Не удивительно, что накануне отъезда я никак не мог закончить собирать вещи. На меня свалилась невероятная апатия. Мне было все равно, что Камиль и Марсель едут со мной, что меня могут выпнуть из академии в день приема (не зря же он называется День П), если я посмотрю в глаза старшему кадету (я даже не знаю, правда ли это), что внезапно могут всплыть мои старые школьные характеристики (вот это, действительно было нехорошо), что вместо Дэйва я последние три недели наблюдал очкастое лицо Шварценбахера, что мне предстоит жить в крошечной комнате с незнакомцами (и это, если меня еще примут!)…

Когда я увидел звонок от Дэйва, у меня даже мелькнула мысль не отвечать, чтобы не нарваться на очередную порцию негатива, но, черт, это же Денни…

- Да, сэр?

- Расслабься, я просто так позвонил.

От облегчения я даже сел на пол.

- Я думаю, что ты готов лучше, чем кто бы то ни было, так что до прибытия в Пойнт вообще ни о чем не волнуйся.

- Ты осознаешь, какой ты гад и что ты со мной сделал?

- Вроде того. Извини, Мэтти, но другого способа нет. Вот увидишь, как завтра куча людей вокруг тебя будут заикаться, теряться, даже рыдать – ты на их фоне будешь просто образец идеального потенциального кадета.

- Я тебя завтра увижу?

- Есть такая вероятность.

- Когда уже все станет нормальным?

- Смотря, что ты имеешь в виду под этим. Если то, когда я перестану быть безумным придурком – этот момент почти настал…насколько это вообще возможно.

- Я уже начал думать, что ты меня ненавидишь.

- Ты спятил? Мэтт – ты смысл моей жизни.

- Да ладно тебе…

- Так и есть. Ты и крестовые походы за справедливостью.

- Это что-то новое?

- Старое. Только придумал новое название.

========== Акт 5. День П. В одной тёмной-тёмной казарме… ==========

Следующий день просто разорвал пространственно-временной континуум: он ощущался одновременно, как один час и целая неделя. Во-первых, для меня это были как будто все еще предыдущие сутки, потому что я почти не спал. Во-вторых, я не шучу, не было ни одной свободной минуты после регистрации. Когда объявили, что дают 90 секунд на прощание с семьей, Камиль сломалась. Она рыдала, обнимала меня, потом внезапно залепила пощечину.

- Только попробуй попасть тут в неприятности!

- Ну, какие неприятности? - успокоил ее Марсель. – За ним теперь будут круглосуточно присматривать.

- Я пойму, если вы не захотите торчать здесь до вечера, - сказал я, закидывая рюкзак на плечо. По ощущениям, оставалось секунд 10.

- Нет уж, тебе придется насладиться нашим обществом еще раз.

Потом нас погрузили в автобусы, привезли к корпусам, обрили (странные ощущения, но не неприятные), выдали кучу вещей, так что в конце мешок весил килограмм 30, и отправили на платц. И в этот момент я понял, что буду пожизненно благодарен Дэйву и Шварценбахеру, потому что это было…

Я даже не знаю, намеренно они это делают или это естественная реакция любого человека, но это чертовски унизительно. Может, это только мое мнение, потому что остальные, по-моему, просто боялись и вообще не обращали внимания на то, как все выглядит со стороны, но для меня это (чисто теоретически и слегка практически) было уже рутиной, и я видел все. Я видел линию кадетов третьего класса, которые выглядели, давайте это признаем…круто. Они стояли все такие в полупарадной форме, белых перчатках, красных поясах, абсолютно уверенные в себе и своем превосходстве. Это было бы невероятно сексуально, если бы мне не пришлось быть по другую сторону, где все было прямо противоположно: кучка лысых чуваков (а не всем это идет! Пожалуйста, боги, отвечающие за сочетание формы черепа, сделайте так, чтобы я не выглядел полным уродом!) в шортах (уродливых), ботинках и длинных носках (!!!уродство в пятидесятой степени), пытающиеся не сгибаться под тяжестью своих вещмешков. И спасибо, что мои годы ботанства не лишили меня зрения, иначе… Плохое зрение – не препятствие для службы в армии, но ты не можешь носить какие угодно очки, о нет! После регистрации со всем прочим тебе выдают тактические очки. Звучит, вроде, неплохо, но, дьявол! это страшно! Соедините это все с ощущением, что большинство кандидатов выглядят так, будто сейчас грохнут в обморок от страха или блеванут – и картина будет полной. К счастью, никто не имел возможности об этом задуматься, потому что даже во время ожидания в очереди на рапорт не полагалось бездельничать: нужно было начинать зубрить «Библию кадета». Я не успел ее даже открыть, так как оказался первым. Да, я знал каждый шаг этого дня и большую часть текста, но реплика: «Кадет, подойди ко мне и встань на красную линию!» прозвучала уж слишком знакомо. И да, передо мной стоял Денни, в этой крутой новой форме. А интересно, сколько мне дали видов формы? Я сбился со счета и не успел ничего рассмотреть. Все это несколько сбило мой фокус, что не осталось незамеченным.

