Девчонка, наглая, насмешливая, уверенная и такая красивая, такая изящная, такая необыкновенная, как редкая драгоценность, и я не могу упустить её. Парни должны думать, что я не хочу отступить только из понятий чести, вовне это главное, но внутри меня было то, что толкало меня вперёд и вверх, что уже сделало меня хозяином целой республики, а ведь если мерить прежними понятиями, я своего рода король, коли все и всё здесь подчиняется мне. И только одна непокорная нахальная девка поступила со мной так, что все мои достижения обесцениваются. Будто щёлкнула по носу прилюдно и сбежала.

Именно так и сказала Фредерика, нарочно приехавшая в Петрозаводск и, явившись в ресторан, где мы обедали с братвой. Вначале она вела себя вполне адекватно, хотя и заигрывала со всеми как шалава, но она делала так и раньше, показывая себя неотразимой и сексуальной, стараясь вызвать мою ревность, пацаны поддерживали её игру, делали комплименты, смеялись над её шутками. Хотя Фродя и в самом деле была хороша и, конечно, нравилась мужчинам, и мне нравилась, я долго ухаживал и добивался её внимания. Конечно, с её стороны это была игра, то сопротивление, ей просто было приятно, что я добиваюсь. Ну, а согласившись встречаться, она постоянно требовала подарков и всё больше, всё дороже, потому и со свадьбой тянула, рассчитывая произвести наиболее сильное впечатление на подруг и окружение.

И сегодня она явилась в наряде, достойном какой-нибудь Наташи Королевой или спайс-гёлз, что здесь, в Петрозаводске производило фурор: красный латекс, бюст наружу, и леопардовые сапоги с длинными носами на железных каблуках. Раньше и мне такой наряд показался бы роскошным, но теперь… теперь я видел, что она в нём и макияже, который она наложила множеством толстых слоёв, просто мечта привокзального борделя. Увы, я теперь был испорчен, я был заражён Таней, тем, какая она, какой изысканной и ослепительной может быть простота.

Фредерика села рядом со мной, на освободившийся стул, Шлемофон уступил своё место и пересел. Нас здесь было всего шестеро, кроме моих ближних трое местных, петрозаводских, из недавно примкнувших, мы только сели, чтобы обсудить строительство нового торгового центра, что было запланировано на ближайшее время, днём я встречался с бизнесменами, желавшими открыть там свои магазины, а вчера с представителями торговых сетей. В течение получаса предполагался приезд губернаторских, которые согласились делать вид, что это город строит торговый центр, и будет получать прибыль от него, на деле прибыль получат карманы губернатора и его помощников, а город только на бумаге, но главная прибыль, конечно, наша, львиная доля, что называется.

И вот сейчас в разгар деловой встречи и появилась Фродя. По глазам окружающих, я понял, что каждый из них не отказался бы вдуть ей пару раз, но терпеть за нашим столом, конечно, не станут и встреча могла сорваться, не начавшись. Но хуже всего было то, что её появление вообще оказалось возможно. С тем, кто сказал Фродьке, где найти меня и позволил пройти сюда, придётся поступить самым жёстким образом. Тем более что поле приветствия, Фродька уселась, махнула официанту принести шампанского, а сама забросила руку мне на плечо, развязно прижавшись ко мне, так, что груди могли вот-вот вывалиться прямо на стол.

– Ну что, Масик? Успокоился?

– Фродя, подожди меня за другим столиком, там тебе и шампанского дадут, и икры, всего, чего захочешь, здесь всё есть, – негромко сказал я.

– И что я там делать буду, пока ты с пацанами трёшь? Я что тебе, прислуга? Или маруха бандитская, чтобы отдельно сидеть.

Я поднялся, взял её за локоть мягко, тоже поднимая из-за стола.

– Поднимись пока наверх, Фредерика, я закончу с делами и приду.

Но Фродька вырвала руку.

– Придёшь?!

– Приду, поднимайся, Толик тебя проводит, – Толиком звали официанта.

– Что ты халдея мне приставляешь? Может мне, и дать ему? А? Пока ты будешь ту шлюху общедоступную вспоминать?!

– Прекрати, – вполголоса сказал я, ещё надеясь образумить её.

