В общем, свидетель так себе.

— Георгий Павлович, когда судья выдвинет обвинение, Тыранова сама на мужа покажет, чтобы не получить наказание кнутом, — уверял Куроедов.

— А если оба не признаются? — возражал я.

По заверениям помещика и не такие признавались. Сомнения у меня оставались и, возможно, я бы не стал давать делу ход, но тут Тырановы заявились со скандалом, требуя несуществующих денег за патент. Я еще пытался им объяснить, что это художник платил деньги за оформление документов, а не наоборот. Меня не услышали и пообещали отправиться к судье.

— Значит, сами виноваты, — рыкнул я им в спину и решил действовать на опережение.

К тому же секретарь Куроедова как раз грамотный документ написал. Там мы свои заключения изложили чётко и по пунктам. Оставалось добавить взятку и дело, как говорится, в шляпе.

Так оно всё и получилось. Какие-то примитивные в это время преступники. Мы почти не потратили времени на раскрытие убийства. Никаких долгих размышлений, метаний, поиска свидетелей и доказательств. Люди этого времени просты и имеют скудную фантазию. Захотелось денег — стукнул по затылку. Нет бы алиби озаботиться, подставить кого-то, устроить всё затейливо. Сказывается недостаток образования, да и отсутствие достойных примеров. Стоит ли выпускать этого джина из бутылки раньше времени и начинать писать детективы?

Тырановы во всем сознались.

Предположу, что в любом другом случае преступник мог отделаться и каторгой, но не в нашем варианте. Резонанс в связи со смертью художника оказался сильный. Петербург только-только перестал обсуждать это событие, а тут нашли убийцу! Итог был очевиден. Дядю Алексея Тыранова должны были казнить, тёте достался десяток ударов кнутом (плети в качестве судейского наказания не используются) и дальше дама была выслана куда-то на поселение в Сибирь.

— Обязательно нужно сообщить Михаилу, чтобы принял наследство брата, — подвёл я итог всему. — Пора домой.

Справочник мы отпечатали. Пять сотен экземпляров оставили на продажу. Десяток занесли в медицинскую академию в качестве подарков. Двести штук взяли с собой. В нашей глубинке Куроедов найдет кому их сбыть. Пока не начались споры и крики по поводу содержания справочника, лучше смыться.

Кто захочет опротестовать, может лично провести опыты и исследования. Чтобы высказать своё «фи» и несогласие с авторами, нужно до них добраться. А дома нам не только «стены помогут», но старец Самарский. Да и сомневался я сильно, чтобы эти доктора и профессора помчались следом. А к следующему визиту в столицу страсти должны стихнуть.

Путешествие весной по дорогам России это нечто невообразимое. До Москвы мы добрались относительно нормально. Наши тяжеловозы могли вытащить кареты из самых глубоких ям, заполненных смесью воды, грязи и размокшего снега. Где не получалось парой, запрягали четверых коней. Один раз помогли какому-то столичному чиновнику и зареклись делать это в дальнейшем.

Возможно, просто кадр такой попался, но мне проявлять благотворительность резко расхотелось. Мужчина не только спасибо не сказал, он вообще оказался ещё той сволочью. С ним мы пересеклись на ближайшей станции. Путешествовал чиновник не один. В его подчинении были слуга и парнишка лет семнадцати. Чем-то он не угодил или не так сказал. Мужчина его начал избивать прилюдно. Бил кулаками довольно сильно. Когда парень упал, то добавил ногами. Никто не вмешивался и останавливал. Такие избиения младших по должности дело обычное.

Мы с Лёшкой было сунулись, но Куроедов остановил, кратко пояснив, чем может обернуться заступничество. Парень потом выбрался из-под лавки, куда его загнал пинками начальник, и, кланяясь, поблагодарил за науку. Дальше сел рядом с возницей и продолжил путешествие с чиновником.

В другой раз мы наблюдали сцену жестокости, но уже не по отношению к человеку, а к коню. Чиновник был другой, а повадки схожие. Пользуясь тем, что лошади почтовые, он вначале избил животное, а после приказал умертвить. Чем уж ему не угодил конь, мы так и не узнали. Снова Куроедов отговаривал вмешиваться, мол, кому надо разберутся, деньги господин заплатит.