- Кадет, я сказал тебе встать не за линию и не перед линией, а на линию!

- Да, сэр!

Я встал, как положено, и тут же начал:

- Сэр, вновьприбывший кадет…

- Кадет, я просил тебя что-то сказать?

- Нет, сэр!

Дэйв выдал приказ, и я идеально произнес:

- Сэр, вновьприбывший кадет Мэтью Кёрк рапортует кадету в красном поясе во второй раз, как приказано!

- Кадет, ты умеешь считать до двух? Кто-то засчитывал твою первую попытку рапорта?

- Нет, сэр!

- А теперь повтори еще раз, и этот второй раз наконец-то будет вторым разом! – его лицо было так близко к моему, что я чувствовал его дыхание. В этот момент я подумал, что, может, быстро поцеловать его – одно незаметное движение на два сантиметра вперед… Но Дэйв слишком хорошо читал мои мысли. Он отодвинулся и прокричал:

- Я сказал что-то смешное, кадет?

- Нет, сэр!

- Ты собираешься простоять тут со мной весь день?

- Всю жизнь, - прошептал я и прокричал:

- Нет, сэр!

- Рапорт!

В этот раз я все сделал правильно и получил приказ:

- Передвигайся на следующую позицию. Живо!

После этого была еще куча всего: основы строевой подготовки, распределение по комнатам, физ. тест, выучить меню следующих четырех приемов пищи, прочитать три новости, обед, пересказать свои новости. Я совершил ошибку и пересказал новость №2 на испанском, а №3 – на французском, как это и было в оригинале, за что меня спросили, уж не хочу ли я показаться самым умным. Я прокричал: «Этому нет оправдания, сэр!» и смог съесть еще пару кусков, прежде чем нас отправили дальше (да, обед был сильно лимитирован по времени, и никого не заботило, что дома ты бы жевал это полчаса). Потом был еще какой-то инструктаж, подготовка формы, и оказалось, что уже вечер, и мы выходим на Равнину для принесения Клятвы Верности. Должен признать этот момент был обставлен весьма торжественно, и невозможно было не почувствовать вспышки патриотизма, гордости за себя, любви к ближнему, порыва служить своей стране…

А потом все смешалось, набежали родственники, а на меня накинулись Дэйв и Шварценбахер.

- А-а! Мы такие счастливые и гордые родители! – прокричал Йохан, сгребая меня в охапку, но Дэйв быстро отстранил его:

- Герр Шварценбахер, имейте совесть, я ждал этого почти три месяца! – он обхватил меня, и я получил почти кинематографический поцелуй в каком-то чуть ли не танцевальном выпаде.

- Черт, я даже не знаю, умиляться мне или блевать, - сказал Йохан, когда я снова оказался обеими ногами на земле. – Семейное фото?

Дэвид не выпускал меня ни на секунду, но Шварц все-таки ущипнул меня за щеку, как это делают бабушки, и с придыханием сказал:

- Как же вырос наш малыш! А ведь еще недавно он считал, что глупо говорить: «Этому нет оправдания!» Как летит время!

- Йохан, тебе никуда не нужно было идти? – спросил Денни, целуя меня в шею.

- Точно! А еще хотел сказать, что в 8 вечера у меня появится непреодолимое желание совершить пробежку. На целый час.