========== 7.12 Вместо эпилога ==========
Комментарий к 7.12 Вместо эпилога
Примерно так, в воображении автора, могла бы выглядеть несуществующая 50-ая серия.
Намертво вцепившись в подлокотники массивного кресла, придвинутого к столу, поверхность которого покрывали нацарапанные ножом линии, размечавшие поле для вэйци, частично заполненное белыми и черными плоскими камнями, Великий Хан яростным взглядом прожигал сидящего напротив приемного сына. Сун, впрочем, негодование отца встречал с обычной невозмутимостью, без намека на страх. Причиной недовольства хана на этот раз было только что упомянутое им решение сразу после Курултая на три, или чуть больше, месяца вместе с Чангэ отправиться на север, к горам Синшань.
— Девчонка крутит тобой как хочет! — хрипло выдохнул хан, чей голос после событий двухлетней давности так и не обрел прежней зычности. — Сначала почти на две луны затащила тебя в Мобэй, и не успели вернуться, ей срочно понадобилось ехать к сестре в Тан, видите ли, на племянника взглянуть. Сын, не забывай, что ты мужчина и мой наследник. Не позволяй ей командовать тобой. Дело женщины — хранить очаг и рожать детей, а не махать мечом и мотаться по всему свету.
«И это, отец, ты еще не знаешь, что Чангэ учит вертеть мечом и стрелять из лука девочек в Соколином войске», — усмехнулся про себя Сун.
Это был не первый подобный разговор с отцом. Великий Хан всегда был подозрителен и немного суеверен. После того, что ему пришлось пережить, он каждый раз, когда Сун надолго покидал стан Соколиного войска, опасался повторения страшных событий, почти стоивших ему жизни и едва не уничтоживших род Ашилэ. Ведь в прошлый раз все началось, когда Сун надолго уехал, чтобы найти Чангэ. Да и к самой Чангэ хан все еще относился с подозрением, несмотря на то, что Сун подробно рассказал ему о том, какую роль в поражении Ичэнь и их спасении она сыграла. Сун понимал страхи отца, потому был снисходителен к его словам, хоть и не позволял им менять его решений. Хану Яньли нечего было опасаться. Он по-прежнему пользовался уважением и поддержкой степных кланов, в немалой степени благодаря новому договору с Тан о мирном сотрудничестве, заключенному после бурных обсуждений на прошлом Курултае на выгодных для степи условиях.
— Отец, — спокойно отозвался Сун, опуская на поле вэйци очередной черный камень, — я давно не ребенок. Ты не можешь управлять моей жизнью. И тем более, жизнью Чангэ. Тебе не стоит так беспокоиться. Шээр должен скоро вернуться. Пока меня нет, Му Цзинь позаботится о Соколином войске. А мы с Чангэ вернемся к середине лета. Ты не успеешь заскучать.
— Пфф, — пренебрежительно фыркнул хан, но смолчал, признавая правоту сына.
Это был Му Цзинь, кто, рискуя жизнью, проник в Динсян, чтобы разведать планы Ичэнь. Му Цзинь, кто, вместе с воинами Соколиного войска, увез хана из Динсяна, спасая от бесславной смерти. Му Цзинь, кто помогал Чангэ спасти Суна, а с ним — и род Ашилэ.
И шад… Даже после объяснений Суна и уговоров Шисинь Сыли потребовалось немало времени, прежде чем отец согласился позволить Шээру с Волчьим войском вернуться. Сун, уставший от оскорблений типа «щенок этой шлюхи Ичэнь» в адрес шада, привел единственный довод, который смог сломить сопротивление хана: «Шээр — сын хана Шулэ, и характером пошел в отца. Иначе, вместо того, чтобы помогать нам, он поддержал бы свою мать». Прошлой осенью Волчье войско вернулось, — с резко повзрослевшим и немногословным шадом во главе, — заново принесло клятву верности Великому хану и разместилось рядом с Главным Шатром, разделив с Соколиным войском заботы по охране Главного Шатра. С тех пор Шээр дважды уходил с частью своего войска на восток, усмирять разбойничающих там мергенов. Сун надеялся до отъезда дождаться его возвращения.