Соседа подобные сцены ничуть не удивляли. Помещики в это время подвергают крепостных крестьян более серьёзным наказаниям за самые мелкие прегрешения, и сам Куроедов отнюдь не ангел во плоти. Пусть и сократил свой гарем, но крепостных крестьян за людей не считает.

Наверное, я никогда не привыкну к этой стороне жизни в девятнадцатом веке. Идти против системы бесполезно, пополнять число ссыльных в Сибирь у меня нет желания.

Так что сосредоточился на том самом прогрессорстве. В Петербурге своеобразную диверсию мы уже устроили, теперь на очереди был Московский университет, с профессорами которого уже доводилось сталкиваться. Люди эти вполне просвещенные. Я им чуть позже периодическую систему химических элементов подкину. Пока же пусть наш медицинский справочник почитают.

Куроедов согласился не продавать в Москве книги, а сделать подарки, присовокупив к каждому экземпляру адрес. Ну-ну. Скандал в медицинской академии ничему его не научил. Медики во все времена были самыми консервативными из учёной братии. Ох и забросают они письмами Куроедова! Хотя… возможно, на это и был расчет. Сбылась мечта заурядного помещика — стал более известным, чем покойный папенька. Есть чем прихвастнуть перед соседями.

Пока же до тех соседей ехать и ехать. Мне казалось, что я давно привык к неустроенному быту девятнадцатого века, но, как оказалось, это я просто весной не ездил на дальние расстояния. Возницы, пообщавшись на станциях со служивым людом, рассказывали, что в сухую погоду почтовые лошади даже по ночам везут путешественников. Якобы пятьсот вёрст за трое суток преодолевают. Несильно я верил в эти сказки, но был согласен, что со сменными почтовыми лошадьми мы бы продвигались гораздо быстрее.

Пока же преодолевали путь под дождём и в грязи. Последняя была кругом и везде. Отсыревшая одежда не успевала к утру просохнуть, приходилось надевать влажные вещи и сырые сапоги. Лёшка с Куроедовым простыли и дружно выискивали в справочнике симптомы самых невероятных болезней. Попутно пытались чем-то лечиться. Я им в Покрове прикупил мёда и прополиса. Цены явно были завышены раза в два, чем в Самарском регионе. Но всё лучше, чем слушать нытьё Куроедова об отсутствии лекарств.

Меня насморк и прочие симптомы простуды обошли стороной, зато выскочило несколько фурункулов. И в таких неудобных местах, что дамам я их не стал бы демонстрировать. В результате в карете сидеть мог на одном полупопии, а ночью спал только на животе, поскольку спина и шея были покрыты гнойниками.

Лёшка предлагал их вскрыть, но я не рискнул. Ещё какую заразу в организм занесу. А фурункулы из-за сырости не проходили. Не успевали одни сойти, как на том же месте вскакивали новые. В общем, сплошное мучение и плохое настроение.

Результат нашей поездки в Петербург уже не выглядел так чудесно, как казалось до этого. Тыранова убили, картину мы отдали бесплатно в дар, гувернёра сыну я не нанял. Из сомнительного приобретения только дед в тушке Пети. Он как раз был всем доволен. С радостью туриста рассматривал все, мимо чего мы проезжали. Мне приходилось отвечать на многочисленные вопросы деда, поскольку ехали в одной карете. Всех сопливых и кашляющих разместили во второй, где секретарь Куроедова ухаживал за хозяином и Алексеем.

Первые три дня беседовать с дедом было интересно. Он рассказал, как перемещал сознание. Как вычислял что-то там и мастерил, используя искусственные рубины, искал по архивам подходящее тело, лично нашёл могилу и даже тёмной ночью её раскопал. Зачем это ему понадобилось, я так и не понял. В результате всех манипуляций дед сумел переместить сознание. Не иначе магия какая. Разумного объяснения этому феномену я не находил. Вернее, никак не мог понять, как именно деду удалось занять именно выбранное тело. Дед пояснял, причём такими словами, где русскими оставались одни предлоги. Остальное было из мира фантастики с какими-то импульсами, резонансами и прочими терминами.