Чин подсел к Судже и обнял ее:

— Так что скажешь?

— Мне не нравится ни один из вариантов, — горестно произнесла Суджа. — И вообще, пока что в Китае я не видела вариантов, которые бы мне понравились.

— Да, они не лучшие. — Его губы сжались, придав лицу мрачное выражение. — Но если мы откупимся от Жонга, мне удастся проработать подольше и скопить денег на дорогу до Южной Кореи. Там мы сможем стать свободными гражданами.

— А как насчет христианской группы, про которую ты говорил, — может, они нам помогут?

— Я мог бы рассмотреть эту возможность, но я уже давно не виделся со своим другом Хёком. В любом случае мне придется еще некоторое время поработать, чтобы заплатить Жонгу, а потом накопить денег на оплату посреднических услуг, чтобы нас вывезли из Китая.

— Ты имеешь в виду работу на Сержанта? — спросила Суджа. — Ты не можешь продолжать заниматься этим.

Чин опустил взгляд и проговорил себе под нос:

— Знаю, но нам нужны деньги, чтобы убраться из этой страны.

Суджа разочарованно вздохнула. Она посмотрела на дверь спальни, и тут ее осенила мысль. Вскочив с кровати, девушка поспешила в гостиную и вернулась со своей сумкой. Порывшись в ней, достала маленький бархатный мешочек. Когда она его развязала, оттуда выскользнул небольшой сверток. Суджа развернула его и протянула Чину. Это было ожерелье в виде свернувшегося в кольцо змееподобного дракона с небольшим бриллиантом во рту.

— О! — Чин был поражен. — Ты его сохранила… — произнес он, глядя на украшение.

Пошарив в куртке, он достал из кармана пару потертых перчаток и показал Судже. Теперь они стали мягче, растянулись по руке Чина, а кожа кое-где пообтерлась и залоснилась от носки, но Суджа узнала перчатки, которые купила в Пхеньяне. Они с Чином взглянули друг на друга и засмеялись, вспомнив день, когда обменялись этими подарками. С тех пор прошло меньше года.

Суджа провела пальцами по мягкой коже. Ее память воскресила тот день, когда они с матерью поехали на государственную базу, где умма спорила с администратором, убеждая его похлопотать для нее, чтобы достать Судже зимнее пальто. Сердце у девушки до сих пор болело при мысли о том, сколько за все эти годы сделала для нее мать, чтобы уберечь от всего худого.

Чин взял ожерелье, ощутил его тяжесть и вспомнил, как мать заставляла забрать его. Она пожертвовала фамильной ценностью ради его образования, хотя могла бы купить на него продуктов для семьи.

В ее представлении терзавший их голод был недостаточно веской причиной, чтобы расстаться с этой ценной вещицей, а вот его образование значило очень много для будущего семьи. Поэтому она отдала это украшение. Чин провел пальцем по морде дракона, по замысловатому креплению, державшему бриллиант в том месте, где хвост касался пасти. Дракон символизировал гармонию инь и ян во вселенной, но Чину на ум приходили лишь мысли о связанных с этим ожерельем жертвах и страданиях. В их жизни не было никакой гармонии; это ожерелье стало символом пожирающей себя нации, частью которой он больше не хотел быть.

— Если мы продадим его, то сможем оплатить наш побег отсюда, — сказал Чин.

Суджа посмотрела на него блестящими глазами.

— Так и сделаем, — проговорила она тихо, но твердо. — Ради нашего будущего. Китаю никогда не стать нашим домом, а Чосон уже больше нам не дом. Придется найти себе другое место.

Впервые за все это время Суджа выразила надежду на их будущее, и когда Чин услышал, как она сказала «наш дом», он почувствовал прилив любви к ней. Те же чувства он испытывал, когда они стояли на крыше здания в Пхеньяне. Это в некоторой мере уменьшило сдерживаемые страхи и надежды, которые он никак не решался выразить до тех пор, пока не понял, что на них есть ответ и что все они зависят от решения Суджи.

Чин положил руку Судже на плечи и обнял ее. Так они сидели и смотрели на ожерелье в виде свернувшегося дракона.

— Как думаешь, мы сможем уехать сегодня ночью, пока все будут спать? — спросила Суджа.