С недовольным хриплым выдохом отведя наконец взгляд от Суна, хан снова обратил взгляд на игровое поле. Сун научил отца играть в вэйци, чтобы отвлечь его от беспокойных мыслей, когда тот еще едва мог шевелить рукой и страдал от своей беспомощности. Игра неожиданно увлекла хана и стала заменой боевым подвигам, для которых в его жизни больше не было места. Он возмущался поражениями и азартно вырывал победы у добродушно посмеивающегося монаха Сунь, приехавшего через несколько месяцев после завершения войны с Ичэнь вместе с Сыту Ланланом и малышкой Юань, чтобы навестить Чангэ. По просьбе Суна и Чангэ все трое задержались в Главном Шатре почти на три луны, к концу которых монаху Сунь удалось в буквальном смысле поставить отца на ноги.
Тогда же Сун предложил Чангэ забрать к ним Адо. Мальчик уже окончательно оправился от ранения, и предложение переселиться в стан Соколиного войска привело его в неописуемый восторг. Не прошло и пары недель, как он передружился со всеми детьми и взрослыми, взял под дружескую опеку немного застенчивого брата Мими Гули, и, кто бы мог подумать, покорил Великого Хана.
Сун вспомнил, как Адо в первый раз встретился с ханом. Чангэ старалась как можно реже попадаться отцу на глаза, зная о его неприязни, но в тот день Сун уступил Адо, просившему позволить «хоть одним глазком взглянуть на настоящего хана», и привел обоих в Главный Шатер. Старательно скопировав приветствие Суна, Адо углядел перед ханом стол с незавершенной партией вэйци и с горящими глазами жизнерадостно поинтересовался: «Дедушка хан, ты играешь в вэйци? Можешь показать мне? Я быстро учусь». Глядя на опешившего от такой наглости хана, они с Чангэ не могли удержаться от смеха. Но Адо, будучи смышленым мальчиком, в самом деле быстро понял правила игры и потом часто бегал в Главный Шатер, чтобы сыграть с ханом, попутно с простодушным нахальством расспрашивая его о прошлых военных походах.
Глядя на сложившуюся в игре ситуацию, отец, очевидно, тоже подумал об Адо.
— Что с вашим мальчишкой? Оставите здесь? — Отец ни разу не назвал Адо по имени, всегда «ваш мальчишка». Так же, как никогда не звал по имени Чангэ.
— Нет, — покачал головой Сун. — Возьмем их с Бучженом с собой. Они уже почти взрослые, немного приключений им не повредят.
— Возишься с чужими детьми, — недовольно пробурчал хан, закрывая белым камнем случайно оставленный Суном проход. — Пора бы уже завести и воспитывать своих. Вон, у твоего Му Цзиня скоро второй появится, брал бы с него пример.
Сун скрыл улыбку. Отец нехотя признавал поражение.
— Придет время и для этого, отец. Чангэ еще молода.
…
— Су Ишэ, а где Сун? — спросила Чангэ, не увидев тегина с вернувшимся из Главного Шатра отрядом.
— Ушел к Лазурному озеру, советник Ли, — улыбнулся тот. — Просил сказать тебе.
Это звучало приглашением. Обычно Сун уходил туда, чтобы поразмыслить о чем-нибудь наедине, но высказанная Су Ишэ просьба означала, что он не будет против, если она присоединится.
Сун сидел на берегу, задумчиво глядя на пока еще редких светлячков, вьющихся над ближайшим кустарником. Конечно, он слышал, как она подошла, но не обернулся.
— А-Сун. Ты сказал отцу? Он опять ругался на меня? — спросила Чангэ, кладя ему руки на плечи. Сун легким движением погладил их, потом потянул за одну, усаживая ее себе на колени, и коснулся ее губ нежным поцелуем.
— Немного, — ответил он. — Он беспокоится. Но возразить ему нечего.
— Тогда почему ты пришел сюда? Тебя тоже что-то беспокоит? — не унималась Чангэ.
Сун улыбнулся, тягучей и соблазнительной улыбкой, от которой сердце Чангэ готово было вырваться из грудной клетки, так громко и часто оно билось.
— Просто хотел немного побыть с тобой наедине, — тихо ответил он, снова касаясь губами ее губ. — Здесь нам никто не помешает… Помнишь, как мы пришли сюда вместе в первый раз?
Чангэ кивнула.
— Тогда я думала, что у меня больше нет дома и нет семьи, не верила, что когда-нибудь снова смогу улыбаться и радоваться жизни. Это счастье, что я встретила тебя. А-Сун, ты помог мне пережить то страшное время. Ты научил меня, что, пока следуешь своему сердцу, все прекрасное и важное всегда будет с тобой. Теперь я знаю: мое сердце там, где ты. Ты мой дом, моя семья.
