- Если бы мы были вместе, этого ничего бы не было. Это была бы обычная, оседлая, семейная жизнь – ещё и недолгая.

- Нет, Бенуа, - улыбнулась Ева. – Ты, конечно, можешь попробовать себя убедить, но факты говорят об обратном: если бы она захотела, ты бы пошёл за ней куда угодно и на что угодно.

- Ты слишком умная и проницательная для своих лет и моей половины генов, - отметил Бенуа. – Но знаешь, к счастью, Марго для меня уже в прошлом.

- Очень на это надеюсь. Но Она-то что будет делать? Представляешь, мы начнем Её дружно игнорировать, работы у Неё не будет, Она даже денег никогда в руках не держала, забыла, как готовить еду… Разве Её можно так бросить?

- Можно. Придумай Ей пожизненную пенсию. Пусть все граждане сбрасываются по одной монете в год – у Неё будет безбедная жизнь.

- Это неплохой, но какой-то бездушный вариант.

- Знаешь, что? Я уверен, что у неё есть какой-то план, и она сама решит, что делать.

***

- Нет, нет, ни за что! – воскликнула Жюли, увидев, что Ева накрывает на стол.

- Думаешь, не справлюсь?

- Дорогая, тебе это уже не по статусу, - Жюли забрала у нее полотенце и начала протирать приборы, заодно пересчитав их, - Это что же, сюда придет Она и ещё кто-то?

- Нет, Ей хватило такта найти себе другие дела, - в разговорах между собой они старались не называть Маргариту по имени и всё ещё использовали в отношении неё особую форму местоимения. – Тут, как ни странно, появится Антоний, потому что Бу никак не может набраться смелости и сообщить ему, что он выпадает из их брака. Она даже попросила меня издать закон запрещающий альтернативные браки, чтобы ей самой не пришлось разбираться с этой ситуацией. Дети такие смешные.

- И не говори. Поверить не могу, что даже мой Этторе уже почти совершеннолетний – они до сих пор, по-моему, такие же, как 10 лет назад. Ну а кто ещё ожидается?

- Матфей. Полагаю, вы ещё почти не знакомы.

- Постой, а это разве не тот террорист, который похитил половину нашей семьи? – ужаснулась Жюли.

- Ну, если сводить счёты, он, в конечном итоге, пострадал больше. Они там втроём с Бенуа и Тано договорились, что никто не несёт ответственности за действия, совершённые в военное время.

- Это где было военное время? – спросила Инга, устанавливая на стол огромное блюдо с рагу.

- Было. Серьёзно, в какой-то момент мы, правда, были на грани катастрофы. Но для людей это выглядело, как затянувшиеся ожидание непонятно чего, информационная война, в конце которой мелькнул некий человек, за всё извинился, тут же пропал, Мама ушла в отставку и откуда не возьмись, появляюсь я – было от чего прийти в недоумение. – сказала Ева. – Но так как я до последнего буду держаться мирной политики, я не могу просто упечь всех агрессоров по тюрьмам…то есть в нашу одну тюрьму или казнить, поэтому мы стараемся, как можно быстрее и прочнее их всех интегрировать. Ну, а Мэтью, как самого опасного и непредсказуемого, будем держать ближе всего. Поэтому отнеситесь к нему дружелюбно – пусть он нам хоть чуть-чуть доверяет.

- Так у нас сегодня вечер на французском? – спросила Инга и ответила вопросительному взгляду Жюли: - Он ещё почти не говорит на фритише.

- Как интересно! - воскликнула Жюли. – А вообще, меня обычно радуют новые родственники. Даже Антоний.

- Ты ещё увидишь, как он на Бенуа похож, - усмехнулась Инга. – Это даже немного жутко.

- Теперь я просто умираю от любопытства! – в предвкушении Жюли начала нервно жевать хлеб.

***

- Думаешь, это хорошая идея? – спросил Мэтт. – Твои родственники могут меня возненавидеть.

- Да ты сам уже целый месяц напрашиваешься, а теперь решил подумать, хорошая ли это идея? – Бенуа протянул руку. – Ключи от техники, склада и кладовок.

- Очень мило, что мне всё ещё не доверяют. – Мэтт передал ему объемную связку. – Это при том, что со мной проводят рабочие встречи бывшая и нынешняя главы государства и руководитель секретной службы.

- Легко объяснимо. Тано чувствует вину, что чуть не отхватил тебе ногу, Ева просто добрая, а Марго в тебя влюбилась и уже давно ждет каких-то домогательств.

- Прямо умилительная картина: моя жизнь и судьба держатся на тонких материях раскаяния, доброты и любви.

