— Командир, пятнадцать минут назад этот «Тайфун» понятия не имел о нашем присутствии. Ничто не мешало нам следить за ним.

— У нас был приказ остановить его. А не преследовать.

— Нет, сэр. В приказе было сказано задержать русскую подлодку и не дать ей прибыть на Тихий океан до десятого августа. Нам предписывалось использовать разумные меры. Сэр, потопление российской стратегической ракетоносной подлодки нельзя назвать разумной мерой.

— На подводных лодках единственной неразумной вещью считается неудача. — Ванн повернулся к помощнику спиной. — Акустик, говорит центральный пост. Я собираюсь обойти вокруг зоны взрывов. Существуют ли причины, которые могут помешать вам восстановить контакт с целью номер пять?

«Да. Русские уже могут быть на полпути к Северному полюсу, твою мать!» — мысленно выругался Бам-Бам. Но вслух он произнес:

— Для того чтобы обнаружить русскую подлодку среди ледяного месива, командир, мы должны будем приблизиться к ней меньше, чем на десять тысяч ярдов.

— До какой глубины простирается слой пресной воды?

— Кривая солености обрывается на двухстах футах.

— В таком случае мы останемся у поверхности, где русские нас не услышат, и будем удить «Тайфун» на глубине на «толстую леску». Если он жив, мы его найдем. Если мертв, установим, где он затонул.

— Слушаюсь.

На самом деле Шрамм был совсем не уверен в этом. «Толстая леска», буксируемая матричная антенна «ТБ-16», представляла собой мощный шумопеленгатор, который можно было опускать на глубину на тросе длиной в полмили. Но проблема была не в том, чтобы что-нибудь услышать. Океан полон звуков. Гораздо сложнее определить, откуда исходят обнаруженные звуки.

Взглянув на Стэдмена, Ванн сказал:

— Старпом, позовите сюда Чоупера. Он, конечно, кретин, но, по крайней мере, он умеет не раскрывать рот без надобности.

— Сэр, русская «ядерная дубинка» может ждать нас в засаде. Мы только что выстрелили по ней, и, вероятно, русскому командиру захочется ответить на нашу любезность.

— Повторяю еще раз: вы свободны. Покиньте центральный пост.

«Байкал».

Марков оставил Грачева в ракетном отсеке, а сам, пройдя через кормовой люк в главный машинный пост, вместо того, чтобы вернуться в центральный пост, прошел по коридору вдоль правого борта и поднялся по трапу на среднюю палубу. Там он по притихшему коридору направился к себе в каюту. Сейчас горели только лампы аварийного освещения, и в их тусклом красноватом свете было слишком легко представить себе пенящиеся стены зеленой воды, врывающиеся в разломанный корпус «Байкала», похожий на винтовочные выстрелы треск лопающихся переборок, неистовые крики умирающих. Или, что хуже, потрясенное молчание тех, кто еще жив, уходящих вместе с искореженным корпусом в пучину.

Марков подошел к двери каюты. «Когда на борт успели загрузить ракеты? И сколько их?» Должно быть, это произошло тогда, когда их с Грачевым вызвали в Москву на встречу с Федоренко. «Ракеты с боеголовками?» Под носовым обтекателем каждой «РСМ-52» может гнездиться до десяти термоядерных бомб, а может, и ни одной. На борту его корабля может находиться до двухсот ядерных зарядов. Сколько их точно, знают только в Москве, но там, несомненно, не посчитали нужным сообщить об этом командиру.

Грачев прав. Похоже, американцам известно о его корабле больше, чем ему самому. А это значит, они сделают все возможное, чтобы не дать «Байкалу» дойти до Китая. Вероятнее всего, «Лос-Анджелес» следил за ним от самого Кольского полуострова, дожидаясь начала ледовых полей, чтобы нанести смертельный удар. Американцы полагали, и вполне логично, что лед навсегда погребет эту тайну.

В голове у Маркова остались две мысли: «Я не сделаю то, что ждут от меня американцы» и «Федоренко знал».