Но тщетно, Фредерика никогда не была способна слышать, что ей говорят, тупая и самоуверенная, она всегда вела себя, как заблагорассудится, считая, что ей позволено всё. Но раньше она не переходила пределы, всё же понимала, как вести себя, особенно при парнях, уважала меня, а сегодня, то ли чувствуя, что всё невозвратно разорвано между нами, то ли напротив, желая напомнить, как всегда крутила мной, совершенно утратила разум и бдительность.

Фредерика вырвала локоть из моей ладони, от этого рывка сиськи почти выпрыгнули из тесного лифа, опасно напряглись здоровенные ягодицы, они так нравились мне, как арбузы, твёрдые, крутые, вот-вот треснет юбка. Я всё же взял её за плечо и повёл из зала, а Фродя продолжила вопить всё громче, чтобы те, кто сидел за столом, всё слышали.

– Ты мне рот не затыкай! Решил бросить меня ради городской шалавы? Да она всему Шьотярву дала, кроме тебя. А ты рылом не вышел, да?! Цветы ей охапками таскал, а так ничего и не получил! Кинула тебя и сбежала, лох! И что ты сделал? Что ты мог сделать?! Ха-ха-ха! Весь посёлок ржёт над тобой, лохом! Что, пацанами руководишь, а девка тебя через хрен кинула?! И ты ничего не смог сделать, валенок! Что смотришь? Что ты смотришь? Что ты мне сделаешь?! Ты ничего не можешь! И подчиняться тебе могут только эти вот деревенские лохи! А мне ты ничего не сделаешь! Ты даже по морде мне не дашь! А-ха-ха!.. – раскрывая рот до самого желудка, покатилась Фредерика, грохот её смеха, кажется, отразился от стен и потолка, я просто кожей ощутил тишину за столом и во всём пустом ресторане, закрытом для всех, кроме нас. И в этой гулкой тишине все ожидали, чем закончится разборка Паласёлова с его бабой. Я мог сделать только одно.

– Верно, Фредерика, по морде не дам, – сказал я негромко, сейчас я не испытывал даже злости, способность не испытывать эмоций в критических ситуациях уже не раз спасала меня, и, достав пистолет, я выстрелил ей в лицо, и оно пропало, превратилось в дыру. И как мне могла нравиться, эта грубая и глупая женщина?..

Выстрел бахнул, как оглушительный раскат грома, отразившись от стен и пола, отделанных искусственным мрамором, Фредерика, изумлённая навеки, солдатиком упала навзничь, как киношная кукла, все не просто притихли, но замерли, пригнувшись, будто всех жахнуло по голове.

Я подошёл к столу, нельзя было, чтобы здесь валялся труп, когда приедут губернаторские, все хотят быть чистенькими, «непричастными к криминалу», Шлемофон понял без слов и поднялся из-за стола. Уже через несколько минут к приезду республиканских властей ничто не напоминало о происшедшем, кровь смыли хлоркой, а Фредерикин труп в багажнике ехал от города по направлению болот…Болота наши которые множество нераскрытых тайн, но Фредерику искать не будут, её мать уже несколько лет, как уехала с очередным сожителем на Север, куда-то в Магадан, что ли, а отца у Фроди никогда не было. И жалеть о ней, увы, тоже никто не будет…

Переговоры прошли, как мы и предполагали, чиновничьи рожи капризничали и выделывались, хотели больше денег, похоже, пришлось дать, но когда они уехали, я устало откинулся на спинку и сказал:

– Похоже, самим придётся встать во главе республики.

– Тогда уж всего Северо-западного федерального округа, – усмехнулся Бритиш, из местных, петрозаводских.

Я взглянул на него, и он умолк, бледнея. Продемонстрированное злодейство очень охлаждает ироничность.

За всеми нашими делами, решениями, преобразованиями прошёл целый месяц. За это время я очень многое успел, всё же город не несколько районных центров, пусть и город у нас и вся наша республика небольшая, в смысле населения, конечно, а не территории, почти равной какой-нибудь Греции. Но пусть людей у нас всего-то полмиллиона, зато все на виду, легче управлять. Мы начали контакты не только с финнами, как прежде, но со всеми прилегающими областями, и, особенно, Ленинградской, но больше всего я был нацелен на сам Петербург, потому поручил своим ребятам расширять и усиливать связи именно с Питером.