- И вожделения, - напомнил Бенуа.

- Нет, это мне чуждо. Я вот думаю, если всё сложится хорошо, баллотироваться в Папы лет через 10, или когда там нашей Еве всё надоест.

- Вы дайте шансы какой-нибудь другой семье! – притворно возмутился Бенуа. – Поехали уже.

- Мне надо 20 минут, нет 17 хватит, но я же должен привести себя в порядок: не могу знакомиться с людьми, которые потенциально могут посчитать меня членом семьи, явившись им небритым, пыльным и в лохмотьях.

- Ничего, немного румян и блеск для губ всё исправят, - сказал Бенуа, но Мэтт только грустно вздохнул.

- Тебе повезло, что мне запретили людей убивать, и вдвойне повезло, что тут такая разнузданная свобода слова – даже не представляешь, как бы тебе за это досталось.

- Благословен будь, Единый Мир, - сказал Бенуа, приложив руку к сердцу и посмотрев в потолок. – 17 минут начались.

***

По дороге Мэтт вдруг сообщил, что вообще-то замкнут и необщителен, и спросил, позволяет ли здешний этикет весь вечер молчать, время от времени кивая. Бенуа ответил, что в восторге от такого варианта, но почему-то уже через 10 минут, которые Мэтт провёл рядом с Евой, знакомясь со всеми, он начал проявлять сначала среднюю, а потом и повышенную коммуникабельность. Он шутил о своем происхождении и неудачах в фигурном катании, делал комплименты всем дамам старше сорока и восхищался административными способностями Евы.

Публика принимала его весьма благосклонно, кроме Марко и семьи Тано, которые ждали перевода. Специально для них Мэтт продемонстрировал свои успехи во фритише, произнеся: «ЕМ – наша страна. Нам тут нравится жить. Я живу в доме. Там 30 комнат. Я живу один. Честно, этот текст сделал не я, а учебник для фритиша». Такая длинная и содержательная речь даже заслужила аплодисменты. Во всей компании только один человек с каждой минутой становился все задумчивее – Бенуа. И пока готовили стол к десерту, он отозвал Мэтта в свой кабинет.

- Ты что, nazzo, делаешь?

- Пытаюсь быть дружелюбным, и всем понравиться.

- Если бы только это. Я, чёрт возьми, сам так делал, поэтому говори, что ещё происходит!

- Чёрт, я сделал что-то очевидное?

- Более чем. Только вот я обычно проделывал это наедине или в очень маленькой компании.

- Ладно, если тебе так любопытно… - Мэтт посмотрел в сторону и, наконец, произнес: - У меня тут есть, вроде как, два варианта.

- Нет! – Бенуа схватился за стол.

- Ну, может и не два, полтора или даже один. Какой ты от меня хочешь точности? Я до сегодняшнего дня вообще не знал, что во мне встроен определитель – видимо, раньше просто не приходилось им пользоваться.

- Не хочу я никакой точности! Не смей это делать в моей семье!

- Успокойся, это никто из твоих настоящих родственников.

- Нет уж – твоих тоже! И кто тогда? Нет, не хочу знать! Это Антоний? Господи, пусть это будет Антоний!

- Бенуа, что за паника? Это даже оскорбительно. И Тони у меня как раз в серой зоне – скажу тебе что-то определённое часа через два. Но есть кое-кто стопроцентный. И можешь меня поздравить: я уже произвел неизгладимое впечатление. Он сначала как-то опускал глаза и краснел, а теперь взгляд от меня оторвать не может.

- Это просто страшный сон какой-то! Schwilze! Будем надеяться, что ты выдаешь желаемое за действительное.

- Надейся, кто же тебе запретит. А мне вот никто не запретит сейчас выйти отсюда и закрепить достижение, перекинувшись парой слов с…кое с кем.

- А как же умереть в одиночестве, баллотироваться в Папы, завести собаку? Как же Дэйв, в конце концов?

Мэтт на секунду сжал зубы и сглотнул, но всё же сказал:

- Денни умер. Просто перестал существовать. Он даже не смотрит на нас с небес, потому что нет никаких «небес», а я-то всё ещё здесь, что невозможно не заметить по исходящему от меня великолепию. Так что, прости, но я буду делать то, что лучше для меня. Мы, светские люди, вообще крайне неудобны, нас ведь не зацепить сверхъестественной чушью. И потом, кто знает, может, это судьба. Может, моя жизнь тут не будет так уж невыносима. – он вышел, но тут же снова заглянул. - Это Маурицио. Ну, это, чтобы ты не мучился догадками.