— Ты совсем ёбу дал? Что за херню ты творишь?!

Я облизнул губы и бросил взгляд на штаны Макса, которые стали топорщиться в области промежности. Я усмехнулся и придвинулся к успевшему сесть Максу. Глядя в его помутневшие серые глаза, я потянулся к резинке.

— Только попробуй, бухой пидорас.

Я привык к постоянным ругательствам Макса, поэтому не стал останавливаться и запустил руку под натянутую ткань. Кончики моих пальцев скользнули по горячей плоти, но большего мне не позволили. Макс отвесил мне хлёсткую пощёчину.

В ушах зазвенело, отчего я отшатнулся от парня и медленно начал приходить в себя.

— Одуплился? Я же тебя предупредил, грёбаный педик. Ещё раз прикоснёшься ко мне, я выбью тебе все зубы.

Я потёр горящую щёку и растерянно посмотрел на Макса. Если мои действия приводили его в такое бешенство, почему он не ударил меня сразу?

— Я всего лишь поделился с тобой, блядь, а ты что себе надумал?! Решил, что я после этого расчувствуюсь и как сраный пидор дам себе в штаны залезть? Это омерзительно! Да из тебя ещё коньяк походу не выветрился!

Оставаясь безмолвным уже более пятнадцати лет, я как никто понимал, что не все мысли, которые должны были быть озвучены, произносились вслух. А то, что действительно лежало на сердце, в речи чаще всего прикрывалось совершенно иными, иной раз абсолютно противоречащими истине словами. Макс мог материться сколько угодно, но после всего, что между нами происходило, я ему не верил.

Тем временем парень, остро сверливший меня взглядом, наверное, заметил скепсис, отразившийся на моём лице. Его раздражение немного поутихло, поэтому тон, с которым он сказал следующую фразу, был почти спокойным, но вместе с тем произносимое сочилось желчью.

— Нет, подожди… Я не могу поверить в эту хуйню. Ты что, в моём хорошем отношении и доверии к тебе углядел что-то большее и решил, что между нами может что-то быть?

Я не моргая смотрел на Макса.

— Неужто ты настолько отчаялся, что теперь готов вешаться на любого, кто просто начнёт с тобой общаться и не будет тебя клепать?

Я нервно покусывал губу, не зная, как реагировать на сказанное.

— Ты ошибаешься. Я не гей, чтобы ты вообще мог мне нравиться. И, более того, не обманывай себя, я тебе тоже не нравлюсь. Будь оно иначе, ты бы уже заговорил со мной, а не продолжал эту херову игру в молчанку.

В последних словах Макса звучала злость, однако был в них и оттенок некоторой горечи.

Парень поднялся с пола и свистнул Подлеца, который, игнорируя нашу возню, во время всего нашего разговора по-прежнему сладко спал в углу дивана. Я встал вслед за Максом и попытался удержать его за плечо, потому что не хотел, чтобы он уходил. Может, в чём-то он был и прав, но мне не хотелось, чтобы наш вечер после всей той искренности, которую мы оба себе позволили, закончился на подобной отвратительной ноте.

Однако Макс скинул мою руку и, вовсе не используя физическую силу, нанёс мне один из самых сильных ударов, которые мне когда-либо доводилось сносить.

— Не приближайся ко мне, ненормальный гомик.

========== Глава 8. Взрывая, возмутишь ключи, питайся ими — и молчи… ==========

После того, как Макс ушёл, за всю оставшуюся ночь я так больше и не заснул.

В моей жизни бывали вечера, когда я, подвергнувшись побоям, не мог сомкнуть глаз, ворочаясь с боку на бок от испытываемой боли. Причины нынешней бессонницы были такими же, только боль была совсем иной.

Я метался по дивану, пытаясь избавиться от лезущих в голову мыслей, но лишь сильнее путался в них. События вечера и последняя фраза Макса душили меня сильнее самых цепких и жестоких рук, и я не знал, как мне высвободиться из их мёртвой хватки.