Чин моргнул и на секунду отстранился:

— Ты хочешь сказать, что мы сделаем это за спиной Сержанта? Сбежим?

— Да.

— Но Жонг его распнет. Мы не можем так с ним поступить.

— Это не твоя ответственность. У Жонга нет права продавать меня, и уж точно нет права что-нибудь сотворить с Сержантом.

— Но он это сделает.

— Это их проблема.

— Я не могу уехать и подставить Сержанта. Он мне помогал, и будет неправильно так с ним поступить.

— Неправильно? Кто здесь на правой стороне, а кто нет?! — воскликнула Суджа. — Сержант тебе не помогал. Он просто заставил тебя все это время выполнять его грязную работенку. Если мы не убежим сейчас, ты постепенно погрязнешь в долгах перед ним, и мы будем привязаны к этому месту навечно. Наш удар должен быть точным. Сейчас! Это наша единственная возможность! — умоляла Суджа.

Чин, помрачнев, отвернулся. Совесть не позволяла ему обмануть доверие Сержанта. Как бы плохо ни думала об этом человеке Суджа, с ним Сержант был честен и относился к нему справедливо. Чину было известно, как велись дела у «змееголовых»^[13]: если они с Суджей исчезнут, Жонг придет за сорока тысячами юаней к Сержанту. И это было неправильно. Но в словах Суджи была своя правда. Для того чтобы собрать такую сумму, ему придется трудиться больше года, и только в том случае, если это будет работа на Сержанта. Если же он станет работать в другом месте, то потребуется еще больше времени. А ему придется искать другое место, потому что выполнять задания Сержанта больше не получится.

Чин вынул из кармана мобильный и с помощью большого пальца пролистал список контактов.

— Думаю, ты права. Нам нужно сделать это сегодня ночью, — медленно произнес он. — Давай я напишу Хёку, и посмотрим, сможет ли он нам чем-нибудь помочь. — Чин отправил сообщение и опустил телефон.

— Нам нужно действовать, пока все будут спать.

— Да, — кивнул Чин, пытаясь прикинуть, каким образом лучше это сделать. — Эти ребята ложатся очень поздно, так что придется положить вещи рядом с собой.

Телефон Чина загудел, он поднял его, чтобы прочитать сообщения, и тут же набрал ответ.

— Хёк сможет нам помочь. Он говорит, что готов утром встретиться с нами на бойне.

Суджа резко втянула в себя воздух:

— Серьезно?! О господи, все складывается! Мы в самом деле сделаем это!

— Да, придется. — Чин посмотрел на нее с мрачной улыбкой, уже размышляя над тем, как лучше все спланировать. — Сейчас, когда мы выйдем из спальни, я скажу Сержу, что мы решили перенести переговоры с Жонгом на завтра, хорошо? Мы ляжем спать, будто ничего не происходит.

Суджа кивнула, сжав его руку, и они вышли в гостиную.

Сержант и все остальные, устроившись перед телевизором, смотрели ночной китайский фильм. Эчжа сидела на полу возле дивана, а Хани спала, привалившись к ней. Увидев, что Суджа с Чином вышли из спальни, Эчжа потрясла Хани.

— Идем спать, — сказала она, помогая подруге встать на ноги. — Ты идешь, Суджа?

— Сейчас, — ответила та.

Сержант смотрел, как они с Чином устраиваются на диване.

— Ну и? — произнес он, подобрав со стола упаковку от палочек и вертя ее между пальцами. — Что вы решили?

Чин посмотрел на Сержанта долгим взглядом:

— Мы хотим поговорить с Жонгом.

— Откупиться?

— Да, — тяжело вздохнул Чин. — Хотя мне противна сама мысль о том, чтобы давать ему деньги.

Чин встал, подошел к шкафу и вытащил свой рюкзак. Потом он снова сел на диван, расстегнул молнию на кармане и достал оттуда небольшой блокнот. Открыв его на странице с колонками цифр, он провел пальцем вниз:

— У меня в твоем сейфе лежит примерно одиннадцать тысяч накопленных денег.

— Примерно так.

— Я могу занять у тебя недостающую сумму, Сержант?

— Это большая сумма.

— Большая.

— Ты ее отработаешь. — И это было скорее утверждение, чем вопрос.

Чин кивнул.

Взгляд Сержанта переместился на Суджу.