо крови, оно было в поцелуях, в железных объятиях, в каждом толчке члена внутри, собиралось между ног приятной тяжестью.

Джаспер сглотнул яд вместе с кровью — прокусил Джеймсу руку, когда тот надавил ему на поясницу и заставил прогнуться. Уже знакомое ощущение расходящихся по всему телу жарких волн лишало разума. Боль потерялась на его фоне. Эмпат сам выгибался и насаживался на член, пытаясь поймать желанное ощущение. Его душа уже почти достигла пика удовольствия, а телу хватило нескольких движений руки на члене.

Он парил. Словно купался в море в безлунную ночь, когда под тобой — темная бездна, над тобой — бездонное черное небо. И только волны еле заметно колышутся, обволакивая неспособное двигаться тело. Так и ощущается совершенство.

Но внезапно Джаспер понял, что он один. Его больше не придавливала к земле тяжесть другого тела. Он открыл глаза: Джеймс лежал рядом, опираясь на локоть. Лицо и светлые волосы перепачканы в крови, а глаза светятся двумя темно-красными огоньками.

Охотник ничего не сказал, просто смотрел на него, но эмпат понял.

Как бы им обоим не хотелось немного продлить этот момент, время поджимало. Джеймс нашел дом, хозяева которого уехали в отпуск. Там вампиры привели себя в порядок и обзавелись одеждой вместо разорванной. В том же доме Джеймс нашел зажигалку.

И как раз вовремя. Небо уже начало сереть, а останки убитого вампира подползли друг к другу. Одна из рук как раз тыкалась к торсу, но они оборвали эту попытку.

Костер взвился к небу, отбрасывая красные и желтые блики на их лица. Джеймс довольно улыбался, посматривая то на костер, то на Джаспера, то на свою руку — тот прокусил ее, оставив шрам.

— Аро быстро обнаружит, что лишился слуги, — произнес эмпат, подходя к нему.

— Не убить было нельзя, — небрежно отозвался охотник, кладя ему руку на плечо и притягивая к себе. — Мы выиграли немного времени.

— Но оно утекает, как вода сквозь пальцы.

— Сколько бы его ни оставалось, оно все наше.

Они вместе смотрели на огонь, пока от врага не осталась горстка золы. Джаспер всеми порами впитывал уверенность Джеймса и любовался им.

Его горьковатый запах смешивался с запахом фимиама, исходившим от костра. Теплый желтоватый свет пламени освещал спокойное умиротворенное лицо, смягчая резкие черты. Светлые волосы золотились в этом свете, они так и приглашали провести по ним рукой.