Я с нетерпением ждал утра, чтобы найти Макса в училище и извиниться за то, что так извращённо позволил себе выразить свои переливающиеся через край разумного эмоции. Я надеялся, что он простит меня и, сделав скидку на то, что я был не до конца трезвым, не будет воспринимать мои откровенные действия слишком серьёзно, чтобы из-за них разорвать со мной все связи. Несмотря на то, что Макс сказал перед уходом, я отказывался признавать, что был настолько безразличен ему, что он враз был готов избавится от меня просто из-за того, что был ярым гомофобом.

При этом гораздо больше меня терзало даже не то, сможет ли Макс принять мои извинения. Я сам себе не мог ответить на один, казалось бы, очень простой вопрос.

Правда ли во мне была надежда на то, что после случившегося всё могло быть как прежде? Да и хотел ли я вообще, чтобы всё было по-старому? Может, как сказал Макс, я в глубине души наивно уповал на нечто большее?

Макс был прав, должно быть, я совсем потерял голову, вцепившись в первого же, кто проявил ко мне какую-то солидарность. Я мало что понимал в человеческих взаимоотношениях, потому что у меня никогда не было опыта нормального общения, но я не мог поверить в то, что так серьёзно ошибался. Неужели Макс действительно просто когда-то с сочувствием отнёсся ко мне и всё это время видел во мне обычного приятеля, которого в любой момент можно было без сожалений оставить? Я решительно не хотел это принимать, потому что был уверен, что Макс на самом деле нуждался во мне ничуть не меньше, чем я в нём.

Разве, если бы я был ему чужим, стал бы он переживать из-за того, как я его воспринимал? Стал бы он проводить со мной столько времени, которого у него почти не было? Стал бы он пытаться вытащить меня из клетки моей замкнутости? Стал бы раскрывать передо мной свою душу, рассказывая то, чем вряд ли мог поделиться с кем-либо ещё? Разве всё это не говорило о том, что я был ему дорог?

Мои руки ещё помнили, как Макс трепетал подо мной, а в ушах эхом отдавалось его шумное дыхание, вырываемое из груди прикосновениями моих губ. Неужели всё это тоже ничего не значило?

«Почему же ты так испугался? Это в самом деле из-за того, что я парень? Или же… Ты не веришь мне, потому что я до сих пор не могу разговаривать с тобой?» — судорожно думал я, пялясь в равнодушный к моим переживаниям потолок.

Я правда хотел заговорить с Максом. Если от этого зависело, сможем ли мы сохранить наши взаимоотношения, я был готов сделать это, как только снова увижу его.

***

На следующий день Макс не появился в училище.

Я знал, что после случившегося накануне он не придёт ко мне сам, поэтому нашёл в расписании аудиторию, в которой должна была заниматься его группа, и после первой пары направился туда. Однако, окинув взглядом кабинет, я увидел, что место за последней партой, где обычно сидел Макс, было пустым. После второй и третьей пары я повторил свои действия, надеясь, что Макс просто проспал или опоздал на учёбу по каким-то иным причинам. Когда закончилась третья пара, а его всё ещё не было в училище, я почувствовал, как по моему сердцу черканули острые когти тревоги.

Я поймал в коридоре старосту группы Макса и с помощью сообщения на телефоне спросил, не знала ли она, куда парень мог пропасть. Она лишь пожала плечами и сказала, что Макс ни с кем не общается и никого не посвящает в свои дела. Услышав эти слова, я чуть не сшиб девушку с ног, в приступе паники метнувшись в свою инвентарную.

Я буквально забежал в комнатушку и, захлопнув дверь, облокотился на неё спиной. Я никак не мог остановить выпрыгивающий из груди дрожащий от ужаса орган, который подсказывал мне, что с Максом что-то случилось.

Перед глазами стоял пустой взгляд Никиты, который он бросил нам вслед, когда Макс захотел избежать встречи с ним, а в голове вибрировал крик, с которым Макс сбрасывал докучающие звонки. Я молился, чтобы исчезновение парня никак не было связано с больными отморозками, и еле просидел до конца рабочего дня.

За весь день я написал Максу кучу сообщения, но, так и не получив ответа ни на одно из них, напрочь забыл о своей немоте и названивал ему, как сумасшедший. Трубку он тоже не взял, и долгие гудки окончательно убедили меня в том, что я должен был найти его.