Открыв дверь, он постоял на пороге. Свет в каюте был погашен. Марков сделал глубокий вдох, улавливая приятный запах северного кедра, зеленой ветки, которую подарила ему на прощание Лиза. Эта ветка должна была напоминать ему о ней, о том, что есть мир, в который стоит возвращаться. Наконец Марков хлопнул ладонью по выключателю, и, зажужжав, вспыхнул холодный люминесцентный свет.

От удара об лед ваза с кедровой веточкой опрокинулась и свалилась на палубу. Вода разлилась, но прочное стекло осталось целым. Подняв вазу, Марков подошел к крошечной раковине и, открыв кран, дал воде слиться, чтобы она перестала иметь цвет крови. Наполнив вазу, он поставил ее на стол и только тут заметил, что цифровой дисплей глубиномера, закрепленный на стене, погас.

Марков вдоволь наслушался рассказов отставных подводников, собирающихся по вечерам в Санкт-Петербургском клубе подводников. Он лично был свидетелем агонии «К-219». Холодная война не всегда оставалась холодной. Моряки — и российские, и американские — горели в пожарах и при взрывах, тонули и гибли во время столкновений. Обстоятельства их смерти хранились за семью печатями в Вашингтоне и в Москве. Даже ближайшие родственники не знали всей правды, содержащейся в засекреченных папках с названиями погибших кораблей, чьи экипажи так и не вернулись с боевого дежурства: «К-19», «К-219», «Курск», «Скорпион», «Трешер». «Байкал» был на волоске от того, чтобы присоединиться к этому призрачному флоту.

Схватив трубку массивного черного телефона, Марков вызвал главного акустика.

— Говорит Марков. Есть какие-нибудь цели?

— Ничего, — доложил Беликов. — Но у нас за кормой становится очень тихо.

— Американцы не пойдут по следу своих торпед. Они совершат быстрый рывок и будут поджидать нас впереди.

«Если только им неизвестно, что мы не можем стрелять в ответ». В этом случае американцы догонят «Байкал» и, несмотря на все его попытки оторваться, будут стрелять снова и снова. «Следовательно, им неизвестно, что мы не можем дать ответный залп». Это станет временным преимуществом. Но рано или поздно американцы это поймут. Надо постараться максимально использовать небольшую передышку.

— Еще десять минут будем идти параллельно кромке ледяного поля, затем повернем на юг.

— На юг?

— Пусть Бородин проложит курс обратно до Тюленьей бухты. Отличный от того, которым мы шли сюда. Мы пойдем вдоль восточного побережья Новой Земли.

— Там очень маленькие глубины, товарищ командир. Нам придется идти очень медленно.

— Выполнять приказ. — Отключив телефон, Марков набрал номер старпома в центральном посту. — Сергей?

— Гаспарян слушает.

— На какой глубине мы сейчас находимся? Дисплей у меня в каюте вышел из строя.

— Глубина погружения триста метров, дифферент ноль.

— Нам надо подняться выше слоя соленой воды, но только бесшумно. Всплывай до глубины сто пятьдесят метров. Медленно.

— Так точно. — Пауза. Затем: — Командир, мы действительно возвращаемся домой?

— Если нам повезет, — сказал Марков, бросая трубку на аппарат.

Необходимо будет спуститься южнее границы сплошных льдов, всплыть и развернуть антенну, чтобы передать сообщение в штаб Северного флота. Марков понимал, что времени у него будет очень мало. Шум всплытия скрыть не удастся. Американцы обязательно обнаружат лодку.

«Байкал» буксировал за собой длинную антенну, предназначенную для приема сверхнизкочастотных сигналов. Такие сигналы можно принимать в подводном положении, даже подо льдом. Но только принимать. Если «Байкалу» удастся передать сообщение, он снова нырнет под воду и будет ждать ответа. Сняв трубку, Марков связался с Грачевым.

— Игорь!

— Старший помощник слушает. В чем дело, командир?

— Сколько времени тебе потребуется на то, чтобы установить новую антенну?

— Все зависит от того, насколько сильно ты испортил старую.

— Я спрашиваю серьезно. Мне нужен ответ.

— И я тоже отвечаю серьезно. Сила удара об лед была такова, что от перископов наверняка осталось одно воспоминание. Однако антенна была установлена дальше к корме. Если от нее хоть что-нибудь осталось, не меньше часа и не больше суток.